Литмир - Электронная Библиотека

Но почему же поп-арт так смехотворно поздно попал к нам? Но почему же триумфальное шествие нашего «концептуального искусства» начинается с таким опозданием? Почему наши «приобретатели авангарда» не поддерживают его тогда, когда он начинается? Почему вообще наши «приобретатели» так склонны импортировать предпоследние идеи и выдавать их за высшее достижение цивилизации? Почему израильский молодой художник вынужден ехать за границу за признанием? Потому что наши «приобретатели» хотят быть авангардными, но, по сути дела, не могут ими быть, ибо, не умея думать самостоятельно, они – только пыльный хвост быстробегущей крысы зарубежного авангардизма. Они выучили историю искусства, но не научились мыслить теоретически. Недостаток темперамента они заменяют вкусом, недостаток ума – остроумием, пространственно-философские построения – литературщиной. Так поступали в свое время противники Сезанна, Малевича, Татлина.

Однако ни один из критикуемых Гробманом «новаторов» не хотел прислушаться к его доводам, что только те ресурсы, которые есть внутри, а не пришедшие, как мода, извне могут стать основой настоящей оригинальности. Для Гробмана поиск оригинального лица израильского искусства означал углубление в еврейскую культуру, еврейскую философию и мистику, в которые он был погружен с самого начала. Отказавшись от этого ресурса, иерусалимские «новаторы» стали для него «людьми другого мира». Как он написал в том же 1976 году, «Офек [известный живописец, преподаватель] умен и сообразителен, но он прочно сидит в своем прошлом. Нойштейн [молодой концептуальный художник] талантлив и экспериментатор, но человек другого мира; эстетизм, игра, снобизм, индивидуализм. Один я – то ли родился не вовремя, то ли я должен переворот в израильском искусстве устроить. В борьбе нынешней… я формально с первыми, а по сути один против всех». Как видно из дневника Гробмана, он избрал в этой ситуации неожиданную стратегию: в течение нескольких лет упорно работал над тем, чтобы превратить «первых» во «вторых», то есть «вынуть» наиболее способных живописцев из прошлого и заставить говорить на концептуальном языке. Этот процесс занял несколько лет. Читатель увидит, что за это время писались манифесты, происходили обсуждения, велась работа, которую можно назвать педагогической. И вот наконец начиная с 1978 года Гробман вместе со своими новыми союзниками, Авраамом Офеком, бывшим известным израильским живописцем, и Шмуэлем Аккерманом, молодым художником, приехавшим с Западной Украины, произвели серию «Действий в пустыне» – перформансов, в которых еврейская мистическая традиция заговорила языком лэнд-арта. Перформансы, выставки и манифесты группы «Левиафан», организованной Гробманом, составляют основную тему дневника за эти годы. Но и на этом он не остановился: постепенно изменяясь сам, меняя среду, разыскивая новых людей, он постоянно меняет свой метод.

Разумеется, дневник есть дневник, и в нем есть много другого: свидетельства исторических событий, оценки людей, история семьи, встречи со старыми друзьями и новыми людьми в Европе, жизнь парижской эмиграции, попытки наладить русскую художественную жизнь за рубежом. Время от времени тут и там мелькнет лаконичное философское размышление, пейзаж, похожий на стихотворение в прозе, острое как нож замечание или сатирическая новелла. Интереснейшие страницы посвящены службе в израильской армии: они полны событий, размышлений о политике, войне, мире, евреях, арабах и, кроме того, – о природе, Боге и любви. Со многим из положений и оценок автора читатель, возможно, будет не согласен, многое для него будет неожиданным, но, следуя за Гробманом, у него есть шанс прожить вместе с ним интенсивную, полную энергии и интеллектуального напряжения творческую жизнь.

Лёля Кантор-Казовская

МИХАИЛ ГРОБМАН

ДНЕВНИКИ

«ЛЕВИАФАН»

1971

30 сентября 1971. Чт. Москва. Текстильщики. Шереметьево. Я, Ирка, Стесин, Игорь Холин2 и Женька Врубель повезли наши вещи в Шереметьевский аэропорт и после мытарств и взяток сдали вещи в багаж.

Таможенник вытащил из ящика поэму Холина «Умер земной шар», заглянул, сказал – ничего не понимаю, – и вложил обратно. А Холин стоит рядом.

Вернулись с триумфом, т. к. удалось отправить все архивы, мы проскользнули незаметно для КГБ.

Вечером заехали попрощаться Михановские, Боря Лавров.

И вот, наконец, на 4 такси мы выехали на Шереметьево. Посидели, выпили вина, и вот надо идти в таможню и все. Последние объятия, слезы, поцелуи… и по ту сторону перегородки остались Ев. Ар., Стесин, Эдик Штейнберг, Лёня и Иннка Ламмы, Юра Куперман, Женька Врубель (с Тамарой), Илька Гринева (с Юрой), Зинаида Зах. Рабинович, Игорь Холин, Лора Волох.

Самолет ИЛ взял курс на Вену. Происходит чудо, мы пересекаем железный занавес.

1 октября. Пт. Самолет. Венский аэропорт. Шенау. Австрия. Самолет над Европой. Яшка у окна. Златочка в люльке. Пока мы не вышли из советского самолета, нет окончательного ощущения свободы.

Венский аэропорт. Нас и грузинских евреев встречают 2 израильтянина, вид у них самый убогий. Автобус. Замок в Шенау. Нам дали комнату. Знакомство и беседа с Моше Зимратом из Мин. иностр. дел и его женой. Они знают о московских «левых» художниках. Вкусная еда в столовой. Мы всем семейством гуляем по Шенау. Нам выдали 100 шиллингов, и мы зашли в магазин, купили бананы, кока-колу. Гуляли в парке у замка. «Грузины» украли из Златкиной коляски шелковую китайскую подушечку.

2 октября. Сб. Шенау. Австрия. Аэропорт Лод. Израиль. Послал друзьям в Москву ок. 20 открыток – привет со свободы. Гуляли по Шенау, купили кока-колу, бананы, резин. штанишки Златочке. Пили пиво в пивной. Вокруг нас одни грузинск. евреи, один из Риги – Леон.

Вечером сборы на аэродром. Все делается втайне, т. к. есть угроза террористов. Ночь. Автобусы привезли нас в аэропорт, нас охраняют израильтяне и австрийские жандармы. Израильский самолет. Воздух. Прелестные стюардессы. Остановка в Афинах. Охрана. Ночь. Полет.

Аэропорт Лод. Конец бессонной ночи. Мы в Израиле. Ощущение усталости, опустошения и тревоги. Какой-то рыжий «румын» объясняет «грузинам», как лучше обойти израильские законы, они окружили его с большим интересом.

3 октября. Воскр. Аэропорт Лод. Мевасерет Цион. Раннее утро. Утомительное оформление документов в аэропорту. Беседа с Арье Кролем из Мин. иностр. дел о России. Выбор местожительства. Нас отвозят в Мевасерет Цион, поселок под Иерусалимом. Жара и плохое настроение. Встреча с Ильей Зильбербергом. 3-комнатная квартира со всеми удобствами. Разговор с Ильей и директором ульпана Арье. Мы с Иркой под руководством Ильи покупаем в магазине продукты. Еда. Новые вкусовые ощущения. Яшка уже играет с детьми Ильи. Знакомство с Юрой, братом И. Зильберберга. Первый сон на Земле Израиля.

4 октября. Пн. Мевасерет Цион. Иерусалим. Тихая жизнь. Безделье. Сон. Еда. Паста для зубов, которую рекомендовал Илья, во рту Ирки оказалась кремом для загара.

Знакомство с Бобом Магидом и Рут – австралийскими евреями. Я показывал свои работы, и Боб захотел купить (первый покупатель в Израиле). С Бобом на его машине (всеми семьями) поехали в Иерусалим и осматривали город. Восток.

Знакомство со сценаристом Эфраимом Севелой. Вечерняя беседа: Эфраим, Илья Зильберберг, Ларри, оле из Америки, Куперман Илья из Самарканда.

5 октября. Вт. Мевасерет Цион. Тель-Авив. Ларри отвез меня в Тель-Авив. В музее Хаима Гамзу я не застал, он в Париже.

В Комитете защиты сов. евреев познакомился с председателем Иосефом Янкелевичем (из Риги) и Давидом Приталем. Показал свои работы – они предложили купить одну для Комитета.

Я гулял по Тель-Авиву и купил несколько мелочей. Город красивый, а музей совр. искусства – прекрасен. Много красивых девушек.

вернуться

2

Игорь Холин (1920–1999) – поэт, прозаик, участник Лианозовской группы.

2
{"b":"675167","o":1}