– Какая же это сирень? Это белень!

– Точно!

Смеялась Ева охотно, и Птиц подумал, что у неё, наверное, очень радостная жизнь. Родители есть, и они не разочаровали её до сих пор. Бабушка, у которой она задумала поселить его, живёт неподалёку. Даже младший брат имеется, правда, он доставлял некоторые огорчения:

– Я не знаю, что с ним такое! Уже три школы сменили, Витька нигде не может прижиться. Он сейчас в лагере, но я даже не сомневаюсь, что через пару дней домой запросится. Почему его везде начинают бить? И плочится ухо…

– Что?! – удивился Птиц.

– Ой! Учится плохо. Я иногда заговариваюсь.

Его вдруг пробрал озноб:

– Почему? Это не болезнь? Какая-нибудь…

– Да прям! Просто у меня мысли убегают вперёд. Я говорю об одном, а думаю уже о другом.

– И о чём ты думала, когда говорила о брате?

Ева вздохнула:

– Что наврать бабушке… Лучше ей не знать, что ты удрал из интерната. Она у нас бывшая учительница. Хотя знаешь, как говорят? Учителя бывшими не бывают… Это в точности про бабушку.

– Сдаст меня? – напрягся Птиц.

– Это вряд ли. Но будет пилить, пока ты сам не сдашься.

Остановившись, он хмуро спросил:

– Может, мне лучше не ходить к ней?

– А куда? – Ева беспомощно развела руками. – Больше никаких вариантов.

Внезапно глаза её расшились и уже знакомо заблестели:

– Если только…

– Что? – нетерпеливо выдохнул Птиц.

– У женя ме дядя…

– У тебя же дядя, – перевёл он.

– Ну да! Уехал на север. Он – корреспондент, у него такое задание от журнала. А его пристройка-то свободна!

– Пристройка к чему?

Ева просияла:

– А вот это самое главное! Это пристройка к нашему дому. С отдельным входом.

– И там никого сейчас нет?

– Вообще! Он же у нас холостяк. Мама называет его завидным женихом, но, по-моему, ничего завидного… Хотя дядя Гена – классный, конечно, я его просто обожаю! Но сейчас что девушкам нужно?

Птиц заинтересовался:

– Что?

– Деньги! – зловещим басом выдохнула Ева ему в лицо.

И рассмеялась:

– Да не бойся, не все же такие. Но пока дядя Гена ту самую не нашёл… На твоё счастье! А то пристройка была бы занята. Ничего, что она малюсенькая?

– Я думал, журналисты хорошо зарабатывают…

– Ну может, на Первом канале… Моим родителям повезло, что они друг друга отыскали. Представляешь, они ещё в детстве вместе играли! В одном классе учились. Целую жизнь вместе! Так не бывает, правда? Но у них получилось. А то, наверное, тоже оба холостяками остались бы – нищие же!

– Как это? У вас ведь свой дом.

– Ой, дом! Одно название. Старенький он совсем, папа с дядей Геной в нём и выросли. Пристройка, правда, поновее. Её построили, когда папа с мамой поженились. Да, кстати… Нам сюда, раз мы к нам.

Движением головы указав в проулок между двумя золотистыми туями, Ева принялась рассказывать о дяде, помогая себе руками. Они были тонкими и порхали, как крылышки. Интересно, как у неё фамилия? Может, она тоже из отряда птичьих?

– Дядя Гена – папин брат, они с ним с детства просто, как близнецы-неразлучники, хотя у них три года разницы. Знаешь, – Ева прикусила губу, попыталась удержать усмешку, – мне кажется, дядя поэтому и сбежал на север, что мой папа до сих пор его нянчит.

– У меня нет брата, – с сожалением признался Птиц.

– А у меня есть. Это ты уже знаешь. Но у нас с ним всё как-то не так… Даже не знаю, за что он меня так не любит…

Птиц даже остановился:

– Тебя? Разве можно не любить тебя?!

Его бросило в жар:

– Ну… В смысле… Сестру…

Она отвернулась на ходу. Может, скрыла усмешку?

– Я так и поняла, чего ты? Нам налево.

– Мы здесь уже проходили, – Птиц узнал «белень».

– Ну да. Мы же были рядом с нашим домом, а потом пошли к бабушке. Теперь возвращаемся. Ты запоминай, запоминай… Не всегда же я рядом буду.

«А мне хотелось бы, чтоб всегда…» – вслух этого Птиц не произнёс.

****

Пристройка и вправду оказалась крошечной – одна комнатка, метровая кухонька и почти такой же санузел с душевой кабинкой. Но Птиц был счастлив, что не придётся спать на улице или в какой-нибудь трубе. А он уже готов был…

Князь тоже, вроде, был не против остаться здесь. Наверное, неделя дождей убедила, что лучше иметь хоть какую-то крышу над головой. Правда, в каждом его движении сквозила настороженность: он обследовал домик-норку, припадая к полу и опасливо принюхиваясь.

Зато Ева так и порхала, показывая, где что дядя припрятал. Теперь и Птиц знал, каким должен быть продуктовый набор небогатого холостяка: тушёнка, макароны, растворимый кофе…

– Неудобно у него брать, – он положил на место коробку с лапшой быстрого приготовления.

Ева фыркнула:

– Вот ещё! Я потом ему всё объясню. Он же классный – поймёт! Да он и не вспомнит, что у него тут хранилось… Вернётся-то через полгода, не раньше.

– То есть я могу жить здесь целых полгода? – обрадовался Птиц.

Повернувшись к нему с пластмассовым чайником наперевес, Ева чуть сдвинула брови:

– Думаешь, твою маму не выпишут раньше?

Он сам ужаснулся:

– Нет! Выпишут, конечно. Бред какой…

– Тихо-тихо!

– Не знаю, с чего я такое ляпнул?!

– Я тоже думаю, что выпишут. Но если что – времени у тебя вагон. Кровати нет, но дивана тебе ж хватит? Главное, мойся днём, когда мои на работе, чтобы не слышно было. Если мама соберётся тут уборку сделать, я тебя предупрежу.

Наполнив чайник, Ева включила его и радостно потёрла ладошки:

– Сейчас мы с тобой попируем!

Потом вгляделась:

– А ты чего такой? Тебя в клон сонит? Ой, то есть…

– Ничего, я уже начал тебя понимать, – остановил Птиц. – Да я ночью почти не спал… Мандраж перед побегом, понимаешь?

– Так ты поспи тогда, – легко согласилась она и выключила чайник. – Постельное бельё у него в комоде. Какой у тебя номер? Я наберу, чтоб мой у тебя остался. Звони, как проснёшься. А свой на вибровызов поставь, чтоб у нас не слышно было.

Он вяло соглашался со всем, только кивая. Даже не стал объяснять, что телефон вообще выключил, ещё перед тем, как оказался за воротами интерната. Продиктовал номер и рухнул на диван, не застелив постель. В следующую секунду Птиц уже видел сон…

Разбудили его странные звуки: что-то тихо потрескивало совсем рядом. Звуки не были ритмичными, паузы между ними то растягивались, то сжимались до предела. Широко открыв глаза, Птиц долго смотрел в темноту, не понимая, что происходит. Мышь скребётся? Не похоже. Ломается что-то? Ему представилась иссохшая земля, которая пошла глубокими трещинами… Может, пока он спал, случилось жуткое, и человечества больше нет? Он – единственный выживший?

От этой мысли Птиц подскочил и включил бра над диваном. И беззвучно рассмеялся от радости! Застигнутый врасплох, Князь выгнул спину и уставился на него круглыми глазами. Под его лапами была брошенная в углу пупырчатая упаковка…

– Котики тоже любят лопать пупырышки? – спросил Птиц шёпотом. – Стресс снимаешь?

Проигнорировав вопрос, Князь степенно прошествовал к дивану, точно и не он только что развлекался, как маленький, и свернулся в уголке. Птиц потянулся за телефоном, включил… Всего два часа ночи, ещё спать да спать! Он убрал звук и погасил свет, а кот сразу перебрался ему под бок, замурлыкал так приятно, что сон сам приполз на этот звук.

Когда он очнулся в следующий раз, кот так крепко спал, вытянувшись под боком, что Птиц не сразу решился шевельнуться. Эта тёплая близость была совершенно незнакомым ощущением, от которого почему-то сжалось сердце.

«Вот, что чувствовала мама, когда родила меня, – подумал он и улыбнулся. – Хотя, наверное, она любила меня больше, чем я этого кота… Интересно, у мам любовь рождается вместе с ребёнком или как?»

Стараясь не потревожить кота, Птиц осторожно взглянул на дисплей: пять утра… Ни звонков, ни сообщений от Евы с вечера не было, видно не хотела его тревожить. Не забыла же о нём за считанные часы?