Ушаков решительно поднялся, выражая намерение отправиться домой.

- Уже уходите? - забеспокоился игумен.

- Надо, - сказал Ушаков и стал прощаться.

Мысли об игумене не оставляли его всю дорогу. "Странно, - думал он. Давно ищу в нем товарища себе, а не нахожу... Вроде бы умный, справедливый, но есть в нем какая-то раздвоенность..."

Дома Федор был занят укладыванием дорожного сундука. Увидев адмирала, он на минуту оставил свое дело и подал ему запечатанный сургучом пакет. В пакете оказалось письмо губернского предводителя дворянства Чубарова. "Ваше превосходительство, милостивый государь Федор Федорович, - прочитал Ушаков. - Из высочайшего манифеста сего года от 6 июля известно каждому россиянину, что сколь необходимы ныне всевозможные усилия и самые решительные меры к защите его отечества. Я по долгу обязанности моей, от дворянского сословия на меня возложенной, спешу известить о том, особенно ваше высокопревосходительство, и покорнейше прошу вас, милостивый государь, прибыть в Тамбовское дворянское собрание к 23 числу сего июля, на которое все дворянство здешней губернии вызывается..."

Ушаков сунул письмо в карман и посмотрел на Федора, продолжавшего укладывать вещи.

- В дорогу, что ли, собираешься?

- А куда же еще? - вздохнул Федор. - Завтра ехать, а у нас еще ничего не уложено.

- Можешь не укладываться, никуда мы не поедем.

Федор перекрестился:

- Слава тебе, Господи, образумил раба своего! А то тащиться в такую жару за столько верст!.. Голову на плечах иметь надо.

И, продолжая ворчать, он пошел звать дворовых, чтобы помогли вынести сундук в кладовую, где тот стоял до этого.

4

На губернское дворянское собрание съехалось более тысячи человек. Многие дворяне приехали при полной своей парадности - с орденами и лентами, некогда пожалованными им за какие-то заслуги. Экипажи богаче один другого. Кучера в ливреях. Ленты и колокольчики под дугами лошадей. А на площади против здания дворянского собрания, куда держали направление приезжавшие, - военный оркестр. Глядя на все это, можно было подумать, что дворяне съезжались не по случаю иноземного нашествия, обрекшего Россию на страшные бедствия, а на праздник, подобный тому, какие устраивались в губернских городах в дни коронования монархов.

Вступив в Дом дворянства, приезжие регистрировались у секретарей, после чего расходились по коридорам и комнатам в ожидании собрания. Приехавшим из Темниковского уезда при регистрации говорили:

- Пожалуйте в седьмую комнату, вас ожидает ваш предводитель.

Темниковский предводитель Никифоров встречал своих вместе с секретарем, который вел свой учет прибывших. С двумя орденами и алой лентой через плечо, он был изысканно любезен, каждому протягивал руку:

- Милости просим, господа, милости просим!

Темниковцы оказались дружны, к десяти часам утра собрались все. Не явился только Ушаков.

- Адмирал сказался больным, господа, - объявил Никифоров. - Он не приедет.

- Знаем, какой больной! - ухмыльнулся Титов.

- Вы полагаете, что у него есть другие причины?

- Ничего я не полагаю. Только сдается мне, не желает сей адмирал общую линию с нами иметь.

Вечно хмурый Веденяпин проворчал:

- Проучить бы его не мешало, чтобы знал, как крестьян бессовестными поступками мутить.

- Напрасно вы так, господа, - с улыбкой, призывающей к миру, сказал Никифоров. - Адмирал Ушаков - гордость нашего уезда. Во всей губернии не найдешь более заслуженного, прославленного мужа, чем он.

Веденяпин в ответ злобно плюнул и направился к кучке помещиков, имевших свой разговор в дальнем углу. Те, увидев его, не стали продолжать беседу и разошлись, оставив его одного. Веденяпин пользовался в уезде худой славой. Это он запорол до смерти нескольких своих дворовых, после чего по решению суда пять лет "замаливал грехи" в стенах Санаксарской обители. После монастырского сидения он немного обмяк, но от телесных наказаний крепостных не отказался. Правда, бил их теперь не сам одряхлел, силы были не те, а имел на сей случай верного человека.

- Итак, господа, - возвысил голос Никифоров, привлекая к себе внимание дворян, - мы все в сборе и можем провести свое уездное собрание. Нам предложено выставить на должность начальника губернского внутреннего ополчения своего кандидата. Какие будут мнения, господа?

- Это что же, все уезды выдвигают?

- Все не все, а нам рекомендовано.

Дворяне прекратили ходьбу и стали усаживаться. Стараясь занять такое место, чтобы быть на виду. Однако, усаживаясь, они не спешили вносить предложения. Не так-то легко это, вдруг назвать кандидата... Удивительно, но в эти минуты воцарившегося молчания каждый или почти каждый подумал о себе. Уж таков человек. Правда, не все, но есть такие, которым представляется, что они в чем-то способнее, умнее, заслуженнее, чем прочие, и если таковые превосходные качества еще не признаны за ними, то потому только, что для этого еще не появились обстоятельства. Для большинства темниковских дворян избрание начальника ополчения представлялось как раз тем самым случаем, когда судьба могла легко поднять их над прочими. Почти каждому из сидевших казалось, что он вполне способен быть начальником ополчения, и потому с тайной надеждой (авось случится!) ждал, что назовут его имя. Столь глубокомысленное молчание затягивалось до неприличия.

- У меня есть такое предложение, господа, - покашляв в носовой платок, вновь заговорил Никифоров, - предлагаю выдвинуть в список для голосования от нашего уезда отставного адмирала Федора Федоровича Ушакова, о достоинствах которого я уже имел честь говорить раньше.

Титов и Веденяпин, словно сговорившись, поднялись с мест:

- Ушаков нам не нужен. Сей адмирал слишком заносится умом своим. Сами изволите видеть, даже на собрание приехать отказался. Якобинства в нем много.

- Ну хорошо, - желая погасить их пыл, сделал вид отступления Никифоров. - Если не Ушакова, тогда кого же?

Титов с Веденяпиным переглянулись, потом их взгляды обратились к другим помещикам. И в самом деле, кого предложить? Титов не находил, на ком остановить выбор. Те помещики, которых он знал, не могли отличить шпагу от сабли, не то что командовать. Из всех собравшихся в этой комнате, пожалуй, только он, Титов, знал военное дело, когда-то даже ротой командовал. Но не станешь же предлагать себя! Вот если бы этот дурак Веденяпин догадался сказать... Но сей турок совсем в другую сторону глаза пялит.