Чтобы сбросить с себя ненавистную ношу, он пошёл на крайние меры. Во-первых, Паркетный Пол намеренно стал выгибаться горой, чтобы при ходьбе по Коврам все скользили. Самым коварным было его последнее изобретение. Он наловчился приподнимать свои плашки в тот момент, когда по Коврам кто-то шёл, чтобы о них спотыкались. Бедные Ковры ничего не могли с этим поделать, и только печально вздыхали. В конце концов, Паркетный Пол добился своего, и ни в чём не повинные Ковры Евгением были убраны.

И вот наступил день официального открытия. Заключалось оно в том, что вывеска над дверью была украшена воздушными шарами, а сам Евгений, одетый в светлый костюм с бабочкой, трижды прокричав «Гип-гип, Ура!», выстрелил из новогодней хлопушки, распугав при этом местных голубей. Те, лениво захлопав крыльями, отлетели для приличия на несколько шагов, но тут же кинулись обратно, приняв рассыпавшиеся по асфальту конфетти за корм. Но конфетти не глотались, и голуби, с укором посмотрев на Евгения, расселись по карнизам.

Старый Дом тоже радовался этому событию, и вот почему. Уже много месяцев он пустовал, а оставаться одному на старости лет, согласитесь, не очень-то приятно. И хотя на его стене рядом с парадным входом красовалась мраморная доска с надписью «Особняк XVIII века. Охраняется государством», никто его не охранял и, вообще, о Старом Доме точно все позабыли. Он, конечно, от этого очень страдал, но виду не подавал, так как был очень воспитанным Домом.

Выстрелив хлопушкой и помахав рукой обернувшимся на него прохожим, Евгений уселся на стоящий у дверей Вертящийся Стул в ожидании первых посетителей.

Солнце пока ещё скрывалось за спинами высоких домов, но уже вовсю золотило крышу Старого Дома, заглядывало в чердачные оконца, раскачивая лучами часто натянутую между стропилами паутину.

Вертящийся Стул, большой любитель солнца, с нетерпением поглядывал наверх, туда, где в высокой бирюзе неба купались в прозрачном воздухе стрижи. Они возникали, казалось, ниоткуда, и, прочертив сложную спираль, вновь растворялись в бездонной вышине.

Сирень вдоль металлической ограды была очень старой, и выросла такой же высокой, как и деревья. Евгению сквозь неё хорошо было видно, как по тротуару идут люди: одни – торопясь, другие – не спеша, одни – с заботой на лицах, другие – с безмятежной улыбкой. Некоторые из них, заметив новую вывеску, на мгновение задерживали на ней свой взгляд и шли дальше, унося с собой какое-то впечатление.

Евгений терпеливо ждал. Некий гражданин в шляпе и при галстуке вдруг остановился и стал пристально смотреть в его сторону. Взявшись руками за решётку ограды, он даже попытался протиснуть свою голову поближе, но, уронив шляпу, отказался от этой затеи.

Потоптавшись на месте, гражданин пошёл было своей дорогой, но остановился и двинулся в обратном направлении, туда, где стояли кирпичные столбы от бывших ворот.

Очень скоро Евгений услышал торопливые шаги, и из-за угла дома появился этот самый гражданин в шляпе. Остановившись напротив, он с усмешкой переводил взгляд с Евгения на вывеску и наоборот, причём делал это, как плохой актёр, очень старательно и демонстративно. Молодой человек с лёгкой улыбкой наблюдал за ним. Наконец, гражданин в шляпе устал от этой гимнастики для глаз.

– Послушайте, молодой человек, это же несерьёзно!

– Что вы имеете в виду? – вежливо поинтересовался Евгений.

– Да вот, хотя бы эту вашу, с позволения сказать, вывеску. Как можно на что-то рассчитывать с такой вывеской?

– А чем это она плоха?

Гражданин в шляпе аж подпрыгнул.

– Как?! Вы сами, что, не понимаете? Её размер! Ведь её почти не видно с дороги! Вывеска должна быть минимум в три раза больше и ярче! А на ограде нужно разместить рекламу вашего заведения с указующей стрелкой. Молодой человек, это элементарные вещи! И потом, вы хотите, чтобы покупатели лезли к вам через забор?

– Ну, почему через забор? Достаточно обойти его, и всё!

Спокойная речь Евгения, казалось, выводила гражданина в шляпе из себя, и он начинал кипятиться всё сильнее и сильнее.

– И всё!? Вы что, смеётесь? Вы, я вижу, совершенно не разбираетесь в бизнесе! Да поймите же вы, покупателю надо создавать условия! Человек так устроен, что он шагу лишнего не сделает!

– И что вы предлагаете?

– Ну, во-первых, спилите всю эту зелень! Сирень закрывает вывеску. Во-вторых, уберите эту ограду и, в-третьих, сделайте асфальтированную дорогу вот от меня и до тротуара. И желательно с автостоянкой хотя бы на десять автомобилей… Дальше! Закажите дополнительный баннер с надписью «Сэйл минус десять процентов»… Послушайте, что у вас за странные очки? Я почему-то вижу в них себя в перевёрнутом виде!

Но молодой человек его не слушал. Он поднялся со стула и смотрел туда, где вдоль ограды Дома росла старая сирень.

Возможно, это была всего лишь игра воображения, но Евгений мог поклясться в том, что в этот момент видел, как тонкие веточки сирени торопливо и судорожно переплетались с прутьями решётки ограды. Они словно цеплялись за неё, как цепляется, ища спасения, тонущий человек.

– Вы меня слушаете или нет?

– Что? Ах да, мои очки… Не обращайте на них внимания! Это такая особенность стекла. Ничего не могу с этим поделать… А что касается вывески и прочего, так ваши советы хороши для какого-нибудь навороченного супермаркета. А здесь не коммерческое учреждение. Это, скорее, музей… Да, именно музей редких вещей!

– Муз-е-е-й… – разочарованно протянул гражданин в шляпе. – И кому будет нужно это кладбище нафталина?

Вертящийся Стул вдруг ни с того, ни с сего поехал прямо на гражданина, но, не удержавшись на ступеньках, упал на бок.

– Возможно, мне, а, возможно – вам. Возможно, ещё кому… – сказал Евгений, поднимая стул. – Это память.

– Память… Ну и что? – оживился гражданин в шляпе. – Память может быть очень даже хорошим товаром. Вот, если бы, к примеру, вы, молодой человек…

– Предпочитаю памятью не торговать. Её лучше всего хранить.

– Да вы попробуйте! – но, увидев ещё раз себя в перевёрнутом виде, гражданин в шляпе осёкся, обиженно сложил губы розеточкой. С неприязнью глянув на Вертящийся Стул, с расстановкой сказал:

– Вы об этом ещё пожалеете! – и так же быстро, как и появился, исчез за углом дома.

Пожав плечами, молодой человек вновь уселся на Вертящийся Стул и достал из кармана небольшую книжечку «Лики России». Рядом с ним, за дверью, внутри сберегаемого им Дома кипели невидимые страсти, которые по своему накалу нисколько не уступали страстям человеческим.

– Послушайте, Форточка, – надрывался Дырокол. – Из-за вас здесь постоянные сквозняки и сырость, а нам, Дыроколам, это очень вредит! Я не хочу, чтобы мои пружины пострадали! Закрывайтесь!

Дырокол от возбуждения подскакивал на столе, а его большие железные челюсти лязгали в такт движениям.

– И не подумаю, – флегматично заявила Форточка. – Вчера вечером здесь кто-то до хрипоты требовал, чтобы я была открыта всю ночь, так как, видите ли, некоторые Дыроколы задыхаются от присутствия посторонних.

– Да, задыхаются! Попробуйте-ка всё время находиться рядом с этими двумя Стиральными Резинками! Они пахнут так, словно только что искупались в нашатырном спирте! Если их от меня немедленно не уберут, то я отказываюсь!

Дырокол не стал уточнять, от чего именно он отказывается, но на некоторых это его заявление произвело довольно сильное впечатление.

– Да! Вот именно, отказываюсь! – ещё раз громко и с вызовом повторил Дырокол.

Находящиеся рядом с ним две цветные, очень миленькие Стиральные Резинки обиженно надули губы, но потом одна из них, розовая и овальная, не выдержала:

– Из всего сказанного вами в наш адрес я поняла, что вы, Дырокол, типичный «хамус дыроколус», а если по-простому – обычный хам. А так как все хамы понимают только тот язык, на котором говорят сами, то я заявляю при всех, что вы злобный, недалёкий, уродливый железный карлик, да ещё и храпящий по ночам самым противным образом.