Ночь выпала темная, сгустившиеся тучи заслоняли луну. Разведчики тихо, на лодках, быстро переправились на западный берег Дона и дали сигнал фонариком, что все в порядке, начинают действовать. Я сидел с подполковником К. Парфеновым и заместителем начальника по разведке майором Иваном Филипповичем Рогоза, боевым, отважным офицером и хорошим, грамотным разведчиком. Мы, наблюдая за отправкой разведчиков, напряженно всматриваясь в темноту противоположного берега, прислушиваясь к малейшему звуку в ночной темноте, готовы были в любой момент помочь огнем нашим храбрецам. Но на западном берегу все было спокойно. Только перед самым рассветом старшина Дементьев дал сигнал подать лодки, после чего они так же тихо и спокойно переправились на наш берег и подошли к нам. Лица их были бодрые, мужественные. Они выполнили трудную боевую задачу.

Дементьев доложил, что в районе высот у дороги, идущей к мосту, и в большом овраге они насчитали 24 пушки и 12 минометов, стоящих на огневых позициях.

— Вот здесь, — говорил он, — они отмечены на карте. Там же в большом овраге с деревьями и кустарником, — продолжал Дементьев, — много пехоты, до 30 танков, десятки автомашин, много моторных лодок и понтонов. Что удивительно — фашисты везде крепко спят. Мы даже в овраге не видели часовых. Двигались мимо спящих гитлеровцев, перешагивали через них. Один даже проснулся, поднял голову, но в темноте спросонья, по-видимому, подумал, что это свои, повернулся на другой бок и уснул, — закончил Дементьев.

Я поблагодарил отважных разведчиков, дал два дня им отдыха и обещал представить их к правительственным наградам.

В этот день был сильный налет немецкой авиации, которая засыпала нас бомбами. Появились жертвы — убитые и раненые. Вместе с налетом авиации артиллерия и минометы тут же открыли сильный огонь по блиндажам 1-го мотострелкового батальона у переправы и по дзотам 175-го батальона укрепрайона. Но личный состав бригады, соблюдая большую выдержку, вел только ружейный огонь из блиндажей по самолетам, а артиллеристы дали должный отпор немецким батареям.

Не могу удержаться и не сказать доброе слово в адрес наших тыловых работников, которые во главе с начальником тыла бригады капитаном Николаем Ефимовичем Брусликом днем и ночью, в любую погоду и в любых условиях боя всегда обеспечивали людей три раза в день горячей пищей. Вдоволь снабжали боеприпасами и горючим. Николай Ефимович всегда был на своем месте. Требовательный к себе и подчиненным, он в любое время выходил, казалось, из безвыходного положения. Много сделали и старшие лейтенанты службы Хохлов, Суржко и другие, каждый по своей специальности.

После дневных невзгод и тревог наступили сумерки. Я только спустился в свой блиндаж, чтобы отдохнуть, как пришел майор И. Ф. Рогач.

— Товарищ полковник, к нам из штаба армии прибыл капитан из разведотдела с двумя разведчицами, они ждут вас на берегу, недалеко от моста.

Мы подошли к ним. Место на берегу, где сидели две девушки и капитан, было удачное, замаскированное деревьями, с него хорошо просматривался весь западный берег Дона в районе переправы. Это были красивые, стройные, привлекательные разведчицы. Они внимательно всматривались в противоположный берег, намечая себе путь движения после переправы через вражеские боевые порядки. Подойдя к ним близко, я не заметил по их лицам, чтобы они волновались, идя на такое опасное задание в тыл врага. Они сидели и спокойно разговаривали с капитаном разведки.

— Скажите, — обратился я к одной из девушек с карими глазами, — как вас зовут и сколько вам лет?

— 19 лет, а звать Катя, — отвечает она.

— А вас как звать? — обратился я к другой.

— Меня зовут Таня, мне 18 лет.

— А вы не боитесь идти на такое ответственное и опасное задание?

— Нет, товарищ полковник, не боимся, — разом ответили девушки. — Мы уже не раз были в тылу врага и имеем опыт.

— Молодцы! — похвалил я их. — Ну, девушки, я, как родной отец, желаю вам успехов и советую при любой опасности держать себя в руках, разумно и смело действовать. От души желаю вам счастливого пути и доброго возвращения.

Солнце уже село за горизонт. Разведчицы остались дальше наблюдать, а мы с майором Рогачом пошли на КП. Отойдя от них, я подумал: «Вот они, незаметные наши героини, наша героическая молодежь, воспитанная Ленинской партией и комсомолом. Ведь сколько этим девушкам, возможно, придется испытать, но они, не задумываясь, идут на все во имя свободы Родины».

Тут же я вспомнил и о других отважных героинях в бригаде, которые исключительно храбро ведут себя в сражениях по спасению тяжелораненых на поле боя. Они уже показали себя в боях в Воронежской области, в излучине Дона на западном берегу. Это они под градом мин, снарядов и бомб отважно выносили на своих худеньких, девичьих плечах тяжелораненых воинов с поля брани или ползком в дождь, мороз, стужу и метель тащили раненых из-под огня в укрытия или медпункт. Это они, наши прекрасные советские женщины, с материнской любовью относились к раненым в госпиталях, облегчая их страдания, спасая их жизни и делая все для выздоровления раненых. Это они, наши женщины-патриотки, шли в разведку, выбрасывались с рациями на парашютах в тыл врага, были в партизанских отрядах, находились в блиндажах и окопах под огнем противника. Сколько этих героинь погибло! А разве можно забыть тружениц, стоящих у станков подчас голодными, усталыми, которые давали оружие фронту, или тех колхозниц, которые на полях, выбиваясь из сил, трудились, чтобы дать рабочим и армии насущный хлеб для победы над лютым врагом. Никогда нельзя забывать этих фронтовых героинь и героинь труда Великой Отечественной войны.

Незаметно спустилась ночь. Майор И. Ф. Рогач сообщил мне, что лодки для переправы разведчиц готовы. Мы подошли к ним. Я еще раз пожелал девушкам счастья и успехов, и лодки отчалили от берега. Впереди шла лодка с девушками. Кругом была темень, чуть поблескивала поверхность Дона. Плохо видимые с берега лодки плыли бесшумно. Наконец с западного берега дали два световых сигнала. Это означало: благополучно достигли берега. А через полчаса — еще три световых сигнала, говорящих, что разведчицы прошли передний край врага и ушли в тыл, а разведчики охраны возвращаются.

Через шесть суток девушки вернулись к нам. Они были веселые, радостные, с важными данными о противнике. И вот теперь, несколько усталые, сидели передо мной.

Наступило утро 21 августа. Уже больше часа как вовсю грохочут пушки и строчат пулеметы среди оврагов и кустов, а над головами вьются «юнкерсы», сбрасывая 100-килограммовые бомбы. Так встречали защитники обороны Калача и переправы каждое утро.

С наблюдательного пункта несколько дней замечаю, что в бывший дом отдыха, расположенный на высоте западного берега Дона, в двух километрах южнее моста, беспрерывно снуют туда и обратно фашисты и подъезжают машины. Из этого сделал вывод, что в доме отдыха расположен какой-то крупный немецкий штаб. Я тут же вызвал к себе майора Рогача:

— Иван Филиппович, — говорю ему, — вы не наблюдали за вон тем домом отдыха? Мне кажется, что там какой-то немецкий штаб.

— Наши наблюдатели мне докладывали, товарищ полковник, об этом. Я с вами согласен, — ответил Рогач.

— Давайте, Иван Филиппович, мы этот штаб сегодня ночью потревожим. Пошлите всю разведроту во главе с лейтенантом Егором Гавриловичем Бирюковым. А сейчас вызовите лейтенанта Бирюкова и его командиров разведвзводов, пусть они произведут рекогносцировку с берега, как им лучше действовать, а разведчики чтобы готовились к ночной, боевой разведке. Да пусть побольше забирают с собой патронов и гранат. Посадка на лодки в 24–00.

Быстро прошел день, наступила ночь. Она была такой же темной, как и вчера. Мы с майором Рогачом сидели на берегу, поджидая разведчиков. Вскоре появились и они. Лейтенант Бирюков доложил о прибытии и готовности роты к выполнению боевой задачи. Я сказал разведчикам несколько напутственных слов в дорогу. Бирюков подал команду пустить лодки, и разведчики на четырех лодках поплыли на другой берег.