В автобусе Глеб, не задумываясь, шлепнулся на сиденье рядом с братом, опустил подбородок ему на плечо и хитро улыбнулся:

- Ну так что там с Фрицем?

- Давай после концерта, а? – с надеждой в голосе протянул Вадим. – А то сейчас ор ведь на весь автобус поднимется, - и сам рассмеялся да и Глеб вместе с ним.

Они оба знали, как тяжело им было уживаться друг с другом, и частенько сами же и высмеивали свои бесконечные скандалы.

- Пусти к окну тогда, - и Глеб оттолкнул брата к проходу.

Он словно чувствовал, что с Вадом что-то не то, что тот стал мягче, уступчивее, что он не орет, не приказывает, а мягко убеждает, словно бы боится поругаться, словно бы он внезапно и бесповоротно помудрел. Глеб уткнулся лбом в пыльное стекло, и Вадим невольно залюбовался им: пожалуй, родись тот женщиной, у него отбоя бы от поклонников не было, да даже и сейчас он нет-нет да вызывал странный интерес со стороны лиц своего пола – столько в нем было странной грации с примесью какой-то почти женской истеричности. Раньше Вад никогда не обращал внимания на эту особенность брата: Глеб и Глеб, ну песни хорошие пишет, поистерить любит, внимание к себе привлечь, ну да брат все-таки родной, на такое и глаза закрыть можно… А сейчас он напомнил Вадиму какую-то античную статую с дивными тонкими чертами лица, неотмирным взглядом и поведением истинного мифического Нарцисса…

А на концерте Вадим опять удивился сам себе. Думал, что собьется, потянет одеяло на себя, начнет снова щелкать пальцами в воздухе, привлекая внимание звукачей, забудет, что это Агата, а не его сольный номер… но забыться не получалось. Он стоял у микрофона и четко знал, что на дворе 1990, что он – участник группы Агата Кристи, которая презентует свой новый альбом Декаданс. Он даже не посмел выбрать для выступления более приличную одежду, а нацепил все ту же дурацкую рубашку с широкими неотглаженными брюками без стрелок, словно хотел нырнуть в прошлое прямо с головой и никуда его не отпускать. Вот разве что эмоций давал больше. На Щекотно отчего-то заплакал, и Глеб, услышав это, обеспокоенно уставился на брата. Но в остальном Вадиму казалось, что он дома, он на своем месте, хоть и понимал умом, что не по праву занимает чужое.

Гостиница была совсем крохотной, музыканты сняли два двухместных номера. Вадим искренне изумился, когда узнал, что в одном из номеров будет одна двуспальная кровать – остальные все заняты.

- Ну, может, хоть раскладушку… - попытался договориться он, но Глеб хлопнул его по плечу и закивал администратору.

- Давайте этот номер, не проблема, поспим на двуспальной, - и перехватил ключ у брата, бегом направившись к лифту, словно торопился поскорее лично узреть эту самую кровать.

Братья заказали в номер бутылку коньяка. Вадим сперва хотел запретить Глебу столь глобальную попойку, какой она ему теперь виделась, а потом махнул рукой. В конце концов, это Глеб Самойлов, а не папа римский. Из него не сделать зожника и йога. Он все равно будет пить и нюхать кокс, он все равно будет писать странные мрачные песни и все равно рано или поздно доведет их отношения до суда. Но пусть хотя бы сейчас, вот в этот самый момент они будут счастливы.

Первые стопки улетели резво, и не слишком привыкший к крепким напиткам Глеб тут же поплыл, не отводя расфокусированного взгляда с куда более закаленного старшего.

- Так что там с Фрицем, Вадик? – промычал Глеб.

- Помогу, я же обещал, - спокойно ответил тот.

- Почему под Агатой выпустить его не хочешь? Почему поработать над ним не хочешь?

- Глеб, ну я же сто раз тебе это объяснял…

- Я для тебя вообще ничего не значу! – и чисто по-женски по столу хлопнула ладонь.

- Глебсон, ну чего ты сразу начинаешь, обсудили же уже все…

- Если я это сольно выпущу, никто не станет это слушать, ты же понимаешь.

- А если мы это выпустим под Агатой, из рок-клуба нас вышвырнут в один миг. Все труды коту под хвост!

- Ну конечно же тебе рок-клуб дороже родного брата… - буркнул Глеб.

Вадим подсел ближе, ткнулся лбом в круглое мягкое плечо Глеба, ласково укусил его свитер, потом коснулся его губами.

- Ну не дуйся.

Глеб как-то сразу обмяк, и ссоры не вышло, и воздух озонировал, и хотелось творить глупости, а не ругаться.

- Вадик, ты какой-то не такой, - произнес Глеб после очередной рюмки. – У меня никак не получается на тебя злиться и обижаться.

- Может, потому что я твой брат, и ты меня… хм… любишь?

- Люблю, - с готовностью согласился Глеб, и слово это тонкой золотой струной зазвенело в полумраке провинциальной гостиницы.

Как давно Вадим не слышал его от младшего. Кажется и забыл, как звучит голос Глеба, когда он произносит это простое слово из пяти букв…

- И я тебя люблю, - прошептал он, крепко прижимая брата к себе.

Они, пьяные, падают на постель прямо так, не раздеваясь, сжимая друг друга в вялых объятиях. Потолок плывет и кружится над их головами. Вадим трет глаза в попытке немного прийти в себя и тут же проваливается в темный алкогольный сон.

Просыпается он спустя несколько часов, уже ближе к утру. Рядом, прижавшись к нему, словно ложка к ложке в ящике для посуды, лежит боком Глеб. Они так и не разделись с ночи, даже покрывалом не накрылись. Голова гудит, изо рта откачали все намеки на жидкость, и Вадим окидывает мутным взглядом номер в поисках хоть крошечной бутылки с водой. Не находит, вздыхает и слезает с постели, плетется в ванную и пьет большими жадными глотками прямо из-под крана. Когда он возвращается в комнату, Глеб спит так же сладко и что-то бормочет во сне. Вад садится рядом, гладит его по ладони, затем наклоняется к мягким вихрам, касается их губами.

Парамнезия…

Возвращение в 2019…

В любом из исходов этот кукольный Глеб останется один.

Ну так, может, и будет лучше? Может, у него одного выйдет и не хуже, чем у целой Агаты?

Мысли не отпускают, так и вертятся роем беспокойных мух в голове у Вада.

Парамнезия… может, все же рискнуть и решиться на пару уколов галоперидола? Вдруг полегчает, если они правы? Взять и прожить все с нуля, не задумываясь о завтрашнем дне, не страшась его…

Или вернуться туда к себе, рассказать все тому Глебу и той своей юной копии, и пусть в будущем будет сразу два Вадима, зато в этом не будет ни одного…

Выбор был слишком очевиден, хоть Вадим и до последнего отрицал это, до последнего пытался бороться, глядя на почти девичьи черты спящего Глеба.

Он поцеловал брата в лоб, затем в щеку, задержался в нескольких сантиметрах от губ, но все же не решился. Ласково провел ладонью по спине, а затем встал и вышел из номера.

========== 6. ==========

Когда Глеб открыл глаза, то первое, что увидел перед собой, была растрепавшаяся темная шевелюра с седыми вкраплениями. Несколько прядей лежали прямо у него на лице, и Глеб изумился, как он не проснулся раньше: обычно его будил малейший дискомфорт. А тут к нему привалилась немаленькая громко сопящая, а временами и почти храпящая тушка, и Глеб проспал эту ночь, так ни разу и не проснувшись. Сном отключившейся от реальности кошки. Рука Вадима расположилась на животе брата, да и весь он раскинулся в позе звезды, уткнувшись лицом в подушку, и Глебу потребовалась вся оставшаяся еще в наличии ловкость, чтобы выпростаться из-под одеяла, не разбудив мелкого. Потом он прямо так в трусах пошагал на цыпочках в ванную, быстро привел себя в порядок, уже по заведенной привычке тщательно выбрившись и причесавшись, и побрел на кухню искать съестное.

Холодильник был ожидаемо забит под завязку. На столе лежала записка:

«Все равно смс ты не прочтешь, поэтому пишу тут. Еды полно, но на все три недели тебе не хватит, так что, следи уже сам. Главное - выкидывай испорченное, а то я не хочу по приезде найти в холодильнике признаки зарождения новой цивилизации. Целую и все такое. Юля».

- Три недели! – присвистнул Глеб, изображая на лице работу мысли. – На Бали что ли умотала? Тогда есть смысл нам потусовать пока тут, - он поскреб в затылке.