– Ты… в порядке? – спрашиваю я.
Он открывает рот, но поначалу не может издать ни звука. Чуть кивает и проводит пальцем по метке на ладони.
– Чувствую себя таким же… и другим, – наконец выговаривает он. – Как будто… больше я. Или – только я. Или… не могу объяснить. Как будто я больше не таю. – Теперь он сияет улыбкой. – Ты сделала меня настоящим! – говорит он.
Я счастлива за него. Правда счастлива. Но мой взгляд падает на прутик в моей руке – все тот же мертвый прутик. Тоби тоже смотрит на него, и его улыбка бледнеет, гаснет.
– Кажется, меня он починить не сумеет, – наконец говорю я.
– Можно попробовать еще раз, – утешает он. – Достанем другой.
Но я качаю головой:
– Нет. Джо столько раз мне говорил, что, кроме меня, никто не исправит того, что творится у меня внутри. Видно, придется все-таки этим заняться.
Он хочет возразить, но тут в животе у меня возникает судорога, и я чуть не срываюсь с дерева. Веточка выпадает у меня из рук, Тоби подхватывает ее, и, даже несмотря на боль, я вздрагиваю, готовясь увидеть, как она вспыхнет и растворится у него в ладони. Но ничего подобного не происходит.
«Негодная хворостина, – думаю я. – Сломанная ветка для Сломанной Девочки».
Живот скручивает новая судорога, и я душу в себе крик. Меня чуть не выворачивает наизнанку, голова кружится от боли.
Тоби поспешно сует прутик к себе в карман и обхватывает меня за плечи.
– Что с тобой, что? – вскрикивает он. Ответить мне не дает еще одна судорога, но она оказывается последней; головокружение и тошнота тоже отступают. Зато теперь я чувствую себя очень странно. Не на месте. Одновременно здесь и не здесь. И меня вдруг страшно тянет куда-то идти. Не пойму куда, но голова моя, и тело, и душа твердо знают, куда им нужно. И мне приходится подчиниться и позволить им меня вести. Я не могу не подчиниться.
– Джилли? – окликает меня Тоби.
– Мне плохо, – выдавливаю я из себя слова. – Нет, не то. Я, кажется, больше не вся здесь. Наверно, не надо было мне ломать эти веточки…
Хотя, пожалуй, беда не только в них. Та, что я отдала Тоби, ему явно помогла. Это меня волшебство отвергло. Или, может, я расплачиваюсь за то, что мы с ним сделали. Может, всех моих вежливых просьб и благодарностей оказалось мало. Может, есть вещи, которые нельзя просто так взять, как бы долго ты к ним не карабкался.
– Всю жизнь у меня так, – бормочу я.
Поднимаю голову и вижу у него на лице ужас.
– Что такое? – Я пытаюсь успокоить его шуткой. – Второй нос вырос?
– Ты… ты стала Эдар…
– Как?
– Я знаю, как это выглядит, – я сам таким прожил всю жизнь. Ты больше не настоящая. – Он мотает головой. – Но так не может быть. Люди не превращаются в Эдар. Либо тебя выдумали, либо ты родился, третьего не бывает.
Но я почти не слышу его. Нет, неправда, я слышу все, что он говорит, но все это ничего не значит в сравнении с той тягой, потребностью двигаться, которая горит во мне. С каждым мигом сильнее. Надо идти, сейчас же. Меня физически тянет куда-то и, кажется, если я не подчинюсь немедленно, растянет в такую тонкую полоску, что я перестану существовать.
– Не могу я здесь оставаться, – говорю я Тоби.
Он качает головой:
– Как такое могло случиться?
– Не важно, – отвечаю я, – мне надо идти.
Он так потрясен, что мои слова доходят до него с трудом.
– Куда идти? – спрашивает он, собравшись с мыслями.
– Не знаю. Просто меня куда-то тянет…
Я вспоминаю Сломанную Девочку. Должно быть, что-то случилось со мной в палате реабилитации – какой-то новый кризис. Может, волчицы все-таки добрались до меня. Или тело просто отказало.
– До свидания, – говорю я Тоби и позволяю себе проснуться.
И ничего не происходит. Нет, не так. Меня всю трясет и корежит от потребности двигаться. Много чего происходит, но все это внутри меня, и я ничего не могу с собой сделать. Может, это и значит быть Эдар – испытывать постоянное ужасное чувство, что ты в чужой власти. Мне хочется спросить Тоби, так ли он себя чувствовал, но не удается подобрать слов.
Так что я выскальзываю из его рук и лезу вниз. Как только начинаю спускаться, страшная болезненная потребность двигаться отступает. Наверное, потому, что я и так двигаюсь.
– Джилли! – кричит сверху Тоби.
– Я просто должна идти, – отзываюсь я. – Если останусь, разорвусь надвое.
Я бросаю взгляд наверх, чтобы посмотреть, следует ли он за мной, а потом сосредоточиваю все внимание на спуске.
До земли еще далеко.
Мы все-таки останавливаемся передохнуть, но долго мне не усидеть, как бы ни ныли руки и плечи. Стоит задержаться, меня снова скручивает, и чем дольше медлим, тем сильнее. Руки и ноги дрожат, а в голове одно: нужно идти, идти. Мы почти не разговариваем ни при спуске, ни на привалах. Пока движемся, все силы уходят на то, чтобы не выпустить из ослабевших пальцев ветку или лиану; когда сидим, приходится бороться с усиливающимся зовом, чтобы дать телу хоть немного отдыха.
– Похоже, что кто-то наложил на тебя гейс – заклятие принуждения, – говорит на одном из привалов Тоби.
Заметно, как его вымотал заданный мною темп. Мы еще по дороге наверх очень устали, а теперь, если держать ту же скорость и дальше, того и гляди, кто-либо из нас оступится и сорвется вниз.
– Не знаю, что это такое, – говорю я, – но бороться не могу. Чем дольше сижу на месте, тем хуже становится.
– Кто же мог такое сделать? Верно, у тебя есть могущественный враг.
– Насчет могущества ничего не скажу, – вздыхаю я, – но с тех пор, как я сумела попасть в страну снов, клуб «недругов Джилли» очень разросся.
– Я знаю поляну, где растет вербена, только это далеко отсюда.
Я представления не имею, о чем он говорит, и сообщаю ему об этом.
– Чтобы снять гейс, – объясняет Тоби. – Синие цветы и ароматные листья вербены отгоняют колдовство.
– Надо же… – говорю я.
Я уже слишком долго просидела на месте и готова взорваться. Мне трудно сосредоточиться на разговоре, каким бы важным он ни был. Ну снимают те синие цветочки заклятие. У нас-то их нет, а зов в моей голове не даст мне свернуть с пути. И я добавляю:
– Мне надо двигаться.
Я даже не смотрю, готов ли Тоби. Хватаюсь за ближайшую лиану и свешиваю ноги с ветки, на которой мы сидели, нащупывая новую опору.
В конце концов мы спускаемся на землю, и башни леса-собора высятся над нами. Тоби в изнеможении приваливается к стволу. Я не могу позволить себе такой роскоши. Медленно поворачиваюсь по кругу. Сильнее всего тянет на юг. Стоит мне повернуться в ту сторону, и кажется, кто-то запустил мне во внутренности гигантский рыболовный крючок и наматывает леску на катушку.
Я начинаю переставлять ноги. За спиной слышится вздох Тоби, а потом его усталое шарканье. Я понимаю, каково ему. У самой мышцы на руках и плечах прямо горят и ноги подгибаются. Но остановиться невозможно. Гейс внушает мне желание пуститься бегом, но я заставляю себя держаться разумного шага. Откуда мне знать, далеко ли идти: может быть, многие мили, и не хотелось бы, чтобы ноги отказали на полпути.
Я читала в сказках о людях, которые плясали, окруженные эльфами, пока не падали замертво, и теперь представляю, что они чувствовали. На какое-то время можно совладать с зовом, но рано или поздно снова начнешь двигаться. Он не отпускает, не дает перевести дух. Двигайся, пока не откажет сердце или не подогнутся ноги, не кончатся силы. И даже тогда, лежа на земле, будешь дергаться и корчиться в стремлении двигаться дальше.
Сколько мы проходим – не знаю. Но наконец деревья-башни расступаются, сменяются небольшими – небольшими по сравнению с исполинами Большого леса, конечно. По обычным меркам те, что окружают нас сейчас, считались бы огромными. Кроме того, здесь появляются кусты и подлесок и воздух влажный, глушит шаги. Земля устлана отсыревшей палой листвой, и слышны только шелест веток, которые сгибаются, пропуская нас, хруст сучков под ногами да еще наше неровное хриплое дыхание.
