Во второй части представлены фотографии старого Камышлова в почтовых открытках; чертежи планов внутренних помещений духовного училища, составленные самим автором; групповые фотографии преподавателей и воспитанников за несколько лет, в т. ч. групповая фотография выпуска 1902 г., среди воспитанников – молодой автор мемуаров; фотографии отдельных преподавателей духовного училища.

Духовное училище было перенесено из Далматова в 1888 г.[16] Первоначально оно было только до парадного крыльца (два этажа). Церкви в училище не было, и ученики ходили на богослужение в собор.[17] Общежитие было в том здании, где позднее жили смотритель и эконом училища. Вторая половина здания и деревянный дом для инспекторов были построены в 1892 г., а церковь освещена была [в] 1893 г.[18] На месте столовой было построено здание позднее – в 1912 г.

Училище существовало тридцать один год.

После Октябрьской соц[иалистической] революции[19]

Михаил Николаевич Флоров [(смотритель)][20]

В русском языке, как, вероятно, и в других языках, есть такие многообъёмные слова, конкретное содержание которых открывается только при помощи стоящих при них определений. Таким словом, например, является слово – «смотритель»: оно становится определённым в таких сочетаниях: «станционный смотритель», «смотритель» или «попечитель богоугодных учреждений». Михаил Николаевич Флоров был смотрителем Камышловского духовного училища, и настоящий очерк имеет целью показать, так сказать, типичный случай раскрытия содержания этого понятия.

Деятельность Михаила Николаевича была многогранной: он был самым ответственным администратором, самым ответственным хозяйственником и преподавателем. Административные функции в училище в нисходящем порядке распределялись следующим образом: смотритель, инспектор[21], надзиратель. Непосредственный надзор за учениками лежал в обратном порядке на надзирателях и инспекторе. Смотритель выступал уже на вершине административного надзора, когда нужно было принимать какие-либо решительные меры, например, предупреждения об увольнении из училища и, наконец, самого увольнения. В условиях нормального, спокойного течения жизни в училище Михаил Николаевич непосредственно не соприкасался с учениками, и мы его и не видели в училище. Мы видели его только по утрам шествующим в учительскую комнату, причём обычно это происходило так: он поднимался по мраморной лестнице, останавливался на площадке у главной входной двери в церковь, творил крестное знамение и поворачивал налево в учительскую комнату.

Мы видели М. Н. обычно спокойным. Только один раз мы видели его в гневе и крайне возбуждённым. По воскресеньям и вообще в праздничные дни между литургией и обедом, в течение, примерно, двух часов ученики занимались в классе – готовили уроки, читали книги, писали письма и т. д. Как в обычные «занятные» часы, полагалось соблюдать тишину, но мы, ученики четвёртого класса, были чем-то возбуждены, шумели, а М. Н. в это время был чем-то занят в учительской комнате. Шум был настолько сильным, что доносился до учительской комнаты, которая расположена была на значительном расстоянии от четвёртого класса – за актовым залом и церковью. М. Н. пришёл к нам крайне возбуждённый, он кричал на нас, и голос его от злости дрожал и срывался. Он ушёл, и наступила мёртвая тишина. Нам было стыдно.

Как преподаватель М. Н. был всегда спокойным и выдержанным. Мало этого в его отношениях к нам проглядывало уважение к нам, как старшеклассникам, доверие и то, что принято называть товарищескими отношениями между учениками и учителями. М. Н. преподавал нам Устав и катехизис в третьем и четвёртом классах. Если изучение Устава было связано ещё с какой-то самодеятельностью, активностью учеников, то изучение катехизиса сводилось только к заучиванию наизусть разнообразных текстов. В классе для практических занятий по Уставу находились церковные книги: «Часослов»[22], «Апостол»[23], «Триодь постная», «Триодь цветная».[24] М. Н. нам давал для практических занятий задания, например, как построить «всенощную», если «Благовещение» совпадает со «страстной седмицей» и т. д. Изучали также «Пасхалии» – круг для определения дней Пасхи.

Самой сложной у М. Н. была его хозяйственная деятельность. В общежитии училища было до ста двадцати человек. Их нужно было четыре раза в день кормить, обеспечить спальными принадлежностями, баней, стиркой белья, а сирот служителей культа, кроме того, одеждой. Средства на содержание училища поступали различные: по линии епархиальных поступлений, взносов за обучение, но все они были в ограниченном количестве. Об этом знали и ученики и иногда подшучивали над своими «хозяйственниками». Так, в престольный праздник училища – «Сергиев день» 25-го сентября[25] за праздничным чаем после литургии полагалось давать пироги, и ученики по этому поводу создали легенду о том, что М. Н. и эконом совещались, с чем сделать пироги: с изюмом или урюком, и остановились на урюке, потому что его можно тоньше размазать на пироге.

У Михаила Николаевича в семье было две дочери и сын. Они обычно бывали в училищной церкви, и, таким образом, мы до некоторой степени были знакомы с его семьей и даже с последующей судьбой её. «Певчие» нашего церковного хора бывали с концертом у М. Н., и, таким образом, были до некоторой степени, хотя очень поверхностно, знакомы с его семейным бытом. На наших вечерах, на прогулках в лес М. Н. всегда присутствовал на положении мецената: он помогал организовывать и если что-либо нужно было на организацию того или иного мероприятия из материальных затрат, то в пределах возможного он никогда не отказывал. М. Н. не упускал случая, чтобы что-нибудь сделать для развития учеников.[26] Так, когда в город приезжал зверинец, то учеников водили в него. Лишь только появились первые опыты по демонстрированию кинокартин, ученикам были показаны эти картины.

Весной 1902 г. мы расстались со своими педагогами по дух[овному] училищу. Но во время учения в семинарии мы однажды встретились с М. Н. в Перми в театральном скверике. Встреча эта была случайной. Мы встретились как хорошие знакомые. М. Н. был расстроен и рассказал нам о том, как по-хамски встретил его наш ректор Добронравов[27], когда он пришёл к нему с визитом вежливости. Мы рассказали М. Н. о некоторых тёмных сторонах нашей жизни на «бурсе», о чём он, как он сказал, ни он, ни другие наши педагоги не знали.

В [1911] году М. Н. отмечалось двадцати-пятилетие его педагогической деятельности, и мы, его бывшие ученики, послали ему приветливую телеграмму.

Перед первой мировой войной М. Н. переехал в Пермь работать инспектором народных училищ. Он ушёл из духовного училища после того, как он его создал. Он пришёл в него по окончании Казанской дух[овной] академии в момент перевода дух[овного] училища из г. Далматова (впоследствии заштатный город). В начале Камышловское дух[овное] училище было размещено только в половине коридора до парадного крыльца на первом и втором этажах. Вторая половина корпуса была построена после 1890 г. В это же время был построен деревянный дом для инспектора училища. Церковь в училище была освящена в 1893 г., а до этого года ученики ходили на богослужение в собор. В 1912 г. над столовой училища был надстроен великолепный зал. Все эти хозяйственные работы были выполнены под непосредственным надзором и руководством М. Н., так что он передал здание своему заместителю в прекрасном состоянии.[28] Он передал училище так же в расцвете его организации со стороны учебной и хозяйственной. В этом именно смысле о М. Н. можно сказать, что он создал училище.