Свирель Синяя лампа стола указует на вход В зелень свирельной эклоги, на выдох и вдох Римских ромашек и греческих вроде бы кливий… Голос свирели звучит между тем всё счастливей, Словно впервые возвысился – и навсегда! О, с этой трелью пастушеской просто беда: Ей всё равно, сколько юности-старости мне, Лишь бы эклога сияла при солнце-луне, А между строк о Любви все на свете свирели Пели, и пели, и пели, и пели, и пели! 2011 «Когда мы поднимались по ступеням…» Когда мы поднимались по ступеням Без слова и оглядки, я узнала: Ты всё ещё со мною. Да, со мною. И это будет длиться, как молчанье, Как самая короткая дорога К счастью. 1990 Аквамарин Молчат ночные циферблаты В ладошках вечности Про обретенья и утраты, Про горечь верности. Но вот мелькнуло в глубине Аквамариновой: – Который час? – и на черте На паутиновой, Да на холстиновой, На стеариновой Цифирь рассвета столь темна, Неумолимая! – Который час?.. 1983 «На ледовом, на каменном сломе зимы…» На ледовом, на каменном сломе зимы В талом свете её минованья Март малюет в снегах голубые дымы – Как туманны его малеванья! И печалит, и радует дымная синь, Отчего в ней такая услада? Иль распутица водит бездомных разинь По околице райского сада? Голубые дымы – это марта молва О замёрзших, забытых, заблудших В окаянной зиме, это сон одновá О возлюбленных, истинных, лучших… Не о нас ли? Так, стало быть, умерли мы… Кто же это глядит с отдаленья, Как блуждают в снегах голубые дымы? Кто сияет в дыму обомленья? 1990 Весть Негаданно, наивно и свободно В мой дом вошла пленительная весть, Присела и, боясь, что неугодна, Прижала руку к сердцу: это здесь! Не слушаю, сердясь и обмирая, Страшусь разбить незримое стекло Между двумя ревнивыми мирами: В одном студёно, а в другом тепло. Увы! Напрасно сладостные грёзы Устраивают скинию в душе И расточают жертвенные слёзы: О самом лучшем плакала уже. 1991 Вечер Веял негой голубиной Вкруг любимой: – Я целую этот вечер, Эти плечи… А любовь к нему клонилась – Как молилась: – Милый, милый, не оставлю, Не ославлю… Вечным светом из былого Дорогого Веет вечер поцелуйный, Аллилуйный… 2011 Тамарикс-тамарикс Есть у меня в Калмыкии оазис, Лишь добреду – валюсь пред древом ниц И только произнесть хочу: «Тамáрикс», Как непременно слышу: «Тамарикс». Цветы имён настолько соименны, Что их соединяющий дефис – И сам цветок! Коленопреклоненно Произношу: «Тамáрикс-тамарикс». Под кроной света Божьего растенья Узор прохлады ветрен и лучист, И в эту негу светодуновенья Слетает сердце плавно, словно лист. Усладно чую: впитывает шелест Смиренного терпения земли, А память вопрошает: не вотще ли Мной так любимы странствия мои? Зачем они соперничают с домом? Его неволя – лучшая из воль… Неуж душа чаруется фантомом Дороги? Но доколь ещё, доколь? Фантом? О нет! А птицам петь на воле Доколе, сердцу грезить новиной И расцветать тамáриксу доколе Средь вольницы Калмыкии степной? Тамáрикс мой! Ужели я смогу Забыть мгновенья, прожитые нами? Ужель о том когда-нибудь солгу, Увлечена иными временами? Я даже с ритма сбилась, словно весть Сердечная, настигнутая болью. Я – иль зелёно-розовая ветвь Тамáрикса, пронзённого любовью?.. 1993 Возвращение Любовь меня приблизила к земле, О солнце мне теперь не уколоться: Свет из окна, ликующий во мгле, И ласковее, и слепее солнца. Пускай того, кто весел и горяч, Былая боль утешно успокоит! А мой любимый, мой вселенский плач? Да он и вздоха тайного не стоит Собаки доброй, втиснувшей свой нос В тепло между перчаткой и ладонью! И входит в душу медленно, вразброс Такое молодое-молодое… 1980 |
