Зато великий визирь Херсекли Ахмед-паша, покорно внимая словам своего повелителя и родственника по жене, на деле был занят совсем другим. Раздумьями относительно того, как лучше всего выполнить приказы тех, от кого самым прямым образом завидела его жизнь. Достаточно было лишь нескольких слов, что шепнут на ухо главе дома Османа и… Смазанный бараньим жиром кол, на который посадят недавнего великого визиря, или там подвешивание на крюках или… у палачей множество ухваток и все они ужасны для того, кто окажется в их «заботливых» руках. Особенно если окажется тот, кто совсем недавно отдавал им приказы. Османская чернь с особой охотой будет и пытать и смотреть за пытками того, кому совсем недавно готова была целовать не то что сапоги, но и их следы в надежде на отблеск внимания.
Но был ли у него, Херсекли Ахмед-паши, ранее носившего имя Стефана Херцеговича Косачи, какой-либо выбор? Не было, если не хотел податься в бега или ещё тогда, в конце Крестового похода оказаться мертвецом. Подобной участи для себя он не желал, потому и принёс вместо себя иную жертву – тогдашнего великого визиря, Коджу Дамат Давуд-пашу. Тогда именно Коджа стал как бы единственным виновником убийства Селима, сына Баязида II, Сам же Херсекли Ахмед-паша не просто «смог выкрутиться», но и «сильно помог» султану с заключением мирного договора со странами, участвовавшими в Крестовом походе. Потому и стал новым великим визирем. Потому ещё сильнее упрочил своё влияние при дворе и смог его не утратить. Однако…. Взамен всего этого он ежедневно чувствовал невидимый крюк в своих потрохах, столило потянуть за который и… А верёвка, за которую тянут, была в руках семейства Борджиа. Ну и у тех, кто говорил от их имени. Один такой разговаривающий встретился с ним недавно… в очередной раз. Напоминал, что следует делать и как именно, чтобы настоящие хозяева великого визиря Османской империи оставались довольны его работой.Воспоминания о тех разговорах и особенно последнем никуда не девались. Хуже того, память вновь и вновь заставляла к этому возвращаться…
Великий визирь по своему положению ответственен за многое. В том числе и за то, чтобы жители Стамбула были довольны своей жизнью. Не все, конечно, но уж определённые их части точно. Требуется постоянный подвоз еды в огромном числе – близ столицы империи вообще мало что произрастало, да и заставить османов работать… Ни султаны, ни их приближённые не были для этого достаточно наивными, понимая, что иначе их подданные из числа правоверных непременно взбунтуются. Потому кормили османов покорённые народы, такие как греки, валахи, болгары, албанцы и прочие. До недавнего времени и сербы, но теперь эта кормушка была недоступна, тем самым заставляя тратить немалые деньги за покупку нужных товаров. Иначе… Что такое бунты черни в Стамбуле хорошо знали и вовсе не стремились в очередной раз почувствовать на своих шкурах нечто подобное. И вовсе не потому, что Баязиду было не плевать. Тут иное. Те самые шестеро сыновей, шестеро возможных наследников. каждый из которых видел себя одного живым и на троне, а остальных – удавленными или обезглавленными. Пример отца и его борьбы за трон уже с собственными родственниками, особенно «султаном Джемом» был свеж в памяти нового поколения дома Османа.
Товары, товары и ещё раз они же, доставляемые в столицу империи со всех сторон, со всех частей страны и извне. Но если с поставками внутренними всё было приемлемо, но вот внешняя торговля находилась в упадке. А виной тому что? Правильно, полное господство в Средиземном море итальянских пиратов, да и в Эгейском они чувствовали себя как дома. Любой корабль – неважно, Османской империи или иной страны, где правили правоверные – вышедший в море был если и не обречён, то имел мало шансов добраться до нужного места. Потому доставить что угодно можно было либо кружным путём по суше, либо… на венецианских кораблях. Хотя и венецианские торговцы были не лучшим выходом, ибо заламывали большую, чрезмерно великую цену за доставку. Или всё же лучшим? Пожалуй, но лишь из-за неимения иных выходов.
Однако всегда находились люди, готовые рисковать кораблями, надеясь получить прибыль. Конечно же, таким образом везли не зерно или там масла. А вот дорогие ткани, фарфор, пряности… Именно те товары, которые занимают мало места, зато стоят больших денег.
Керим Сардак считался одним из таких торговцев, корабли которого были особенно удачливы. О нет, они тоже оказывались взятыми на абордаж и разграбленными, но мастерство нанимаемых им капитанов и удача позволяли тому получать немалые прибыли. И вследствие этого становиться всё более известным, получать большее влияние, возможность приблизиться к султанскому двору, а в будущем… Человек, обладающий богатством, должниками, а также полезными знакомствами в окружении султана мог взлететь очень высоко. А уж если привлечь внимание самого великого визиря…
Очень многим казалось, что Керима Сардака ждёт большое будущее, если, разумеется, он не оступится на половине пути или даже ближе к его завершению. Однако никто – или почти никто, если быть искренним – не знал, кем он является на самом деле. Полностью этого не знал и сам Херсекли Ахмед-паша, зато то, что Керим никакой не Керим и что он человек Борджиа – вот это было великому визирю известно. Не зря же он встречался с ним далеко не в первый раз и во время каждой такой встречи получал новые приказы. Сам же «Керим Сардак», отдавая их, искренне при этом улыбался, нисколько не скрывая своей радости от того, что сам великий визирь вынужден подчиняться врагам Османской империи. Вот и в последний раз…
- Получили ли славные сыновья великого нашего султана всё то, что должны были получить, о почтенный Ахмед-паша,- предельно вежливо на словах, но без тени уважения но существу произнёс «Керим Сардак». – Понимают ли они, какой день лучше прочих подходит для того, чтобы показать свою силу? Каждый свою, конечно.
- Смерть брата их не огорчила, но напугали те планы султана, о которых я им рассказал.
- Вы должны были намекнуть и только…
- Я намекнул. Остальное они домысливали сами, - быстро поправился великий визирь империи, почувствовав признаки холода в речи собеседника. – Я больше остальных обеспокоен одной только возможностью того, что Баязид заподозрит своих сыновей в чем-либо раньше срока. Они…. сразу скажут, кто натолкнул их на тот опасный след, пахнущий смертью. Множеством смертей.
Называющий себя Керимом в ответ лишь улыбнулся, тем самым показывая, что верит дважды предавшему. Или, что куда более вероятно, сделал вид. Херсекли Ахмед-паша не столь давно вынужден был общаться с глазами и ушами Борджиа в Стамбуле. Но и этого срока хватило, чтобы частично понять. Хотя бы ту ненависть, которую этот самый «Керим» испытывает не только к империи, но и ко всем османам. К нему же, как к «предателю крови», особенно.
Борджиа… Великий визирь имел достаточно ума, потому осознавал приверженность этой итальянской семьи к опоре не на тех, кого можно купить, а лишь на по-настоящему верных. Остальных они лишь использовали, хотя слово своё король Италии держал. Своеобразно держал, потому как любил находить тайные ходы в отношении тех, кого сильно не любил. Зато упрекнуть в нарушении даже мимолётных обещаний Чезаре I так пока никто и не смог. Пытались, конечно, но… подобное вызывало лишь печальные улыбки у способных думать.
Лично ему Борджиа обещали богатство и безопасность всей семьи… если он будет правильно себя вести и не попытается в очередной раз предать. Предать тех, кто держал его с гарротой на шее и готов был в любое мгновение затянуть стальную петлю.
Кто затянет? Уж наверняка не «Керим», который лишь голос своего коронованного хозяина. Зато голос уверенный в себе, на которого полагаются и собираются использовать долго. И не только он, но и те, кто вокруг него. Пара слуг, которые и не слуги, а скорее охрана, умеющие убивать и притворяться правоверными. Жёны, Мариам и Зульфия… внешне показывающие полную покорность, подобающую супругам богатого и уважаемого стамбульского торговца, но на самом деле… На самом деле достаточно посмотреть в глаза этим тигрицам, чтобы понять их истинные желания. А они заключались в стремлении убивать, пусть не лично, но посредством своих слов, действий или просто помощи тому, кого они называли своим «мужем и господином». И все они были не османской крови. Все, исключений Херсекли Ахмед-паша не наблюдал. Лишь на низших ступенях Борджиа использовали «чужую кровь», покупаемую за золото, но лишённую какого бы то ни было доверия и возможности подняться наверх. Купить, использовать… и выбросить. В этом и была сила этой семьи. Другие считали это слабостью, но он, как находившийся в разные времена по разные стороны, понимал обстановку лучше многих.
