- Но забыли капитана два военных корабля…

Когда-то в конце 90х Глеб написал эту песню, когда в жизни Вадима появилась Кручинина. Или это была не она? Глеб запутался во всех этих бесконечных половых увлечениях старшего, при каждом из которых тот проваливался в никуда, почти переставал звонить Глебу, редко бывал на совместных интервью. И вся Глебова боль вылилась тогда в этих метафорах.

- И осталась в их мозгах только сила и тоска.

Непонятная свобода обручем сдавила грудь.

Голова против воли снова поворачивается вправо: может, хоть сейчас обратит внимание? Ведь знает, кому все это посвящено! Вадим же тыкается лицом в плечо Радченко, пропевая каждое слово песни едва ли ему не в губы. И встал еще так, чтобы Глебу было лучше видно, как он с этим Радченко…! Почти физическая боль пронзила нутро младшего – а он уже было и забыл, что это такое – ревновать старшего… Алкоголь словно раскрыл его истинную суть – в каждом движении сквозило равнодушие к Глебу. Братья снова давали концерт пьяными, но нить была порвана окончательно.

- Капитан без кора…бля! – очередной поворот головы в сторону брата, а тот почти лежит на Радченко, радостно мотая головой в такт гитаре.

Уничтожить этого кудрявого! А, может, Вадик просто запомнил, как не хотел Глеб идти с ним на контакт в Питере, а потому решил не донимать его и сейчас? Внезапная и радостная догадка осенила младшего, он взгромоздил стойку себе на плечи и решительно направился к поглощенной друг другом парочке. Но Вадим по-прежнему не сводил полувлюбленного взгляда с Радченко, словно и не замечая мелькающей над его головой микрофонной стойки в руках Глеба. На секунду появилось желание вмазать ему как следует этой стойкой, чтобы заметил, наконец. И Глеб крутит бедрами, а стойка летает в опасной близости от головы Вадима. Тот даже не уворачивается, всем своим видом демонстрируя полнейшее равнодушие.

- Надо заново придумать некий смысл бытия. На фига?!

Вадим поворачивается к Глебу спиной и медленно отходит на другой конец сцены. И в эту самую секунду младшего вдруг прорывает:

- НА ФИГААААА?! – несется по залу его пронзительный вопль, в котором все – отчаянная неразделенная любовь, но разделенная ненависть, одновременное желание все вернуть и все уничтожить, желание опустить стойку на голову Радченко, затем Вадиму, а потом накрыть его, оглушенного, своим телом, ощутить на своей груди его пьяное дыхание, как тогда на юбилее в гримерке…

- НА ФИГАААААААААААААААААА?! – еще громче и пронзительнее кричит Глеб, и публика радуется, не понимая, что в эту самую секунду окончательно и бесповоротно разорвалось его сердце.

Доигрывал концерт он уже на автомате. Пьяный Вадим скакал где-то поблизости. Глеб еще пару раз по старой привычке шагнул в сторону брата, но уже без всякой надежды, да тот и не проявил ни малейшего желания вступить с ним хоть в какое-то взаимодействие. И уже в финале Глеб не выдержал – рухнул на колени на проигрыше в конце «Я буду там» и краем уха слушал, как Вадим пьяно благодарит всех, кто готовил этот концерт. А потом кричит вдруг:

- А еще я хочу попросить для моего любимого брата Глебушки – пожелайте ему здоровья, выздоровления, пожалуйста!

Что? Глебушке? Любимому? Здоровья? Что он несет?!

Глеб поднялся с колен и поковылял за кулисы. По дороге его нагнал Вадим, властно схватил за шею, прижал к себе, и как только они сошли по ступенькам вниз, Глеб яростно оттолкнул его от себя.

- Какое еще выздоровление?! Совсем офонарел? Ты чего там наплел?!

- От алкоголизма, - пьяно усмехнулся Вадим и попытался притянуть к себе брата.

- Тебе чего надо?! Мало с Радченко в десны долбился там?! Чего от меня хочешь? Я отыграл твои концерты? Доволен? Вот и отвали! Жду свои десять миллионов, - прорычал Глеб и пулей вылетел из Олимпийского.

Но не успел он даже выбежать на проспект, чтобы поймать машину, как сильные руки схватили его за плечи и резко развернули, а в следующую секунду в глазах взорвалась сверхновая, колени подогнулись, и Глеб плашмя рухнул на мостовую чувствуя, как по губам к подбородку и ниже по шее течет тонкая струйка жидкости. Во взгляде нависшего над ним Вадима не отражалось ни капли жалости или заботы, он лишь сплюнул, вероятно, едва сдерживаясь, чтобы не нацелиться прямо в лицо младшему, и скрылся в темноте. А Глеб неуклюже приподнялся, зажимая ладонью сломанный нос и захлебываясь кровью.

========== Глава 22. Второй фронт ==========

И мне по барабану, с кем и где ты,

Как будто это может мне помочь.

Отгремел последний день Нашествия, хедлайнером которого впервые после долгих лет молчания была заявлена Агата. Организаторы отвели им полноценные два часа на основной сцене в самое топовое время – под занавес фестиваля. Илья был изнурен: он не привык к концертной деятельности, гастроли давались ему очень тяжело. А Глеб напротив будто обрел второе дыхание – он снова прилично сбавил в весе, отрастил давние кудри, снял утомлявшие ступни гриндера, сменив их кедами…

Когда оба спускались со сцены, чтобы поскорее юркнуть в уже ждавший их автомобиль и рвануть домой, кто-то встал у них на пути, и Глеб успел проскользнуть мимо, а вот Илья уперся лбом прямо в твердое плечо преградившего им дорогу.

- Вадим, ты спешишь? – раздался прямо над его ухом бархатный баритон, и Илья нахмурился.

- Слава?

Глеб вздрогнул и обернулся, узнав в непрошенном госте, выросшем у них на пути, Бутусова. За прошедший после возобновления их концертной деятельности год с Бутусовым они не пересеклись ни разу. «Братья» сразу махнули по городам и весям, а Слава, оставаясь в статусе элитного пожилого рокера, окучивал центральные площадки. Нашествие оказалось первым крупным фестивалем, на который приглашены были оба коллектива, однако, временно возрожденный к жизни Наутилус выступал накануне, и «Самойловы» никак не ожидали встретиться здесь с Бутусовым.

- Какими судьбами? – начал Глеб, видя, что Илья совсем растерялся и хмуро молчит, не поднимая глаз на коллегу по цеху.

- Специально ради вас задержался. Такое событие ведь – братья Агату решили возродить! С моим-то Наутилусом такого уже никогда не случится…

- И тем не менее ты отчего-то выступаешь под этим именем, - язвительно бросил «Вадим».

- С возрастом начинаешь многое переосмысливать, - тепло улыбнулся Бутусов. – И понимаешь, что было в твоей жизни главным, а что – попыткой самоутвердиться в собственных глазах. Правда, Глеб? – и он снисходительно похлопал младшего по плечу. – Я ведь поздравить вас пришел, - Бутусов заключил «Вадима» в объятия, а Глебу просто протянул ладонь для рукопожатия. – Вы молодцы, парни. Вадим, а к тебе у меня небольшой разговор будет. Сможешь уделить мне немного времени?

Глеб насторожился и шагнул ближе.

- Хотел попросить тебя помочь мне с новым альбомом. Песни уже готовы, долго думал над продюсером и все-таки решил остановиться на твоей кандидатуре. Давай как в старые добрые времена на “Титанике”, а? – и Бутусов снова сжал Илью в объятиях.

- Занят он, - встрял Глеб, хватая Илью за руку и пытаясь выдернуть его из настойчивого захвата Славы. – Гастроли у нас сейчас, следующий альбом готовим.

- Ну даже в 93-м находил время для нас, может, и сейчас выкроишь? А потом в совместное турне можем поехать, - Бутусов наклонился и смотрел «Вадиму» прямо в глаза, словно заметил там что-то знакомое и родное, но никак не мог понять, что именно. – Ты представляешь, сколько публики это соберет? Совместные концерты Нау и Агаты! – и рука Бутусова заскользила по воздуху, изображая огромную надпись на афише.

Илья весь как-то сжался, ссутулился, переводя взгляд со Славы на пылавшего возмущением Глеба, понимая, что оба ждут его вердикта.

- Слав, я подумаю, хорошо? – едва слышно выдавил он, наконец, из себя. – Я давно уже этим не занимался.

- Да брось, мастерство не пропьешь. Давай встретимся на неделе у меня в студии? Ну, скажем, в четверг? Подъезжай к обеду, я тебе свои наработки покажу, поговорим, а там и дашь окончательный ответ, лады?