Рядом с плевком блеснул какой-то тусклый огонек. Я хотела наклониться, но усталая спина не гнулась, поэтому пришлось присесть на корточки. Когда издававший свет предмет оказался вблизи, я не поверила глазам. Это была крупная розовая жемчужина. Должно быть, дама рассыпала шикарное колье. Щурясь в полумраке, я поднесла находку к глазам. Матовый перламутровый свет словно сочился из нее. Я и раньше пару раз держала жемчуг в руках, но эта жемчужина была необычная – большая, тяжелая и прохладная. Какая странная вещь!.. Подумав, я положила жемчужину в карман халата. А вон, под столом, где сидел мужик, подпоясанный веревкой, по-моему, еще одна! Оттуда струится такой же бледный холодный свет. Так и есть! И вторая круглая розовая жемчужина, словно сестра первой, отправилась туда же – в карман синего рабочего халата.

– Ох, грехи мои тяжкие! – говаривала порой моя бабушка, принимаясь за какую-нибудь неблагодарную работу. Сейчас, глядя на немытый зал и пропитываясь удушливым сигаретным чадом, я вспомнила эту фразу. И, вздохнув, с трудом разлепляя слипающиеся глаза, взяла швабру и начала уборку.

Через два часа я закончила мытье зала и кухни, а еще через час, вымытая и одетая в пижаму, уже лежала в своей теплой постели. Ура, сегодня понедельник, впереди два выходных! Надо съездить в торговый центр «1000 покупок» и посмотреть зимние сапоги…

Это была последняя мелькнувшая счастливая мысль.

Я провалилась в глубокий сон, как в пропасть, отсыпаясь за все пять рабочих дней сразу.

Однако утро вторника началось с телефонного звонка, нарушившего мои планы.

– Аришка, привет, подружка! Не разбудила?

– Нет… – помотала я головой, просовывая трубку поудобнее сквозь россыпь своих длинных густых волос, пытаясь спросонья узнать собеседницу.

– Слушай, я нашла то, что ты просила!

– А что я просила?..

Кто это?..

– Ну, рецепт салата с семгой и маслинами. Помнишь?

А, это же Дашка Басова! Моя студенческая подружка, она была свидетельницей у меня на свадьбе. Когда-то я была замужем, почти целый год. Боже, как это было давно!..

И про салат с маслинами тоже вспомнила. Как-то раз, в период замужества, мы отмечали у Дашки Новый год. Тогда я и спросила рецепт салата. Сколько же лет прошло?..

– Ты не занята сегодня? Мне казалось, у вас в библиотеке выходной… Слушай, приезжай ко мне, сто лет ведь не виделись! И поищи ту выкройку сумки, помнишь? Мне тут как раз подвернулся такой чудесный кусок кожи…

А и впрямь, почему бы не навестить старую приятельницу? Мне сразу пришли на память все наши отчаянные проделки в студенческие годы. Да, были времена!..

– Хорошо, – согласилась я, – жди, скоро буду.

Дашка Басова, в девичестве Пискунова, жила в собственном двухэтажном доме, доставшемся ей от мужа, внезапно пропавшего года два назад и через некоторое время всплывшего где-то на другом конце Земли. Он исчез безо всяких объяснений, а потом, когда Дашка уже отчаялась где-либо его обнаружить, неожиданно позвонил и оповестил о том, что обрел в жизни новый смысл и понял, что для постижения своей миссии на земле ему необходимо отречься от всего, что было раньше. Беседа была недолгой, Дашка ничего не поняла, за исключением того, что муж больше не вернется. Сначала ей было тяжело привыкать к новым жизненным условиям – муж занимался фармацевтическим бизнесом, и Дашка нигде не работала и практически ничего не умела. Ненадолго впав в панику, она, однако, не отчаялась, а вскоре открыла в себе талант швеи, окончила курсы и стала шить на дому и попутно сдавать нижний этаж огромного дома. Потихоньку жизнь начала налаживаться, и сейчас у нее своя сложившаяся клиентура, люди обеспеченные, и, в общем-то, даже хорошо, что все так случилось. Видимо, правду говорят – что Бог ни делает, все к лучшему.

Все это подружка рассказала, когда мы сидели за столом в большой светлой кухне, где Дашка только что закончила ремонт.

– А жильцы у тебя сейчас есть? – поинтересовалась я, оглядывая помещение и вспоминая, как за этим же столом мы встречали как раз тот самый Новый год, в котором мой муж счел, что я никудышная жена и вернулся из квартиры моей бабушки в родительские пенаты, а ее – обрел пресловутый новый смысл жизни и укатил бог весть куда.

– Есть один, – зевнув, протянула Дашка, – Аркадий. Он немного со странностями, но мне это не мешает. Главное, платит вовремя и с глупостями не лезет. Он уединение любит, ему нравится у меня. А что, тут тихо, спокойно. У каждого своя половина. Сюда он редко поднимается, только в определенный час, чтобы выпить козьего молока – ему для легких полезно.

– А какие странности у него? – спросила я, просто чтобы поддержать разговор. Дашка вдруг понизила голос почти до шепота и приблизила ко мне лицо:

– Мне кажется, он немножко ясновидящий.

– Как это? – удивилась я.

– Понимаешь, – зашептала подружка, – он математик, и дни и ночи напролет решает какие-то замысловатые формулы. Но ровно в час дня он отрывается от науки, выползает из своей норы и пьет козье молоко. Ему доктор прописал.

– Ну, и?..

– И вот в ту минуту, когда он его пьет – буквально секунды, мгновения – его иногда посещают озарения. Понимаешь?

– Нет пока, – призналась я.

– Главное, в остальное время он совершенно нормальный – если, конечно, не считать того, что помешан на математике. Он может и посмеяться, и поговорить о чем-нибудь – о политике там, или просто о жизни. Но в тот момент, когда пьет молоко…

Я внезапно пожалела, что приехала к Дашке. Я-то думала, что мы, как встарь, поговорим по душам, перемоем кости исчезнувшим мужьям, посплетничаем, возможно, я узнаю какие-нибудь новости о бывших однокурсниках, а тут… Дашка живет уже совсем иной жизнью, она и сама стала другой. Мне даже показалось странным, что когда-то мы были самыми близкими подругами. И сейчас эта бесполезная болтовня начала меня утомлять.

Дашка меж тем продолжала:

– По правде говоря, он живет у меня почти три года, а озарения эти случались всего пару раз – и как раз, когда он пил молоко. Пришла ко мне как-то Зинка Смородинова, соседка. А тут Аркаша выходит пить молоко. Поднес стакан к губам и вдруг начал ни с того ни с сего бормотать что-то бессвязное. Я глазами хлопаю, а Зинка вдруг побледнела вся и уставилась на него, как будто черта увидела. Что уж она в этой бессмыслице поняла – не знаю, но ее прямо перекосило всю. Сидит белая как полотно, а до этого хохотала, я унять ее не могла. А он тут закончил пить молоко, опустил стакан на стол и разом перестал бормотать. Зинка – к нему: мол, что ты имел в виду, когда то и то говорил? А он не поймет никак, что ей нужно, твердит – да ничего я не говорил, пил молоко и все!

Дашка шумно выдохнула.

– Так и не добилась она ничего от Аркашки. А мне потом объясняет – думала она об одной проблеме, и эти его слова прямо в точку попали. Да только быстро выпил он этот стакан, не успел ей чего-то главного сообщить. Ходила она после этого к нему регулярно на его молочные пития, да без толку. Так он больше ничего ей и не поведал. Выпьет молоко, и все.

«Совсем у подруги крыша поехала, – с тоской подумала я, выслушав сбивчивый рассказ. – Еще бы, если общается с такими, как этот бормочущий Аркаша и эта чокнутая Зинка, которая регулярно ходила слушать, что он скажет в момент питья козьего молока…»

Дашка, однако, не заметила моей реакции на свое повествование. Помолчав, она медленно добавила:

– Я сначала смеялась над ней, но примерно через полгода история повторилась. Зашел ко мне парень один знакомый. Сидим мы с ним, чай пьем. Тут Аркаша, значит, входит. Налил молока, начал пить. И вдруг голос его меняется, и он начинает что-то монотонно бубнить. Я-то мимо ушей, друг мой поначалу тоже. А потом смотрю, прислушивается он к Аркашке, хмурится. Потом и вовсе чашку опрокинул, кинулся к нему и чуть ли не за грудки – говори, мол, откуда знаешь? И что дальше будет со мной? А тот как раз последний глоток сделал, стакан поставил на стол, и глаза на лоб – чего ты, говорит? Не знаю я ничего…