Ирка, я хочу побыть еще в Германии в нескольких городах, потом поехать в Париж и Лондон, потом в Италию, потом домой.
Как там наши детки, я надеюсь, они вполне обходятся без меня, а вот тебе, наверное, очень скучно.
Целую вас всех, скоро вернусь, обнимаю крепко тебя, и Яшеньку, и Златоньку, твой Мишка. (Привет Еве Ар.)
20 января. Дюссельдорф. Ирка, получил твое письмо. Я был страшно рад, ношу его в кармане, чтоб перечитывать о Яшке и Златке. Вчера я приехал к Франтишеку Кинцлю, чешскому художнику, в Дюссельдорф. Выпили несколько бутылок мозеля, беседовали, я живу у него, и он мне покажет все в Дюссельдорфе. Адреса Шепса очень кстати. Скажи Саше, чтоб выслал Бар-Гере около 20 слайдов моих работ, лучших, и мне тоже пусть вышлет штук 10 слайдов. Целую всех вас крепко. Шалом. Мишка.
23 января. Бохум. Моя дорогая жена, Яшенька и Златочка. Нахожусь в данный момент в югославском ресторане, и сейчас ок. 12 ночи. Отсюда я иду в отель «Савой», где буду спать за ≈21 ДМ. Завтра еду в Дортмунд в музей, а потом в Кёльн. Я читал лекцию с диапозитивами в Бохумском музее сегодня, было около 100 человек. Петр Шпильман сказал мне, что хочет купить мой «Образ Средиземного моря» и еще что-то. У Бар-Геры я нарисовал акварель для литографии, и другую литографию должны сделать с «Обр. Средиз. моря». Но это я начал с конца.
А сначала было так. Я приехал 19. в Дюссельдорф – позвонил Франтишеку Кинцлю (чешскому художнику-эмигранту), и он приехал на вокзал и взял меня. Он живет с подругой-немкой в просторной квартире, работает в галерее Майер-Рене по реставрации и сам работает как скульптор. На другой день он повел меня к своему соседу Клаусу Ринке, симпатичному парню и всякому выдумщику, но все это интересно. Ринке – молодая звезда авангардизма.
Были мы с Франтишеком у известного художника Гюнтера Юккера из группы «Зеро». Беседовали, я рассказывал, фотографировал. Юккер дал мне свои каталоги, и потом мы все вместе пошли к молодому архитектору (восходящая звезда?) Вольфгангу Дюрингу и находились у него дома.
На другой день Франтишек был занят, Павел Яноушек (чех-эмигрант, дизайнер по профессии, но стрижет собак: пуделей и пр.) отвез меня в центр, и я весь день гулял по городу Дюссельдорфу. Холодно, сыро. Был в 2 кирхах (говорил с лютеранским пастором), был в Академии художеств (везде расклеены плакаты левых студентов, прокоммунистов), заходил в книжные магазины, смотрел в витрины на вещи и цены. Все очень богато и куча красивых предметов всякого рода. А вечером с Франтишеком были в запаснике галереи Денис Рене-Майер и смотрели всякие объекты и пр. Пили вино, потом зашли в ресторанчик, пили пиво, потом вернулись домой. Пили вино, потом… потом пошли спать.
На другой день были с Франтишеком в музее – и видели много прекрасных вещей, потом заходили в академию, потом были в ресторанчике левых студентов, потом были в ресторанчике христиан-коммунистов, потом поехали к художнику Имре Косичу (венгерский эмигрант, художник-геометрист). Пили пиво и шнапс, и потом он…
24 января. Дортмунд. …отвез нас домой, и день кончился.
23-го числа с Франтишеком Кинцлем и Эльзой мы выехали в Эссен. Из Эссена – в Гельзенкирхен к чешскому худ. Иржи Хильмару. Мы смотрели его вещи, фотографировались, обедали и все вместе – Франтишек, Иржи и я – поехали в Бохум.
Петр Шпильман возил меня на своей «Вольво» по Бохуму, показал университет, музей старого быта, пейзажи и 2 авангардные галереи. С нами ездил Иржи. Мы вернулись вечером в музей – в 8 ч. началась моя лекция. Я показал 65 слайдов и говорил, а Петр переводил. Были Яков, Кенда, Шломит, Бар-Геры, был Имре Косич, был Иржи Хильмар и ок. 100 граждан г. Бохума. Все были очень довольны. Я получил за лекцию 150 марок. После этого мы долго еще сидели с Петром Шпильманом, он дал мне адреса в Голландии, Лондоне, Париже и отвез в отель «Савой», где я получил самую дешевую комнату под крышей (21 ДМ), белоснежные простыни и пр. Я пошел в югославский ресторан, пил пиво, поужинал, написал тебе пару строк и потом беседовал с ребятами-сербами, которые работают в этом ресторане. Они 2 года в Германии. Я сказал, что я из Израиля, что жил в России. Мы вполне могли понять языки друг друга. Я пошел спать и прекрасно выспался до около 12 ч. дня сегодняшнего числа.
Утром сегодня встал, сел в поезд и выехал в Дортмунд – это 10 минут от Бохума. Пришел в музей. Никто не знает русского (об иврите вообще говорить нечего). Но все же меня поняли, показали 5 моих работ из коллекции музея, дали мне каталоги нашей выставки в 1973 г., приглашения, показали прессу. Тут пришел директор Тинман – немец, и мы с ним выпили кофе, но он должен был идти на какую-то конференцию, и мы договорились встретиться через 2 часа. Я гулял по Дортмунду, был в главной кирхе, сидел там и обдумывал планы своей школы в Иерусалиме. Сейчас сижу в музее, пишу письмо, смотрел экспозицию и жду д-ра Тинмана.
Так я живу в сырой, темной, холодной Германии, существую без языка и постепенно привыкаю к европейским порядкам. Мы с тобой поедем в Европу – я уже буду знать все, что надо, как и что и где. Поедем на собственном автомобиле и не спеша (насколько позволят наши дети) везде побываем. Теперь я должен быть в Бонне и дождаться в Кёльне, когда отпечатают мои литографии, я подпишу их и на поезде выеду в Голландию – это около 2 часов езды от Кёльна.
24 января. Поезд Дортмунд —> Кёльн. Только что закончил схему авангардного представления в ящиках – сижу в поезде. Неровный почерк, т. к. сильно качает. Сидели с д-ром Тинманом в ресторане, пили вино с сыром и овощами. Беседовали. Можешь себе представить как, если он не знает русского и иврита. Но поняли друг друга. Он неожиданно для меня предложил мою персональную выставку у себя в музее. Мы расстались в лучших чувствах, и я пошел на поезд. Дорогу до вокзала мне указал и сопроводил (ему было по пути) араб-марокканец. Теперь я еду в поезде. Шалом. Леитраот54. Израильский художник – Михаил Гробман.
25 января. Кёльн. Ирка, я вчера ок. 12 ч. приехал к Бар-Герам. Сейчас утро – пойду в галерею, после обеда мы с Кендой едем на машине с шофером в Ганновер.
25 января. Ганновер. Приехал в Ганновер к вдове худ. Буххайста (конструктивист и абстракционист 20–30‐х гг.). Пили кофе, смотрели картины. И потом приехали в галерею, где выставка Декселя, прекрасного немецк. конструктивиста 30‐х гг. Историк искусства выступает с речью, а я сижу в уголке и пишу письмо. Из Кёльна до Ганновера ехали ок. 2,5–3 ч. Немецкие пейзажи и все такое прочее.
Ирка, найди в моем столе гарантию на автомашину, проверь. У меня еще нет 5000 км, но, может быть, самое большее я должен проверить машину через 5–6 месяцев вне зависимости от км (т. е. или так, или так). Если потребуется – пусть кто-то отгонит машину в гараж на улицу Hess, начальник – Авраам, тот симпатичный стриженый еврей. Пусть они все проверят, скажут (сами знают) и починят щелкающий счетчик.
Целую тебя из города Ганновера и обнимаю своих любимых деток. (И вышлет пусть мне Саша 10–15 слайдов с моих лучших вещей.) Все выслать на имя Бар-Геры побыстрей.
26 января. Франкфурт-на-Майне. Моя дорогая жена, Яшенька и Златочка, я во Франкфурте/М. Мы приехали сюда с Яковом Бар-Герой: он по делам, а я чтоб написать письмо франкфурт-майнское. Вчера мы благополучно осмотрели выставку покойного Декселя в Ганновере, побеседовали с рядом людей и поздно-поздно ночью вернулись в Кёльн.
Итак, Яков пошел на конференцию и сейчас придет, а я в вестибюле шикарного отеля «Интерконтиненталь» пишу это письмо. На улице очень сыро, промозгло, холодно. Я прогулялся по Ф/М улицам, отметился, и между прочим занесло меня на какой-то немецко-шведский фильм на темы, как надо научно совокупляться, – все как у Катмора, только во много раз длиннее и скучнее. На германских вокзалах куча всяких алкоголиков, разбитых рож и прочей подозрительной сволочи. Для меня, израильтянина, пьяная рожа воспринимается как птеродактиль из другого прошлого, далекого мира.
