Люди без лица Война еще не началась, но как близка она! Уже исчезли компромиссы и полутона. Война в засаде затаилась, словно дикий зверь. Два главных времени судьбы открылись: жизнь и смерть. Два разных времени зимы остались: день и ночь. А утро с вечером как будто бы пропали прочь. Днем будем весело смеяться и играть в снежки, А ночью – ставни закрывать и запирать замки. Морозным днем поют и пьют, и снег метут с крыльца, А по ночам к домам подходят люди без лица. Они являются кошмаром полуночных снов И водят страшный хоровод вокруг чужих домов. Они стреляют по стеклу и занавески жгут, Ногой распахивают дверь, по комнатам идут. Потом садятся по-хозяйски за моим столом И ждут, пока сама покину разоренный дом. Они встречались на пути и улыбались днем, А под покровом темноты они пришли в мой дом. И завтра явятся опять – поторопить меня. Но не могу их распознать при ярком свете дня. Прошел короткий зимний день, и наступила ночь. Теперь никто и никогда не сможет мне помочь: Они поставили на мне незримое клеймо. И вот уже в последний раз иду к себе домой. А в доме – шумная толпа, я больше не нужна, Как на веселой свадьбе мужа – бывшая жена. Меня теперь за дверь прогонят люди без лица. Из разоренного гнезда – голодного птенца. Мое русское слово Я несу свое горе молчаливо и гордо По извилистой тропке из мрака на свет. Моя русская песня с перерезанным горлом Где-то в горном ущелье умолкла навек. Я держу за зубами мое русское имя. Будто в жаркой пустыне – последний глоток. Мое русское слово под губами сухими Кровоточит, клокочет, как бурный поток. Я – лишь маленький камень на дороге джихада. Я – песчинка страданий в грязи и пыли. Вы меня сапогами не бейте. Не надо! Мое русское сердце уже не болит. Я тропинкою узкой шагаю упрямо Мимо тех, кто проклятия вслед мне кричит. А на кладбище русском моя русская мама Под разбитым надгробием скорбно молчит. Мачехе-России Заложила ты нас, заложила, Как ненужные вещи в ломбард. Пропадать при исламском режиме — Незавидная это судьба. Здесь для нас – ни свобод, ни законов, Что остались еще на Руси. Вся Чечня – как огромная зона. Где «не бойся», «не верь», «не проси». Здесь мы ходим по самому краю И теряем здоровье и жизнь. Проиграла ты нас, проиграла. Хоть живому в могилу ложись. Никому не нужны в целом свете, Ты забыла своих сыновей. Знаем, мы – незаконные дети. Не люби. Но хотя бы не бей! Утренний пейзаж
Затерялось где-то Грозненское лето: На базаре Южном Серый дождь и лужи. Рытвины по пояс. Одинокий поезд. Выбитые окна — Пассажиры мокнут. За рассветом хмурым Мчится пуля-дура — Снайперская шутка С площади Минутка. Мой ангел Где же ты, мой милый? Где же ты, родной? Ангел быстрокрылый, прилетай за мной! Где же ты, мой светлый, бродишь по Руси? Навести, проведай. Сохрани-спаси. Светит, да не греет полная луна. Прилетай скорее, я совсем одна. Дальние уснули, ближние ушли… Вдруг плечо, как пули, слезы обожгли: Ангел, как ребенок, плачет горячо. Голос слаб и тонок за моим плечом: «Церковь – под камнями, купол – без креста. Долго нас гоняли по чужим местам. Ветры вольной воли закружили нас, От жестокой доли я тебя не спас. Я спешил в тревоге и не ел, не пил, Да огонь в дороге крылья опалил. Изболел-истаял, слабый и слепой, Я уже не чаял свидеться с тобой. Ты прости, родная, за вину мою. Доживай как знаешь. Встретимся в раю». На улице моей На улице моей Военная зима. Без окон и дверей Озябшие дома. К знакомому двору, Который стал ничей, Бреду я по ковру Из битых кирпичей. Обугленные пни — Как черные цветы. Остались лишь они В саду моей беды. Осталась только пыль Да серая зола. Осталась только быль. А сказка умерла. Дом, в котором раньше я жила Лучше бы тебя сожгли дотла! Нашей новой встречи я боюсь, Дом, в котором раньше я жила. Дом, куда я больше не вернусь. За окном разбитым старый сад Пропитался запахом беды. Затоптали сапоги солдат Маленькие детские следы. На чужой далекой стороне Долгими ночами снишься ты. Бродят по разрушенной стене Призраки расстрелянной мечты. |
