И когда Вадим заявился на кухню, готовясь в очередной раз слопать тарелку пельменей, Глеб поставил перед ним блюдце с двумя горстями полусырой гречки. И ничего больше.

- Это что? – нахмурился мелкий.

- До фестиваля, Вадик, остается не так много времени. Тебе нужно обязательно похудеть до той поры, чтобы явиться на сцену в лучшем виде. Поэтому с сегодняшнего дня ты садишься на запаренную гречку и… все. Будешь лопать только ее и заниматься на тренажерах. И успех тебе обеспечен.

- Ты с ума сошел! Да чихал я на это похудение! Все равно через полтора месяца вернусь обратно!

- Там и отожрешься, а здесь ты должен стать красивым. Начнешь отращивать волосы и качать пресс.

- Глеб, я не стану этого делать! – пытался сопротивляться Вад.

- Еще как станешь.

- То есть я буду жевать гречку в то время, как ты лопаешь пиццу?

- Для твоего спокойствия я тоже могу сесть с тобой на диету. Будем худеть вместе! – и Глеб поставил на стол второе блюдечко с гречкой.

- А к чаю что? – заныл Вадим, скребя чайной ложкой по краям блюдца.

- К чаю будет чай! Ну можешь съесть яблоко, оно не калорийное. На ночь выпьешь кефир. И так месяц! – заключил Глеб и с перекошенным лицом принялся заглатывать гречку, которую сам с детства терпеть не мог. Но на что не пойдешь ради любимого братца.

Вадим поморщился, но смиренно приступил к еде. Гречку Глеб явно не додержал в кипятке: она скрипела на зубах и плохо жевалась, но Вада и самого захватила идея сбросить лишние кило, и он двигал челюстями, представляя себя на сцене фестиваля снова стройным, подтянутым, с плоским животом и в узких джинсах…

Однако к вечеру, когда под ложечкой основательно засосало, фантазии эти помогать перестали. Глеб оказался предусмотрительным и выкинул из дома все продукты, кроме пресловутой гречки, яблок и кефира. На репетиции он теперь ездил с Вадом, контролируя каждый его шаг, чтобы тот не сорвался и не сбежал в ближайшее кафе за бургером.

- Глеб, может, хватит, а? – стонал Вадим три дня спустя.

Голод преследовал его повсеместно, гречка раздражала одним своим видом. Казалось, ее запах преследовал Вада повсюду. Ни яблоки, ни кефир не помогали.

- Ну подумаешь, выйду на сцену в афгани и тунике….

- Никаких тебе больше афгани! – авторитетно изрек Глеб. – А будешь сопротивляться, я их порежу на клочки, сожгу, а пепел развею по городу! Иди лучше побегай, а то сегодня отлыниваешь чего-то.

Глеб следил, чтобы каждый день брат занимался на тренажерах – бегал, качал ноги и пресс. И каждое утро ставил его на весы, отмечая успехи. Худелось и вправду неплохо. Оба они в первые же дни сбросили по пять кило, и влезать в те самые пресловутые джинсы, пуговицу к которым Вадиму потом пришлось пришивать, стало значительно легче. Но они все же по-прежнему застегивались с большим трудом, а Глеб поставил цель: джинсы должны сидеть свободно и не перетягивать живот и бока.

Вадим теперь регулярно брился, а вот виски отрастали очень медленно и до чарта точно не успевали превратиться в прежние роскошные кудри. Так хотя бы избавиться от ненавистных афгани уже было бы достижением. Глеб гонял брата на репетиции в обновках, и СДК не узнавали шефа и слегка обалдевали от происходящих с ним перемен, а он обливался слюной, наблюдая за тем, как Каплев жевал жареную курицу - самому-то ему подобное счастье светило только после возвращения в его родное время.

До возвращения Юли с Бали оставалось еще несколько дней, но вместо ухода в отрыв братья продолжали ограничивать себя буквально во всем. И просыпались по ночам от урчавших от голода желудков друг друга.

- Глеб, я так больше не могу, - ныл Вад, отворачиваясь от очередной порции гречки. – Джинсы уже застегиваются, я даже дышать и ходить в них могу, может, хватит? Да и мне мои новые вещи такими темпами велики станут! Об этом ты подумал?

- Купим еще, проблема-то, - закатил глаза Глеб. – Зато ты у меня будешь красавчиком. Как и я сам впрочем, - и он похлопал себя по стремительно худевшему животу.

Потом они долго мерили друг друга, изучали вещи на сайтах одежды, подбирали себе кое-что. Вад старался не особо усердствовать: еще неизвестно, как его старшая версия отреагирует на все подобные изменения и будет ли носить так тщательно выбранный им гардероб. Однако, Глеб пообещал, что в любом случае заберет все шмотки себе. Они угрохали на это целый вечер, а на следующий день, когда все доставили, сумели, наконец, полноценно отвлечься от еды и заняться исключительно примеркой. Разделись оба до белья, спорили до хрипоты, отбирая друг у друга вещи, тыча друг другу в животы и зады, крича:

- У тебя пузо больше, поэтому эти джинсы мои!

- Зато у тебя жопа до пола висит, ты ее в них не засунешь, а ну отдай!

Толкались, щипались, хохотали до колик, в итоге оба перемерили все. За одну рубашку едва ли не передрались, пока не решили заказать еще одну точно такую же.

На город давно опустилась ночь, Самойловы даже забыли поужинать пресловутой гречкой и продолжали на голодный желудок разгребать гору одежды. В одни из джинсов не влезал никто из братьев, но нравились они обоим, поэтому их решили оставить на перспективу в надежде, что хоть кто-то похудеет до нужного размера. Джинсы и вправду были славные, но братьям не подходили – слишком светлые со слишком провокационными надписями, ободранной бахромой и вместо гульфика – широкой резинкой, которую издалека можно было бы принять за слишком откровенно торчавшее нижнее белье. У Глеба из них вываливалось пузо, на Вадима же они вообще с трудом налезали, и он, используя старый метод, лег на постель и принялся натягивать их на себя так. Глеб навис сверху, помогая, стараясь задвинуть на задний план эмоции, которые в нем вызывала вся эта процедура.

- Давай же, - бормотал Глеб. – Боже, как же тут узко, невозможно просто.

- Ну, я надеюсь, со временем растянется и будет входить как родное, без мыла, - хохотнул Вадим, изо всех сил втягивая живот.

- Еще раз толкнись, ну.

- Да я пытаюсь, - и снова ухватился за края джинсов, зажал их ногтями и случайно впился в пальцы Глеба.

Тот охнул, завопил:

- А! Боже, ну ты аккуратнее, мне же больно!

- А ты не сдавливай меня так, колени ослабь свои, чего навалился-то. Раз не лезет, значит, попытаемся в другой раз. А ну слезай давай, я стащу эту дурацкую резинку, уже все болит, сил нет.

И Глеб хотел было соскочить и дать брату возможность стащить неудобные узкие джинсы, как дверь в спальню распахнулась, и на пороге возникла изумленно хлопавшая глазами Юля.

Она выглядела так, словно бы слышала весь их диалог и восприняла его при этом как-то совсем иначе, не так, как было в реальности.

- Что здесь происходит, Вадик? – наконец, выдавила из себя она.

Глеб по-прежнему нависал над Вадом в одних трусах, а сам Вад к тому моменту успел стянуть с себя джинсы и тоже лежал в одних плавках, а штаны сгрудились на лодыжках. Ладони Глеба все еще упирались в бедра Вадима, а ноги того были широко расставлены в попытке стряхнуть с себя проклятые джинсы.

Оба замерли, услышав этот голос, и почти одновременно спросили:

- Так рано? – разочарованно протянул Глеб.

- Вы кто? – ошарашено промолвил Вадим.

========== 11. ==========

- Одним словом, мы расстались, - Вад шумно втянул воздух и помассировал веки пальцами. Светлана поерзала в кресле напротив, но ничего не ответила, словно бы ожидала именно такого исхода. И Вадим продолжил, - он теперь существует отдельно со своей группой «Крошка Цахес». Мы ему подобрали музыкантов, им заинтересовался какой-то местный продюсер. Пока выступает с Маленьким Фрицем, но уже готовит следующий альбом – понимает, что на фашистской тематике далеко не уедешь, - Вадим сцепил пальцы и опустил на них подбородок.

- Вам стало легче?

- Наверное. Трудно сказать. Мы пока придумываем с Сашей, как выкрутиться, Глеб же был нашим основным автором. Впрочем… у меня есть несколько идей, - и Вадим деликатно умолчал о том, что планировал включать в их новый альбом свои уже давным-давно написанные хиты – Черную луну, Никогда, Ближе, Четыре слова…