О жизни насельниц Введенского монастыря многое можно почерпнуть из воспоминаний Настоятельницы Иоанно-Предтеченского Леушинского первоклассного женского монастыря Игуменьи Таисии (в миру – Мария Васильевна Солопова). Мария Васильевна родилась в Санкт-Петербурге в 1842 году. Родители ее происходили из древних дворянских фамилий: отец – Василий Васильевич – потомственный дворянин, мать – Виктория Дмитриевна – москвичка из рода Пушкиных, к которому принадлежал и великий русский поэт. Окончив в 1860 году курс обучения в Павловском институте благородных девиц в Санкт-Петербурге, в 1861 году поступила по благословению старца Лаврентия в Тихвинский Введенский монастырь, где провела около 10 лет. В своих воспоминаниях она пишет: «День моего приезда и водворения в обители был, как я упоминала, 19 февраля; это был родительская Суббота перед масляницей; масляница и в обителях имеет некоторую льготу против обыденной жизни: последнюю половину недели, с четверга, сестры освобождаются от общественных работ, то есть от послушаний, трапеза поставляется сравнительно лучшая, кроме того, на ней подают блины, да и по кельям не возбраняется печь блины и все, что угодно. Но вот наступал Великий пост, пришел вечер "Прощального Воскресенья". По обычаю, существовавшему в Введенском монастыре в то время, в Прощальное Воскресенье после вечерни, за которой все прощаются друг с другом, идут все в трапезу заговляться, идут даже и больные, и увечные, одним словом, все сестры, могущие хотя только передвигать для ходьбы ноги. Наша м. игумения Серафима обязательно ходила ежедневно в трапезу обедать, а в этот день приходила и ужинать. После ужина читались положенные молитвы, а затем снова все начинали Прощаться, кланяться друг другу в ноги, не исключая и м. игумений, тоже кланявшейся в ноги всем сестрам. Затем все расходились по кельям, где и пребывали безысходно до субботы первой "недели Великого поста, кроме церкви, которую посещали во время каждой службы, а на первой неделе – больше службы, чем отдыха. Пищи вареной не давали во всю неделю, а в "чистый" понедельник и в пятницу не полагалось ничего, кроме ломтя черного хлеба. Питие чая было предоставлено произволу и силам каждой сестры по ее усмотрению; немощным и клиросным он разрешался, а остальные предпочитали воздержание. В пятницу с раннего утра начиналась исповедь: для монахинь постриженных приезжал духовник, иеромонах из "Большого" Тихвинского монастыря, а послушницы исповедовались у своих белых монастырских священников. В субботу все были причастницами Святых Христовых Тайн. Затем, последующие недели до Страстной недели были уже гораздо льготнее, – трапеза, хотя и очень постная, поставлялась по дважды в день, и проходились обычные монастырские послушания.». [32].
Интересно описание финансовых отношений послушницы и Обители: «Надобно при этом заметить, что при себе денег у меня почти не было. Семьсот рублей, привезенные мной из мира, я целиком показала матушке игумений, прося ее взять из них 300 рублей взносу за меня, а остальные оставить в мою собственность на мои нужды. Добрая матушка опять повторила мне прежние свои слова, сказав, что все эти деньги спрячет для меня и будет мне выдавать с них проценты два раза в год по 17 рублей, что и исполняла неизменно. Но какие это были деньги при тех условиях жизни, в каковые мы были поставлены! Мы имели готовые только кельи, дрова и скудную трапезу, конечно, это существенные нужды, зато все остальное у нас должно было быть свое: чай, сахар, если бы понадобился, – и кусок белого хлеба к чаю (что при скудной трапезе было почти необходимо), одежда, обувь, белье, верхнее платье, посуда, самовар и все, все жизненное от малой до большой вещички, даже уголья и лучину для самовара, все надо было купить». [33] Твердо установленной суммы взноса при поступлении в монастырь не было, а 300 рублей, которые предлагала в качестве взноса Мария Солопова, были в тот период для любого монастыря немалой суммой. Например, в Староладолжском женском Успенском монастыре в этот же период «Взносы при поступлении в монастырь простираются от 100 до 200р.; некоторыми внесено и более; но большая часть поступающих в монастырь принимается без вкладов». [34]
Не взирая на благородное происхождение Марии Солоповой, первый год в монастыре она проходит «…искус мой в тяжелых, так называемых, "черных" работах, чему, по тогдашним правилам монастыря, все новоначальные, какого бы рода и воспитания они ни были, должны были подвергаться ради учения их монашескому самоотвержению в терпении и смирении.». [35]
И только после этого искуса послушнице Марии назначается послушание, более соответствующее ее образованию и навыкам: «Около того времени в городе Тихвине не было ни одного женского учебного заведения; некоторые из граждан обратились к матушке игумений с просьбой – поучить их детей в монастыре подготовительно для поступления в столичные учебные заведения, так как в монастыре из числа сестер были и окончившие курс наук. Матушке игумений пришло на мысль поручить это дело мне, как по всему мне подходящее. И вот вместо всякого другого "послушания" (кроме клиросного, которому я всю жизнь служу неизменно), я сделалась учительницей… С этого времени жизнь моя пошла следующим порядком: ежедневно я вставала к утрени, которая бывала у нас в 4 часа утра; после утрени редко когда пила чай до поздней Литургии, к которой, впрочем, не могла ходить, потому что к 9 часам собирались мои ученицы. После Литургии мне приносили чай на место занятий, продолжавшихся до 12 часов полудня, когда я уходила в трапезу, а дети оставались кушать свой привезенный с собой завтрак; затем от часа до двух я с ними гуляла, а потом снова занимались до четырех с половиной часов, после чего они уезжали, а я шла к вечерне и, по обычаю, стояла и "правило". Только к 8 часам вечера я возвращалась в келью». Оплата за обучение детей поступала от родителей Игумении, в пользу монастыря. [36]
Интересно описание того, как решался в этот период в монастырях, в том числе Введенском монастыре, вопрос о кельях: «Один из существеннейших вопросов для всякого живущего в обители – вопрос о келье, то есть о комнате, в которой кто живет. В некоторых монастырях почти все кельи "собственные", то есть откупленные на всю жизнь владелице, причем и ремонт, и поддержка кельи – все уже лежит на ее заботе, и она живет в ней полной хозяйкой, берет себе келейницу, то есть послушницу для услуги, по своему усмотрению и выбору. Те же, которые не имеют средств "купить келью", живут в общих помещениях, т.е. где и с кем придется. В Тихвинском монастыре, хотя и не исключительно, но существовал такой порядок, с той только разницей, что кельи продавались в "собственность" только или уже пожившим в монастыре и испытанным известным искусом, или же, если и вновь вступающим, то лицам более зрелого возраста». [37]
В конце 1860-х- начале 1870-х годов Тихвинский Введенский монастырь кроме лесного участка для снабжения дровами, владеет и некоторым количеством земли. Всего- 184 десятины. Капитал монастыря в 1874 году составлял 103 940 рублей. Доход (годовой)– 8 094 рубля. Все это- на более чем 140 насельниц монастыря. Размер дохода Введенского монастыря, судя по имеющимся данным, не намного превышал средний доход женского монастыря Новгородской губернии. Например, годовой доход Староладожского Успенского женского монастыря составлял около 5.500 рублей серебром. [38]
Важным источником доходов монастырей являлись художественные производства. Основное место принадлежало таким ремеслам и промыслам, как иконопись, изготовление священнических и Архиерейских облачений, золотошвейное дело, живописные работы. Большинство женских монастырей имело иконописные мастерские. Среди прочих занятий особое место занимало лицевое и орнаментальное шитье- вышитые изображения святых, различных библейских сюжетов. Эти занятия были неотъемлемой частью жизни монахинь. Существование женских монастырей без доходов от «рукоделий» было практически невозможно. Важным периодом в развитии художественных производств явились годы после секуляризации, когда многие женские монастыри оказались в бедственном положении. На ремеслах часто основывались все средства обители. [39]
