Кажется, кот не возражал. И вообще колбаса интересовала его больше, чем мальчишка, сидящий рядом.
– Ошейника у тебя нет. Ты бездомный кот? Знаешь, я тоже. У нас с мамой никогда своего дома не было, мы на съёмных квартирах жили.
Птиц задумчиво дожевал корочку:
– Но это не так уж и плохо, между прочим! Зато мы часто переезжали. Правда, всё в одном городе, чтоб я школу не менял. Класс у меня ничего был… Получше, чем в интернате.
Не прерывая, кот слушал его и даже не чавкал, как все животные. Птицу почудилось, будто он поглядывает на него с сочувствием: наверное, Князь был наслышан о школьных порядках. Рука так и тянулась к его дымчатой спинке, но было страшно спугнуть, и Птиц не решался погладить.
– У меня никогда не было кота в друзьях, – признался он. – Может, нам поискать ночлег вместе? Видел какой-нибудь заброшенный сарай?
Кажется, Князь призадумался… Но если у него на примете и было потайное место, с Птицем кот этим знанием не поделился.
– Ничего, – подбодрил Птиц. – Мы выкрутимся. Всегда выкручивались… С мамой.
Можно было заподозрить, будто он пытается подменить свою весёлую разговорчивую маму молчаливым зверьком, но это было совсем не так. Просто каждому живётся легче, когда кто-то есть рядом. И если это кот… Что ж, пусть будет кот!
Правда, никакой уверенности в том, что Князь останется с ним, не было. Как вообще можно быть уверенным хоть в чём-то, когда дело касается кошек?! Все они – себе на уме… И Птиц не особенно надеялся, что Князь не юркнет в кусты, прикончив колбасу. Да и позвать его было некуда…
Он опять услышал шелест шин, и только сейчас подивился тому, как пустынно в этом районе – ни одна машина до сих пор не проехала мимо. Птиц скосил глаза: так и есть… Уже запомнившаяся рыжая девчонка возвращалась назад. Опять промчалась мимо, но потом оглянулась на ходу и внезапно остановилась, спрыгнув на землю.
– Эй, тебя подвезти? Ты на станцию?
– Не надо, – ответил Птиц.
Но решив, что это прозвучало невежливо, пояснил:
– Я не на станцию.
– Ясно, – сказала она и улыбнулась.
Что ей, интересно, стало ясно?
От того, что девчонка стояла поперёк дороги, держа свой велосипед, Птиц тоже в нерешительности поднялся. Рыжая, похоже, была его ровесницей, лет четырнадцати. Правда, макушка её оказалась у плеча Птица – такого роста он был года два назад… Но лицо не выглядело детским, хотя на нём не было ни грамма косметики. Крупные кудри были коротко, чуть выше мочки уха, острижены по прямой. Птиц не разбирался – природный это медный цвет или приобретённый, но различал оттенок закатного солнца, от которого трудно было оторвать взгляд…
Ему всегда больше нравилось смотреть на закат, чем на восход, отчего мама звала его Человеком вечера. Даже рисовать его больше тянуло на закате, и солнце на рисунках Птица было красноватого оттенка.
Но сейчас оно ещё висело высоко, и вовсю забавлялось, пуская крошечных «зайчиков» в кудряшки девочки с велосипедом. Чтобы не таращиться, Птиц отвёл взгляд. Только заметил: глаза у неё очень тёмные, почти чёрные, но такие весёлые и блестящие, что в первый момент показалось, будто они голубые, как у его мамы.
Взгляд наткнулся на двух облезлых до белизны садовых гномов, наблюдавших за ними из зарослей папоротников у калитки. Они весело разинули рты и застыли в самых неудобных позах, Птицу даже захотелось помочь несчастным гномам, но это выглядело бы совсем глупо.
– Я тебя не видела раньше в нашем районе, – сказала девчонка, беззастенчиво разглядывая Птица. – Ты к кому-то в гости?
«Вот же любопытная!» – подумал он в отчаянии. Не хотелось грубить, глядя в эти весёлые глаза, но невозможно же сказать ей правду! А вдруг она из правильных? Ещё позвонит в интернат…
– Нет, – отозвался он коротко.
По её губам скользнула улыбка. Или ему показалось? Так быстро она исчезла…
– А ты общительный! Ну ладно.
– Стой! – внезапно решившись крикнул Птиц ей вслед, когда велосипед уже свернул за единственный в этом переулке каменный забор.
Заднее колесо выехало на дорогу. Спрыгнув на землю, девочка шагала спиной вперёд, и лицо её почему-то сияло. Как не верить человеку с таким лицом?!
– А?
Подбежав к ней, чтоб не кричать на всю округу, Птиц уставился на тонкие пыльные спицы колеса:
– Слушай, а ты здесь живешь?
– Через до двама… Ой! То есть через два дома.
Её оговорка, конечно же, случайная, позволила расслабиться. Подняв глаза, Птиц улыбнулся, не разжимая губ. Но от блеска её глаз ему захотелось зажмуриться – ослепнуть же можно!
Птиц опустил глаза на её бежевые кеды:
– А… у вас нет там сарая какого-нибудь?
– Сарая? – удивилась она. – Нет.
– Или… Не знаю… Сеновала?
– Откуда? Думаешь, мы коров держим? Это же город всё-таки! Хоть и окраина…
– Ну да. Извини. Я так… Нет, так нет.
– Я поняла. Тебе жить негде?
Только потому, что она почти до шёпота понизила голос, уважая его тайну, Птиц снова решился поднять глаза. Сейчас её взгляд был серьёзен, в нём не было и тени усмешки. И в ту же секунду Птиц поверил, что ей можно рассказать обо всём. Она не выдаст.
– В общем, да, – вздохнул он.
– Из дома сбежал?
Хотя Птиц точно знал, что это не так, ему понравилось, что в её голосе не прозвучало осуждения. И не стал врать:
– Нет. Из интерната.
Её лицо сразу сморщилось:
– Били?
Птиц покачал головой:
– Они хотят лишить мою маму родительских прав. А она не виновата. Ей пришлось поместить меня в интернат.
Тёмные глаза округлились от ужаса:
– Так она сама тебя… туда?
– Только потому, что заболела, – заторопился Птиц. – У неё рак… Онкология. Операцию делали, потом химиотерапию. Это всё очень тяжело, понимаешь?
– Конечно, – произнесла она уже другим тоном.
Ему послышалось в её голосе облегчение.
– Значит, она хорошая…
– А отца у меня нет, – опередив вопрос, который задавали все, сказал он. Но девочка серьёзно кивнула:
– Я так и поняла. Тогда бы ты не оказался в интернате.
– Возможно.
– В смысле?
– Отцы всякие бывают…
– Тоже верно… Это мне повезло! И что? Будешь прятаться, пока мама не выйдет из больницы?
– А что остаётся? Они хотят подыскать мне другую семью.
– Нормально! – возмутилась она. – А тебя они спросили?
– Я не стал дожидаться, пока они спросят… Потом уговаривать начали бы! А маму они всё равно могут лишить родительских прав…
– Как это?! Тебе уже есть четырнадцать?
– Есть…
– Значит, ты имеешь право голоса! Паспорт выдали, а право голоса забыли?
Птиц фыркнул:
– Похоже, что так! К паспорту ничего не прилагалось…
Она чуть подалась в бок и посмотрела куда-то за его спину:
– Кот твой?
****
Её звали Евой.
Короткое имя вонзилось в сердце Птица, заставило обмереть – знак судьбы? Он начинает жизнь заново и рядом Ева… Просто библейский сюжет. Он не так уж силён был в знании Книги Книг, но какие-то вещи знал. Скорее, из историй, написанных людьми, читавшими Библию… Интересно, а та самая Ева случайно не была рыжей?
– Ева, – повторил он завороженно и почувствовал себя мультяшным Валли.
Она усмехнулась, сморщив короткий носик:
– Смешно, да? Но моим родителям так не показалось.
– Ничего смешного.
– Её из ребра Адама создали… Ничего, да?
– Ребро – не самая плохая штука.
«Тонкое, гибкое… Совсем, как ты», – добавил он уже про себя. Рассмешить удалось, и Птиц сам обмяк, заулыбался.
Он вёл её велосипед справа от себя, чтобы тот не разделял их. А коту пришлось ехать в рюкзаке. Птиц опасался, что Князь устроит скандал – не карета всё же… Но тот нырнул в новое убежище, даже не мявкнув.
Сначала Ева не отдавала руль, но Птиц настоял и заметил, как она улыбнулась. Хорошая у неё была улыбка, её хотелось видеть.
И он теперь пытался использовать любой повод: поравнялись с белой сиренью – прикинулся удивлённым:
