Писал он карандашом, иногда всего несколько строчек. И в конце – «Всех целую. М.»

Однажды я видела, как бабушка достала из своего сундучка маленькую икону. Поставила её на кровати, прислонив к подушке, стала на колени и за что-то благодарила Николая Угодника. Только потом я услышала, как она говорила соседке тёте Вере, что дядю Мишу отправили учиться на командира, и что помог Николай Угодник, которому она молится.

– Пока Миша будет учиться, и война закончится, – говорила бабушка.

А мир вокруг нас менялся до неузнаваемости. Мы каждый день собирались у репродуктора слушать новости. Я тоже слушала и понимала, что пока нашей армии приходится отступать, но никак не могла понять про потери, которые они несут. Что бы это означало? Ещё я запоминала наши города, которые захватывали фашисты. Вечером дедушка Сидорыч меня спрашивал, приходя к нам на крыльцо, чтобы обсудить последние новости с фронтов – скажи-ка, Аля, какие города мы сегодня потеряли?

– Мы ничего не теряли – говорила я. – Просто фашисты захватили без разрешения. – И я перечисляла ему эти города.

Двадцатые числа июля

Я уже знала, что такое воздушная тревога. Первое время мы с бабушкой исправно бегали в бомбоубежище в Крамском переулке и сидели вместе с другими людьми до самого отбоя воздушной тревоги. В бомбоубежище было душно и скучно. Но однажды я познакомилась там с девочкой Лёлей. Она была немного старше меня, а в бомбоубежище, как и я, приходила с бабушкой. Лёля первая подошла ко мне познакомиться, а потом мы подружились.

У меня появилась подруга, и теперь время, которое мы проводили в плохо освещённом, набитом людьми помещении, проходило для меня незаметно. У Лёли была такая же тряпичная кукла, как у меня. Только у её куклы были настоящие наряды – вязаные шляпки, юбочки, кофточки.

Однажды Лёля принесла целый мешочек красивой одежды. Всё это связала ей мама из разноцветных ниток. Лёля разложила все наряды на лавке, а потом всё поделила поровну. И мне показалось, что самое лучшее она отдала мне.

Я растерялась. Что же я могу подарить Лёле? И вдруг сказала:

– Лёля, у меня в саду настоящие качели. Может быть, твоя мама разрешит тебе приходить к нам?

Лёля спросила, и – ура! – её мама стала приводить к нам Лёлю на целых полдня. Оказывается, Лёлин папа был на фронте, мама работала, а бабушка могла приходить только во второй половине дня. И нередко всё время до обеда Лёля сидела дома взаперти.

Теперь мы каждое утро встречались, играли, качались на качелях, возились с Павликом, особенно Лёля. Ей это нравилось больше, чем играть в куклы. Она его умывала, причёсывала, рассказывала сказки. Он всё принимал с удовольствием, но постоянно следил за мной. Стоило мне только отойти от них, он тут же забегал вперёд и спрашивал:

– Ты куда?

Лёля обижалась и однажды придумала:

– Давай вместе позовём его. К кому он пойдёт?

Мы разбежались в разные стороны и стали его звать.

Леля:

– Павлик, миленький, хороший мальчик, иди ко мне!

И я:

– Павлик, иди ко мне! Сейчас же! – и я топнула ногой.

Павлик сначала растерялся. Потом отвернулся от нас и разревелся. Мы бросились его утешать.

Наша семья перестала ходить в бомбоубежище, и во время бомбёжки мы прятались в большом погребе нашего сарая. Иногда бомбили так близко, что даже в глубоком погребе ощущалось, как вздрагивает земля.

Шла война, над нами летали самолёты, на город падали бомбы, а в уютном мирке нашего сада мы играли, ели яблоки, качались на качелях и всё-таки были счастливы.

Но однажды рано утром …

Дедушка приехал на грузовой машине-полуторке. Меня разбудили. Дома суматоха. Собирали вещи в узлы и бросали в кузов машины. Нас с Павликом покормили и тоже – в кузов. Когда мы уже отъехали, я спросила у бабушки:

– Мы надолго?

– Скорее всего, надолго, – обнимая нас с Павликом, сказала бабушка. В глазах у неё были слёзы.

– А как же мои куклы? А как же Лёля? – спросила я. – Мы с Лёлей даже не попрощались.

И я расплакалась, уткнувшись лицом в бабушкину кофту.

В городе Клетня

Как только мы выехали из города, дорога пошла через лес. Полуторка быстро бежала, то покачиваясь, то подпрыгивая на ухабах.

Я сидела у самого борта грузовика, глазами встречая и провожая высокие деревья, что росли на краю леса, и ещё смотрела, как от нас убегает дорога. День был пасмурный, где-то наверху ветер раскачивал ветви деревьев, а мне казалось, что это они прощаются с нами и грустно машут нам вслед зелёными вершинами. И я тоже стала на прощанье махать им рукой.

Иногда лес кончался, и шли поля, потом дома. Деревенские собаки бежали нам вслед, облаивая полуторку. А потом – опять лес.

Меня наконец укачало, и, прижавшись к бабушке, я уснула. Проснулась оттого, что машина остановилась, и дедушка сказал:

– Просыпайтесь, приехали!

Откинули задний борт. Сначала помогли слезть бабушке и тёте Капе, а потом сняли нас с Павликом.

Я сразу стала осматриваться. Нас высадили возле большого двухэтажного здания, которое оказалось школой.

В просторной, чистой комнате, куда привёл нас дедушка, в углу доверху были сложены столы, стулья и лавки. Сюда же принесли наши вещи.

Дедушка перенес в свободный угол два стола, две лавки и один исправный стул. Он усадил на него бабушку, взял её руки, погладил и сказал:

– Ну, мать, устраивайтесь потихоньку. Придётся здесь несколько дней пожить. Столовая недалеко. Я договорился. Всё приготовят по твоему заказу из того, что у них есть. Борщи хорошие готовят. Молоко для детей можно купить на рынке.

И дедушка ушёл.

Потянулись длинные и какие-то одинаковые дни. Мы с Павликом гуляли во дворе школы. Двор был вытоптан – почти весь голый, кое-где огороженный низеньким заборчиком, и только там пучками росла трава. Была ещё большая клумба, на которой цвели мелкие ромашки.

Только потом мы обнаружили с другой стороны здания настоящий сад из нескольких яблонь и слив. На яблонях уже не было ни одного яблочка, но играть в саду было интересней. Играли в прятки. Павлик всё время водил, а я пряталась. Сам он прятаться совсем не умел. Встанет за ближнее дерево и кричит:

– Ищи меня. Я здесь!

Такой смешной.

Далеко от школы нам отходить не разрешали. Над городом часто летали самолёты, и в любой момент могла прозвучать сирена воздушной тревоги. А это значило, что нам с Павликом надо было быстро бежать к входной двери в школу, где нас будет ждать бабушка, и мы все вместе поспешим в бомбоубежище. Уже два раза мы там были, но нас так и не бомбили, только где-то далеко было слышно тяжелое уханье.

Шла уже третья неделя. Дедушка приходил часто, но ночевал в своём кабинете на заводе. А мы спали прямо в этой большой комнате на матрасах. Нам принесли только одну детскую кроватку для Павлика, но он наотрез от неё отказался и спал со своей мамой на полу. Зато мне досталась кровать.

Сегодня у нас большое событие. На знакомой полуторке к школе привезли несколько семей. Сразу стало шумно и весело. Маленькие дети бегали по коридору школы, а с детьми постарше я пыталась познакомиться – хотела найти себе подружку. Но все три девочки, которые приехали, были намного старше меня.

В нашей комнате поселилась одна семья: тётя Полина, бабушка Надя, двенадцатилетняя Неля и четырёхлетний Петя. Петя и Павлик сразу подрались – Петина игрушка понравилась Павлику. Вообще Петя всё время жаловался и хныкал. Пришлось мне Павлика уводить во двор поиграть.

Бабушка сказала:

– Пусть Петя привыкнет к новой обстановке.

Моя бабушка сразу подружилась с бабушкой Надей. Вечером, как только окна завесили одеялами, они долго сидели за столом у керосиновой лампы и составляли список продуктов, которые надо будет взять с собой в дорогу.

Ура! Значит, мы скоро уедем отсюда.

Мне здесь совсем не нравилось.

Прошла еще неделя. Ночами я часто просыпалась. Над нами летали самолеты. Было так тревожно, что и взрослые долго не спали, тихо переговариваясь. Однажды под утро по сигналу воздушной тревоги нас с Павликом разбудили, одели, и мы побежали в бомбоубежище. Я всё время отставала, и бабушка тащила меня за руку. В бомбоубежище было холодно. Мы долго сидели на неудобных лавках и совсем замёрзли. Но самолёты в этот раз нас не бомбили.