–Маленький, не бойся, – мягко говорила она, пока по её щекам стекали слёзы, – тебе не сделают больно, обещаю, – она одёрнулась, поняв, что сказала очередную ложь. Больно будет, даже сейчас больно. Больно осознавать, что с этими детьми в их последние минуты жизни не будут самые близкие люди, больно от того, что понимаешь несправедливость этого мира.

Мальчик не успокаивался, наоборот, начинал кричать ещё больше, словно предчувствуя что-то плохое.

–Елена, Андрей, спасибо вам за помощь и сотрудничество, – к несчастным родителям подошёл Александр Наравин, – это ценно. Понимаю, что тяжело расставаться с детьми, но это ради общего блага, – эту речь он говорил каждый раз, когда родители провожали на казнь детей.

–Знаем, знаем, – ответил ему Андрей, стараясь не смотреть на свою плачущую жену, которая и слова вымолвить не могла, лишь кивала, – пожалуйста, прошу об одном: сделайте так, чтобы они не мучились. О большем просить не смею, Александр Сергеевич, – он потупил взгляд в пол.

–Инъекция приводит к смерти за период от пяти до, максимум, пятнадцати минут. Это достаточно быстро для полной остановки сердца, – закончил Александр и вошёл в медицинский кабинет, где его уже ждали два сотрудника центра.

–Всё готово. Приводите детей по одному.

Елена и Андрей не решились провожать каждого ребёнка до конца его недолгой жизни. Маме двойняшек казалось, что она сойдёт с ума, если увидит полные отчаяния глаза не только собственных, но и ещё тринадцати чужих детей.

Серёжа и Алиса были в самом конце списка, после них была только самая опасная из данной партии одарённая – Юрьева Милана. Её аннигиляция позволяла буквально расщеплять любую материю на молекулы – таким образом девочка нечаянно убила свою мать, а её отец, недолго думая, отдал Милану на верную смерть.

Первой по алфавиту из пары была Алиса, после неё шёл брат. Дети были спокойны, ведь рядом были их мама и папа, хотя из кабинета то и дело доносились звуки плача.

Елена следила за очередью и в последний раз обнимала своих детей.

–Первый, – в кабинет провели маленького мальчика с карими глазами по имени Гриша Абрамцев.

Через десять минут, что было достаточно долго, вызвали вторую девочку – Алину Верстакину.

–Третья, – через восемь минут, в течение которых то и дело раздавался плач, в кабинет в сопровождении Эдуарда вошла Лена Денисова.

–Четвёртый, – голос Елены с каждым разом становился всё тише. На встречу со смертью пошёл Костя Елагин.

Очередные страшные десять минут, и к койке проходит Диана Ключевская – девочка с задорной ухмылкой с выпавшими зубками.

–Шестая… – из жизни вот-вот уйдёт Аня Нечаева, которой только исполнилось пять.

–Седьмой, – на этот раз считать начинает Андрей, с горечью смотря на маленького тёзку – Андрюшу Опарина. Елена уже не может видеть эти лица маленьких смертников. Из кабинета иногда доносятся вопли и крики, реже – полные слова. Большинство детей уже хоть чуть-чуть, но умеют связанно говорить. У многих последним словом было жалобное "Мама…" или же "Больно". Из-за первого введённого препарата через минуту дети теряли сознание и больше ничего сказать не могли. Второй и третий препарат убивали их окончательно, заставляя останавливаться диафрагму и сердце.

–Восьмой, – из холла ушёл Матвей Синицын.

–Девятый, – считает Елена. Раздаётся последний визг Яна Тимирязева от вида большой иглы.

–Десятый, – говорят тихо оба родителя вслед Жене Туманову, которого недавно Елена качала на руках.

Спустя где-то семь минут Игорь Симонов заводит Пашу Усманова.

Время тянется неимоверно долго. Тикают часы в холле, оставшиеся дети взаимодействуют друг с другом – толкаются, перебрасываются какими-то словами, но Елена и Андрей не обращают на них внимания.

–Двенадцатый, – это последний ребёнок перед Алисой, которая своим детским голоском спрашивала, запинаясь: "Мама. Что там?" – и указывала на дверь, куда только что провели Артёма Устименко.

–Там ничего страшного, дочка, – увидев, что жена совсем не может ответить на вопрос дочки из-за слёз, он обнял Елену за плечи, – веришь мне?..

Алиса кивнула. Серёжа уже начал дремать – видимо, ему наскучило наблюдать за детьми, которые снуют туда-сюда. Мальчик тихо сопел, иногда его ресницы подрагивали.

–Алиса Чугунова! – из кабинета вышел подчинённый Александра Наравина – на этот раз Кравченко Эдуард и жестом пригласил родителей и детей в комнату.

–Тринадцатая…– тихо прошептала Елена и вдруг горько, протяжно зарыдала. Пришло окончательно осознание, что вот конкретно сейчас она лишится своей семьи, – Алиса…Серёжа…

Эдуард стоял около двери, сложив руки на груди. Его начинала раздражать сентиментальность, царящая в этих стенах.

–Прошу, быстрее.

Елена обняла дочь и подавила очередной громкий всхлип. Андрей взял дочь на руки и шепнул жене: "Сиди здесь", на что та кивнула и в последний раз посмотрела на Алису.

“Дети впитывают убеждения взрослых на каком-то глубинном,

первобытном уровне”

Марта сидела в своей комнате. Денис направил её туда, чтобы она расспросила обо всём Алёну. Женщина отпираться не стала, а всё объяснила.

Всего в бункере было две спальни – в одной жили Денис и Дима, хотя там тоже, как и в другой комнате, в общем было четыре спальных места, а во второй – Женя, Алёна, Яна и, собственно, сама Марта. Ничем особенным эти комнаты не выделялись – там просто стояли достаточно старые кровати, не было ни окон, ни шкафов, а всю одежду жители бункера вешали на спинки постелей.

Был шкаф на кухне, в которых хранилась еда – в основном это были крупы и консервы, которые им тайно передавали родители Жени – мама Анна, которая по совместительству была сестрой Алёны, и её муж Алексей. Эти двое одарёнными не были, поэтому в целях безопасности отдали дочь на попечительство тёти. Они знали расположение штаба и иногда приходили туда, принося с собой необходимые для жизни в лесу вещи. Также именно Алексей и Анна служили источником информации о внешнем мире; выжившие одарённые не выходили даже на просёлочную дорогу, что связывала этот тёмный лес с ближайшей деревней. Где-то вдалеке были расположены настоящие города, в которых когда-то и родились все те, кто сейчас вынужден прятаться в лесу.

Об устройстве такой жизни Марте рассказала Алёна. Сейчас она сидела перед девушкой на нижнем ярусе соседней кровати и объясняла, что делать и как выживать.

–Мы никогда не устраиваем вылазки в город, запомни, – говорила она, – там одарённых на дух не выносят. Сунешься, хоть чуть проявишь свой дар, и поминай, как звали.

Марта кивнула. Ей не понаслышке было известно о разрушающей силе дара и о том, как сложно им управлять. Вот уж действительно – не сможешь удержать способность, тебя увидят, и ты умрёшь. Поэтому одарённые и скрывались в лесу – даже в деревнях, которых и так осталось мало, одарённых людей чаще всего убивали без суда и следствия, настолько их ненавидели. Алёна думала, что помимо них есть ещё организации одарённых, что скрываются в лесах от других людей, правда, пока что они не встречали ни одного выжившего человека из похожих отрядов.

Единственное, что связывало их с внешним миром – родители Жени. Алёна рассказала, что именно они принесли в бункер рации, которые сейчас есть у каждого на всякий случай.

–Держи, – она покопалась в большом мешке под кроватью и протянула Марте блестящую, видимо, относительно новую рацию, – попроси потом Димку настроить. Он парень толковый…

Также оказалось, что у Алёны есть настоящий сотовый телефон – кнопочный, да такой, какие уже десятилетия полтора не производят. Но это тоже было средство связи. Сеть ловило только при выходе к дороге, а это пешком по лесу как минимум час.Таким образом Алёна связывалась со своей сестрой.

Анна и Алексей жили в городе, но приходили в глушь леса как минимум раз в две недели, а их дорога занимала около двух часов – час на машине к ближайшему селу, около одного пешком по лесу. Их приход считался праздником – родители Жени рассказывали обо всех новостях, приносили продукты, а при расставании, как сказала Алёна, со слезами на глазах брали со всех обещание дожить до их следующего визита.