Впрочем, Агата в эту гонку не вписалась с самого начала. Они играли все больше по клубам. С горем пополам выпустили альбом без единого хита. Конечно, поклонники нашлись и у них, но Вадику с Сашей было тяжело. Котов ушел, получив более выгодное предложение, и на его место взяли очередного безвестного сессионщика.

Тем временем Глеба с Ильей номинировали на Грэмми за саундтрек к одному из выстреливших фильмов. А затем и на Оскар. Деньги потекли к ним рекой. Они много и плотно гастролировали по США, начали постепенно выбираться и в Европу. А в своей родной стране и вовсе обрели почти божественный статус. Кое-кто из бывших коллег правда нет-нет да и отпускал укол в адрес двух «предателей дела рока», перекинувшихся на электронщину, но их тут же обвиняли в черной зависти и затыкали им рты.

В середине 93-го – уже с Грэмми и Оскаром на руках – они дали первый с момента отъезда в США концерт на Родине.

Это событие долго готовилось. Реклама висела по всей Москве. Организаторы арендовали Лужники. Билеты разлетались с немыслимой скоростью, подумывали даже дать два концерта – два дня подряд.

Глеб с Ильей прибыли на отладку звука за пару дней до концерта. Прогулялись по Москве, поняли, что от многого отвыкли, что не хотели бы вернуться сюда и вновь работать здесь.

В день концерта в гримерку проскользнул их менеджер – весь красный и запыхавшийся.

- Насилу отбился! Там к вам несколько человек с боем пытаются прорваться. Пришлось охрану ставить. Кажется, кто-то из ваших бывших коллег.

Илья насторожился:

- Они представились?

- Да, попросили даже вам имена передать. Вя-чес-лав Бу-ту-сов, - по слогам прочел менеджер, - и Ва-дим Са-мой-лов. Фамилия такая же, как у Глеба. Заявил, что он твой родной брат. Да только мало ли чего наплетут эти сумасшедшие фаны!

- Пусти, - нахмурился Илья. – Мы знаем их.

- Но… до концерта всего час!

- Пусти, кому говорят! Может, это наш единственный шанс увидеться со старыми знакомыми. Не поедем же мы в Свердловск!

Через пару минут на пороге гримерки и вправду оказались Слава с Вадимом – оба печальные и осунувшиеся. С восхищением осматривали помещение. Слава полез было обниматься с Ильей, но тот мягко отстранил его.

- Вы теперь большие звезды, - с некоторой обидой в голосе произнес Бутусов. – Не чета нам.

- Ты пришел давить на жалость? – даже Глебу послышалась в голосе Ильи ничем не оправданная жестокость.

- Нет, ну что ты, как я могу. Жизнь расставила все по своим местам, все справедливо, - с горечью и смирением добавил Слава.

Вадим молчал, почти не поднимал глаз, не смотрел на брата. Глеб так и не понял, зачем он так рвался в гримерку, о чем хотел поговорить. Он был совсем худым, под глазами пролегли багровые тени, волосы были коротко острижены. От былого жизнерадостного и энергичного Вадима не осталось ничего. Впрочем и Слава выглядел не лучше. Казалось, они оба хотели о чем-то попросить бывших коллег, но ни у одного не поворачивался язык. Еще пара ничего не значащих фраз, и оба покинули гримерку.

Лужники были битком, и организаторы пожалели, что не сделали второй концерт на следующий день. У дуэта Глеба и Кормильцева было в России множество фанатов – тем паче, что они были своими, родными, которые слишком быстро переросли уровень российского шоубизнеса.

Глеб вдруг осознал, как сильно он соскучился по таким крупным площадкам. Много лет вещая о том, как здорово выступать в клубах, Глеб прекрасно понимал, что лжет. Что тысяча человек лучше сотни, а десять тысяч – при любом раскладе лучше тысячи. И глаза тут уже неважны: раз они пришли на твой концерт, значит, они хотят видеть именно тебя.

Фан-зона неистовствовала: электронной музыкой в ту пору почти никто не занимался, а благодаря Рику синтезаторные мелодии стали задорными и запоминающимися. Пара часов концерта пролетели как пять минут.

Они решили задержаться в Москве еще хоть на несколько дней: встретиться со старыми знакомыми, обсудить возможность еще одного концерта: билетов в Лужники и так было продано едва ли не в полтора раза больше необходимого. Но уже на следующий день – прямо с утра – администратор сообщил Глебу, что его очень хотела бы видеть его мама. Глеб смутился: как-то глупо встречаться с матерью здесь при таких обстоятельствах в качестве мировой звезды.

Мама явно стеснялась – долго вытирала ноги о ковер в холле, комкая в руках старый цветастый платок, а в номере боялась и повернуться, чтобы не задеть белоснежные стены своим замызганным пальтецом. Глеб почувствовал внезапный укол совести, словно в нынешнем положении матери была и его вина. Он ведь даже не мог дать ей денег: у него была только валюта, ее надо было сначала обменять на рубли.

- Проходи, мам, - он поспешно убрал одежду с кресла, освобождая ей место. – Завтракать будешь? Мне сейчас прямо в номер еду привезут, я заказал.

- Да нет, сынок, какое там, - махнула мама рукой и покраснела, по-прежнему переминаясь с ноги на ногу у самого порога. – Я у Вадика чаю попила с утра.

- Ты у него остановилась? – нахмурился Глеб, это известие чем-то неприятно кольнуло его, словно было каким-то невнятным укором.

- Я у него теперь часто бываю, - пробормотала она. – Подумываю совсем в Москву перебираться. Реаниматологи тут тоже нужны, с работой проблем не будет.

- Молодец, правильно! – поддержал ее Глеб, просто чтобы хоть как-то отреагировать.

- Да я ради Вадика, - насупилась мама и все-таки прошла в номер, расстегивая пальто. – Плох он совсем…

- Что с ним? – Глеба укололо куда-то прямо в солнечное сплетение. Стало вдруг так страшно, словно он стоит над обрывом, а внизу плещется ледяная вода, застывая на морозе причудливыми прозрачными узорами. Инфаркт? Инсульт? Рак? – пронесся вихрь версий в его голове. Он тут же вспомнил, каким потерянным и худым Вад выглядел вчера. Как ни слова не сказал ему в гримерке…

- Я вот как раз пришла с тобой это обсудить. Хоть ты с ним поговори, повлияй на него как-нибудь.

Глеб помог матери раздеться, убрал пальто в шкаф и все-таки заставил ее сесть в кресло.

- Наркотиками он увлекся, - дрожащим голосом произнесла она и тут же принялась утирать слезы старым платком.

- А, - тут же с облегчением выдохнул Глеб, - ну это ничего страшного. Побалуется немного да слезет. Ну кто из рок-тусовки нынче не нюхал кокс. Даже я… - и он тут же осекся.

- Он на героине, Глебушка. Все вены исколоты. Год уже. Исхудал весь, в долги влез, - и мама вдруг громко разрыдалась.

В этот самый момент в номер доставили завтрак. Глеб попросил вторую чашку. Разлил чай, разделил поровну блинчики со сгущенкой… От еды мама отказалась, а вот чай одолела в два глотка.

- Он у каких-то серьезных людей уйму денег занял на дозы… Теперь не знает, как отдавать, Агата же не окупается совсем. Саша подумывает бросить музыку и вернуться в медицину. Бутусов этот, друг его, который и подсадил его, уже слез. В бога уверовал и переломался. А Вадик все никак. Смысла, говорит, нет, все равно жизнь под откос пущена.

У Глеба отчаянно защемило в груди. И осознание того, что в этом нет никакой его вины, не помогало. Ну разве виноват он, что у Вадима не получается писать песни? Разве виноват он, что группа брата загнулась без него? Разве виноват, что талантливее и успешнее старшего?

Не зная, как утешить мать, он сбегал вниз в пункт обмена валюты и принес ей толстую пачку. Им с Вадимом должно было хватить на несколько месяцев.

- И скажи ему, пусть придет ко мне, я помогу ему с долгами. Но только если он решит завязать с наркотой – дозы покупать ему не стану.

Мама благодарно закивала, от денег не отказалась, они и вправду были ей сейчас очень нужны, чего уж тут комедию ломать… Когда она ушла, Глеб тут же побежал в номер к Илье и все ему рассказал. Тот нахмурился, потер ладонью лицо.

- Паршиво. В этом есть и твоя вина, приятель, как не отнекивайся.

- Да в чем тут моя вина?!

- В нечестности. Ты пользуешься коллективными трудами и наработками Агаты…