Как–то среди старых вещей на чердаке у бабушки он откопал несколько наборов открыток с нарисованными растениями и цветами. Он притащил их в школу и все уроки тайком рассматривал под партой, а потом от нечего делать заучил латинские названия.

Первый ярлычок гласил: «Bellis». «Маргаритка», – перевёл мальчик. На втором он прочёл: «Campanula», что означало «Колокольчик». На третьем ярлычке стояло «Myosotis». Лаврик вдруг с ужасом осознал – он не помнит, что это за цветок!

– Всё просто – выбери бутылёк с любимым цветком Риты и выпей его содержимое, – продолжала мадам Трюффор, снова растягивая губы в фальшивой улыбке. – К двум другим добавлен яд. Ошибёшься – пеняй на себя. – Она вынула из рукава песочные часы и объявила: – У тебя есть целая минута на размышления.

Послышался лёгкий шорох – песок начал осыпаться.

«Вот блин, – мысленно возмутился мальчик, – откуда мне знать риткин любимый цветок?! Я же ей не жених!». Ничего не поделаешь, придётся размышлять логически.

Это наверняка была маргаритка. Риткино полное имя. Хотя… оно вроде ей не нравится. Точно! Мальчик вспомнил, как Ритка морщилась, когда кто–то называл её полным именем и тут же отмёл первый вариант.

Оставался колокольчик и этот загадочный Myosotis. Что же это могло быть? Жасмин? Нет, он так и будет Jasmínum. С розой то же всё ясно. Роза, она и по–латински Rósa. Нашёл время шутить!

Лаврик украдкой вглянул на песочные часы. Времени оставалось ровно половина.

Может, всё–таки колокольчик? Почему бы и нет? Ритка вроде говорила, что у неё глаза колокольчикового цвета. Или василькового? Что–то он подзабыл. Девчонки постоянно болтают о всяких пустяках, как всё это упомнишь!

Лаврик прикусил губу. Myosotis, Myosotis …Если бы вспомнить! Было бы намного легче! «Трудно вспомнить, когда не знаешь», – пришла ему на ум любимая риткина присказка. Ну конечно же! Он не знает! Лаврик принялся нервно грызть ноготь большого пальца. Он бросил быстрый взгляд на мадам Трюффор, та скрестила руки на груди и насмешливо прищурилась в ответ.

Так, спокойно всё обдумать. Если бы открытка с этим неизвестным ему Myosotis была в его коллекции, он наверняка помнил бы её. Но он не помнит… Следовательно…

– Осталось всего 15 секунд, мой дорогой, – притворно ласковым голосом предупредила мадам Трюффор. Она сидела в кресле, откинувшись на спинку, и держала в руках блюдце с чашечкой ароматного чая.

Лаврик кивнул, и мысли снова лихорадочно забегали в его голове. Так, на чём он остановился? Следовательно… следовательно открытки с Myosotis у него просто не было. Да уж! Вывод совсем не утешительный.

– Всё, мой мальчик, твоё время истекло, – с мнимым сожалением произнесла дама. Лаврик расправил плечи, готовясь к решающему действию.

– Пей, – велела мадам Трюффор, и глаза её при этом холодно сверкнули.

Дрожащей рукой Лаврик потянулся к бутылькам.

А вдруг Myosotis – это какая–нибудь раффлезия1? Хотя это маловероятно. Ритка, конечно, любит выделяться из толпы, но не настолько. Но всё–таки выбирать Myosotis, не зная, что это, рискованно. Кончиком пальца Лаврик дотронулся до бутылочки с колокольчиком. Коленки предательски задрожали. Краем глаза он заметил, что мадам Трюффор чуточку подалась вперёд, хищно наблюдая за ним. И вдруг рука сама собой схватила бутылёк с Myosotis. Не раздумывая больше ни секунды, мальчик вынул пробку и залпом осушил крошечный сосуд.

«Вкусно», – невольно подумал Лаврик, ставя пустой бутылёк обратно на стол.

В комнате воцарилась тишина. Некоторое время мальчик прислушивался к внутренним ощущениям. Голова не кружилась. Ничего не болело.

«Пока», – предательски сказал внутренний голос. От волнения он машинально снял очки и протёр их краешком сюртука.

А когда он снова надел их, перед его глазами всплыла картина из прошлого.

И он вспомнил.

В самый первый день, когда он принёс открытки в школу, на перемене к нему подошла Ритка.

– О, незабудки! – воскликнула она, взяв одну из карточек. – Это же мой любимый цветок! Можно, я себе заберу?

Так вот почему он не знал, что Myosotis – это незабудка по–латински!

Повертев открытку в руках, Ритка вдруг прошептала ему на ухо.

– Слушай, Лаврик, можешь сказать Максу, что мне нравятся незабудки?

Лаврик не поверил своим ушам. Он пристально посмотрел на Ритку, а та вдруг смущённо покраснела. Впервые в жизни.

– Скажешь? – застенчиво опустив глаза, переспросила она.

Лаврик пообещал, что скажет. Он ещё долго не мог придти в себя от такой просьбы, а потом начался урок биологии, и он напрочь о ней забыл.

«Блин, я же так и не сказал Максу про незабудки! Вот растяпа!» – мысленно обругал себя мальчик. У него даже уши покраснели от стыда.

– Понравился тебе мой незабудковый нектар? – услышал он вкрадчивый голос мадам Трюффор и поднял голову.

Дама поставила пустую чашечку на стол и, притворно вздохнув, добавила:

– Я тебя недооценивала.

Лаврик грустно улыбнулся. «Обязательно извинюсь перед Риткой, когда всё закончится», – подумал он и вдруг почувствовал странную дрожь во всём теле.

– Я смотрю, ты побледнел, мой мальчик, – с сочувствием произнесла мадам Трюффор. Взгляд её при этом оставался ледяным.

– Что со мной? – вырвалось у Лаврика. Неужели он всё–таки ошибся?

– О нет, – рассмеялась мадам Трюффор. – Это не яд. – Она взяла со стола палочку и ударила в гонг. – Тебя ждёт второе испытание. Кто следующий?

Мальчика затрясло, как в лихорадке, но он заставил себя сосредоточиться на выборе.

– Теперь Анютка, – выдавил он, и у него потемнело в глазах.

Глава 10. Анютка

Лаврик с трудом открыл глаза. Он попытался пошевелиться, но тело слушалось плохо. Руки и ноги не двигались, словно что–то приковало их к земле.

«Что со мной? – испугался мальчик. – Меня парализовало?»

Когда ему удалось с горем пополам повернуть голову, Лаврик чуть не вскрикнул от изумления. Вокруг него, насколько хватало глаз, простиралось ровное белое поле, словно он вдруг очутился на простыне великана. Только в самом его конце угадывалось что–то вроде деревянного бордюра, огибающего полотно по кругу. С другой стороны было то же самое.

Лаврик попытался встать, но что–то острое кольнуло его в спину, и он замер.

Тут огромное полотно, на котором он лежал, пришло в движение. Оно медленно поднималось, накреняясь под углом.

– Ой, мама! – пискнул Лаврик. Он почувствовал, что запросто скатился бы вниз, если бы что–то не держало его за спинку сюртука. Его вдруг замутило, потому что комната и предметы внутри неё показались ему непомерно большими.

Прямо перед ним возникло лицо мадам Трюффор. Оно было таким гигантским, что закрывало собой весь обзор.

– Надеюсь, у тебя не закружилась голова, мой дорогой? – делая вид, что сочувствует, молвила она. Её голос стал таким громким, что Лаврику тут же захотелось зажать уши руками.

– Что со мной? – хрипло спросил он, с трудом сглотнув.

– Ты чуточку уменьшился в размерах, – рассмеялась мадам Трюффор. – Кажется, мой незабудковый нектар тому виной.

Уменьшился?! Что за чепуха? Как это вообще возможно?! Однако оснований не верить громадному лицу дамы не было.

– И что теперь будет? – решился уточнить мальчик. Он почувствовал, что хозяйка мастерской начала перемещаться вместе с полотном, на котором он лежал.

И тут его глазам предстала внушительных размеров швейная машинка – чёрная, гладкая с чуть изогнутым верхом и золотистым кружевным узором на боку. Похожая была у его бабули, в детстве Лаврик даже пробовал на ней вышивать. В машинку были заправлены изумрудно–зелёные нитки.

Поверхность, на которой он перемещался, снова приняла горизонтальное положение. Лаврик почувствовал резкий толчок, в ушах засвистел воздух, и он зажмурился, а когда открыл глаза, то с ужасом заметил, что меньше чем в метре от него угрожающе зависла машинная лапка. И тут он похолодел от внезапной догадки! Полотно, на котором он лежал, предназначалось для вышивания, а бордюр с краю – не что иное, как пяльцы!