– Вы намекаете на однобокость развития? Но не лучше ли тогда в вашем случае идти по обоим направлениям, вместо одной, правильной дороги?

Дорога, которую Сатиру так часто предлагали обследовать, не кажется ему столь привлекательной, чтобы отказаться от всего, во что он верит. Всё эти количественные улучшения лишь растягивают человека, заставляя его быть способным сражаться с природой. Но зачем с ней сражаться? Как вообще балансировать между выживанием и развитием?

– А вы не думали случаем, что реципрокным процесс давно происходит? Только вот человек будто нарочно гадит там, где ест, чтобы природа давала ему повод наращивать снова свою силу? – сказал он после небольшого раздумья.

– Хотите сказать, что беда человека в том, что он не меняется, но меняет все вокруг себя, чтобы получить толчок к изменениям?

Хм. Может быть, перед ним и никакой там не ИИ, а живой человек?

– Человек не отваживается быть человеком.

– Что же ему нужно для этого?

– Не знаю… Быть. – некоторая неуверенность проскочила в словах Сатира. Он и сам затруднялся ответить на сей вопрос.

– Так каковы ваши отношения с Юлей Лавлейс? – неожиданно переменил вектор разговора Евгений, указывая на неё, застывшую посреди комнаты.

– Мы давно не виделись. Поэтому я обрадовался, когда встретил её.

– О чем вы разговаривали?

– О прошлом. – Сатир решил не говорить о назначенное свидании. Если его собеседник знает об этом, то пусть сам скажет. Если нет, что в принципе мало вероятно, то так будет лучше.

– Ваш диалог длился три минуты. Вы успели обсудить все ваше прошлое, которое было довольно-таки насыщенным?

Черт.

– Мы решили отложить это на более подходящее время, так как оба были заняты.

– Правда? – искренне удивился Евгений. Хотя кто его знает. – Расскажите, что же вы делали на Лесной площади?

Фуух, кажется, пронесло.

– Мне нужно было согласовать проект, который я намереваюсь внедрить на экостанции. Точнее я должен был получить разрешение на это, так как являюсь нечипированным.

– И как, получили?

Да знаешь ты ответ, огрызнулся про себя Сатир, пытаешься понять мои реакции? Что ж, смотри. Сатир попытался расслабиться, но внутри у него все равно было ощущение дискомфорта.

– Моё разрешение отложили ввиду специфичности моей деятельности. – ага, а ещё моего статуса нечипированного, мысленно добавил Сатир.

– И Юлия Лавлейс знала об этом?

– А что тут скрывать?

– А нужно?

– Нет, – сухо ответил Сатир. – скрывать здесь нечего.

– То есть она знает? – не унимался Евгений.

– Да.

– Что было после? Где вы были, когда закончилось рассмотрение вашего разрешения?

– Я отправился домой. Вы же знаете это.

– Да, знаем.

Евгений снова выбросил с папки мыльный пузырь, разросшийся до половины комнаты. Перед глазами Сатира предстала картина пепелища. Нельзя было разобрать, где что находится. Какие-то конструкции торчали из-под обломков. Да, там, где ещё вчера были зелёные стены, изгороди, баки с водой, были сажа да обломки металла. Да, вот вода конденсируется, превращаюсь в грязную жижу. В кромешной темноте проливается лишь свет от дронов, летающих по индивидуальному для каждого участку. Вода в их свете жирно блестела, вызывая в желудке неприятное склизкое ощущение.

– Сектор В экостанции номер 5. Вашей экостанции, Сатир. Снимок сделан через минуту после взрыва. Прошлась огненная стена по всему сектору, которая сожгла все биологические разработки. Благо, это только экспериментальный отсек, к тому же изолированный от остальных. Другие отсеки экостанции не задело. Минус в том, что во время взрыва там присутствовали пятеро учёных. Они погибли. На данный момент идёт разбирательство относительно причины катастрофы. Не известно ещё точно, был ли это теракт или ошибка работников. Однако, во-первых, наши эксперты-криминалисты говорят, что мощность взрыва была подозрительного высока для экостанции, только если не было скрытого резерва энергии, возникшего ввиду закрытости экспериментальной отсека. Если это так, то это халатность работников. Но все же, по-моему, не исключает намеренное накопление выделяемой энергии в течение определённого времени, скажем, одной недели. Это было бы неплохим способом отвести от себя подозрение. Спихнуть на несчастный случай. – Евгений взял паузу, наблюдая за Сатиром. Тот же слушал внимательно, с приоткрытым ртом. Словив момент, когда Сатир вздохнул, он продолжил: – Во-вторых, Лавлейс была замечена около экостанции номер пять за две и одну неделю до взрыва. Вы не знали? А вот она в последнее время активно интересуется наукой экостабилизации. Ещё раньше, полгода назад, она начала собирать информацию об этом. Поверьте, она просмотрела огромное количество источников. Вот, взгляните сами.

Он развернул в пространстве экран, на который был выведен длинный список источников о экостанциях и экозаводах – теория, практика. А вот и данные о действующих и введённых их эксплуатации экостанциях. Неужели Юля просмотрела все это за полгода? Зачем?

– Мы интересуемся ей ещё с того момента, как она начала проводить свои активистские демонстрации. Поначалу её деятельность казалась безобидной, но полгода назад она, став одной из самых влиятельных фигур в своей среде, начала менять вектор деятельности движения. И да, тогда мы и получили ордер на просмотр её виртуальной активности. Она применяла нестандартные методы стирания следов, однако наши специалисты тоже не лыком сшиты. Все же ей удавалось нас и удивить. Она часто умудрялась исчезать из поля нашего зрения, в том числе и во время её визита на экостанций, – он вновь выбросил мыльный пузырь, на котором уже было видео. Юля прогуливалась возле территории экостанций. Рядом дата: как раз две недели назад. Евгений промотал вперёд до момента, где она куда-то заходит. И выходит спустя час. – Она каким-то образом исчезла, и мы не знаем, что она могла делать в это время. – Он выбросил ещё одно видео уже недельной давности. Она вновь осматривала местность вокруг экостанции. Вновь исчезает на один час. Вновь возвращается, как ни в чем ни бывало. – Она исчезла, как вы могли заметить, в тупике. И мы не обнаружили никаких следов её присутствия там. Вчера же она была полностью в центре нашего внимания. Ей лично мы не можем ничего инкриминировать. Тем не менее это не исключает того, что в её подчинении находятся рядовые члены организации. Мы также опасаемся, что есть и скрытые члены, о которых мы ничего не знаем.

Сатир был ошарашен. Бессмысленное барахтание в резервуаре с горячей водой, которая на самом деле ледяная. Всё его естество – это холод. Он не сводил глаз с изображения Юли.

Евгений приблизился. Всмотрелся в лицо Сатира и сказал:

– Знаете, Сатир, лично я думаю, что вы здесь ни пр чем. Однако вы имеете крайне сомнительных знакомых, которые вполне могли вами манипулировать.

Сатир вновь посмотрел на своего следователя. Что-то стянуло у него в груди. Этот любезный чипарь уже не таким милым кажется. Так и хочется перебросится через стол и резким движением бросить его голову о поверхность стола. Пускай он всего лишь голограмма. Но что это решит? Тут надо разобраться.

– Тогда что вы от меня-то хотите? – сказал он, выдавливая из себя уважительной тон. – Почему меня схватили эти ваши мордовороты?

– О, это было недоразумение, что вас привели сюда под конвоем. Мои коллеги посчитали вас крайне опасным субъектом. Но не я. Я на вашей стороне, Сатир.

– Да что вы? Ну и что вы хотите от меня?

– Сотрудничество. Да, сотрудничество. Как я уже говорил, мы не можем что-либо предъявить Юлии Лавлейс. Вы же будете тем, кто поможет нам исправить ситуацию.

“Вот оно как. Поможет. Им. Смешно. Выходит, что вы не так уж и всемогущи. Они могут сказать, что я делал двадцать лет назад с точностью до секунды. Но не можете поймать за руку нечипированную девчонку”. Сейчас Сатир переживал злорадство по поводу беспомощности тех, кого он когда-то называл сверхлюдьми. И кого они боятся? Нечипированного. Кого они просят о помощи? Нечипированного. Только вот одно ерзает где-то в душе у него: может неспроста они боятся Юли? К тому же все это действо с экостанцией и даже сектором, на котором он проходит стажировку, слишком уж подозрительно. Он же знает, что она активистка, борец за справедливость до мозга костей, что она поплатилась за все это. Можно ли сравнить его теперешнее злорадство над выявленной беспомощностью чипарей с её бунтом, за которым может скрываться то же самое злопыхание?