– За что это его?

– Монастырь разрушали, он вступился. Вот его и забрали. Но дело не в этом. Он никогда в карты с нами не играл. Спрашиваем, почему, мол? А он отвечает: «Не могу. Игра в карты – это неуважение к Христу». Верующий очень был. Ведь пиковая масть олицетворяет собой наконечник копья, которым распятого Иисуса убили. Я так думаю, скорее всего, это была какая-то месть от авторитетного вора.

– А что тогда, по-твоему, означает бубновый туз?

Кобзарь взял эту карту и произнес:

– А это совсем другое. Бубны имеют двоякое значение. Первое – это знак гвоздей, которыми Иисуса к кресту прибили. – Он немного помолчал, подумал и продолжал: – Можно сказать так, что этого адвоката пригвоздил какой-то серьезный вор. Подбросили бубны. Значит, забили гвозди в его гроб.

– А почему тогда именно туз?

– Значит, у него был какой-то большой грех, который нельзя спустить. Как тут ни крути, а бубны – скверный знак! Они указывают, что такому человеку доверять нельзя. Его должны сторониться даже свои. Это большой мошенник. А еще опасным зэкам на тюремную одежду прежде нашивали бубновый туз. С таким знаком в бега не очень-то и пойдешь. В него из винтовки прицеливаться очень удобно.

– Как ты можешь обобщить эти два туза?

Кобзарь вытащил из кармана коробок спичек, покрутил его в ладони, после чего проговорил:

– Скажу так, два туза были подброшены не случайно. Ясно, что убитый адвокат был как-то связан с уголовниками. Причем с серьезными людьми, которые оплошностей не прощают. В чем-то он их подвел, как-то смошенничал, вот они его и порешили.

– Но ведь адвокат. Как-то не положено вроде. Кто же их потом защищать на суде станет?

– Все так, – легко согласился капитан Кобзарь. – Видимо, нагрешил много. На все остальное урки не посмотрели, поэтому и картишки ему подбросили, чтобы всем стало ясно – дескать, мы не могли поступить иначе. Это сделали очень опасные люди, они ни перед чем не остановятся. Для них убить человека – плевое дело! А если тут есть еще и личные мотивы, то ситуация усугубляется.

Майор Бережной взял карты, аккуратно уложил их в папку вместе с фотографиями и сказал:

– Спасибо, капитан, выручил.

– Если что, обращайся, товарищ майор, всегда буду рад помочь, – заявил Кобзарь и поднялся.

После того как дверь за ним закрылась, Ефим Григорьевич поднял трубку телефона.

– Вот что, Прохор, подними всю базу данных по области за последние пять лет. Узнай, есть ли аналогичные убийства с подбрасыванием карт. Что-то не очень мне верится, что это какой-то единичный случай. По почерку это матерые бандиты, им не впервой убивать! Действовали жестоко, крови оставили много. А следов между тем совершенно никаких.

– Сделаю, товарищ майор, – охотно отозвался капитан Полуянов.

– Завтра вечером доложишь о результатах.

Бережной положил трубку.

Ему с самого начала было ясно, что дело будет трудным, и в первую очередь психологически. Это надо же так раскромсать бедную женщину! На такое способен только мозг, искалеченный болезнью. Убийцы получали наслаждение от своего злодеяния.

Майор Бережной вновь поднял трубку телефона.

– Вот что, старший лейтенант, зайди ко мне.

Через минуту Максим Кондрашов вошел в кабинет.

– Ты что-нибудь выискал? – нетерпеливо спросил Ефим Григорьевич.

– Пока ничего, товарищ майор. Опросил весь подъезд. Никто ничего не видел и не слышал.

– Может, что-то видели люди, проживающие в других домах? Посмотри квартиры, окна которых выходят на подъезд, опроси их жильцов.

– Да я все это учел, товарищ майор, – с некоторой ноткой обиды произнес Кондрашов. – Поговорил с людьми из двух квартир. Они видели женщин, военных, стариков. Их всегда много. Но чтобы какие-то крепкие мужики в гражданском…

– А с чего ты взял, что они должны быть в гражданском? Мы не знаем, как преступники были одеты. Не исключено, что они нацепили военную форму. Проверять нужно всех! Уделить внимание особым приметам. Хромота, шрамы, порезы, наколки.

– По словам одной свидетельницы, в течение дня в подъезд заходили четверо военных, – энергично проговорил старший лейтенант. – Ближе к обеду были два старших лейтенанта, а вечером – старшина и рядовой.

– Это уже кое-что. Поспрашивай, к кому они могли зайти. И еще тебе задание. Наведайся в психбольницы и узнай, были ли у них побеги неуравновешенных или склонных к насилию больных. Если такое случалось, то таких людей нельзя списывать со счетов. Это тоже могут быть наши клиенты. Ну не мог здоровый человек сотворить такое! Да и эти карты тоже. Они могут быть всего лишь какой-то навязчивой идеей душевнобольного. Жду от тебя подробного доклада. Все, ступай!

Старший лейтенант покинул кабинет.

Майор Бережной поднялся, взял папку, отпер дверцу сейфа и положил ее к остальным документам.

Тут прозвенел звонок телефона внутренней связи.

– Слушаю, – отвечал Ефим Григорьевич.

– Товарищ майор, тут к вам девушка одна пришла, – произнес дежурный. – Говорит, что по делу об убийстве супругов Серебряковых.

– Пусть заходит.

Через несколько минут раздался робкий стук в дверь.

– Проходите, – произнес майор.

Дверь открылась. В комнату вошла женщина лет двадцати пяти. В руке она держала холщовую сумку.

– Вы что-то хотели мне сообщить? – спросил Бережной.

– Да, – произнесла женщина, явно робея.

– Тогда присаживайтесь. Как вас величать? – доброжелательно спросил Ефим Григорьевич, стараясь снять ее напряжение.

– Мария Федоровна Груздева. Я соседка Ларисоньки Серебряковой, – ответила женщина.

– Так. И почему же вы пришли сюда?

– Дело в том, что я брала у нее туфли.

– Какие еще туфли? – удивленно спросил Бережной.

– Мой жених, старший лейтенант Красной армии, артиллерист, получил отпуск по ранению. Он должен скоро отправиться в свою часть, вот мы и решили сходить в театр на премьеру, а через неделю у нас свадьба. Потом Паша уходит на фронт.

– Поздравляю вас с предстоящей свадьбой, – произнес Бережной, не понимая, куда клонит Груздева.

– Спасибо, – произнесла женщина рассеянно. – Ларисонька мне дала свои туфли. Я должна была вернуть их ей в этот день, пришла вечером, но у нее почему-то было закрыто.

– Во сколько это произошло?

– Был уже одиннадцатый час. А на следующий день я узнала, что ее убили вместе с Глебом. У меня остались эти туфли. Что мне с ними делать?

Прежде подобных вопросов Бережному никто не задавал. Это было очень неожиданно. Ему следовало что-то отвечать.

Женщина попыталась вытащить туфли из сумки. Майор Бережной жестом остановил ее, тяжело вздохнул и сказал:

– А что тут сделаешь? Туфли вам нравятся?

– Да. Поэтому я у нее и попросила их. Сама я не могла такие достать, а у Ларисоньки эта возможность имелась. Глеб Сергеевич адвокатом был, имел какие-то связи. Она ведь никогда мне не отказывала, не была жадной: то сумочку подарит, то ожерелье жемчужное даст поносить. – Груздева невольно всхлипнула. – Я бы и на свадьбу у нее эти туфли попросила.

– Оставьте их себе.

– Как оставить? – удивленно произнесла женщина.

– А вот так! Если они вам нравятся, то носите их. Пусть эти туфли будут памятью о вашей подруге. Вспоминайте ее добрым словом. Считайте их подарком Ларисы к вашей предстоящей свадьбе.

Слезы мгновенно высохли. На гладком лице не осталось ни морщинки.

– Вы считаете, это будет правильным?

– Я уверен в этом. – Майор Бережной почувствовал облегчение. – Значит, вы выходите замуж за старшего лейтенанта?

– Да, – произнесла Груздева, удивленно посмотрев на него. – Тут что-нибудь не так?

– Все так, – с улыбкой ответил Ефим Григорьевич. – Как говорится, совет да любовь. Я вот что хотел у вас спросить. В последние дни к вам кто-нибудь приходил?

– Да, – несколько растерянно отвечала Груздева. – Друзья Паши, с которыми он учился в училище. К сожалению, они его не застали, он в это время в военкомате был.