И, понравившись себе, как всегда, одним движением вскочив с ложа, которое тут же скрылось в стене, он подошёл к хранителю.

Внимательно и презрительно осмотрев имеющиеся там полуфабрикаты, достал кусок конопляного пирога с «говядиной» и засунул его в нагреватель. Это было имитацией, но рисковать было незачем.

Когда пирог нагрелся, Марк вытащил его из нагревателя и подошёл к полуметровой мраморной фигуре слона с большой лампой в хоботе, стоявшей в углу.

Открыв седло слона, он бросил в открывшееся отверстие пирог и набрал на пульте внутренней стороны слоновьего седла свою любимую комбинацию – комбинацию жареного, светлого черепашьего мяса.

Слон на самом деле был вовсе не светильником, хотя и светильником он тоже был. Слон скрывал в себе настольный аннигилятор, компьютер и чунити, с загруженной в компьютер чунити-базой.

Настольные аннигиляторы, эти микро-электростанции и чунити, преобразователи, превращающие всё во всё, федеральной властью были строго запрещены.

Золотой век человечества, только начавшись, был прерван властной рукой федералов.

Эх! Как было жаль Марку этого века.

Триста лет назад, когда предок Марка разделался с вегетарианами, человечество заразилось коммунизмом. Это был военный коммунизм. Но каждому члену общества в рамках имевшихся ресурсов предоставлялось всё необходимое.

Ресурсов было мало. И людей было мало.

Развёрнутая программа клонирования провалилась. Потомки клонированных людей в третьем поколении оказались практически бездетны. Были исключения. Было достаточно исключений. Но в своей массе каждая тысяча потомков клонированных людей давала максимум двести детей. И хотя эти двести потомков по плодовитости уже ничем не отличались от нормы, этого было мало, и это угрожало всему генетическому фонду человечества.

Клонирование свернули. И вот за триста лет человечество едва перевалило за четыреста миллионов человек. И такая ситуация требовала от всех граждан работать. А для работы были нужны серьёзные стимулы. Эти стимулы создали, покончив с военным коммунизмом.

Положение людей и их социальный статус всего за пару поколений привели к появлению слуг и господ.

И вдруг двадцать пять лет назад братья Смирновы создали настольный аннигилятор.

Энергия, которая раньше двигала только космические корабли, стала бесплатной для каждого дома. Это прошло безболезненно, так как кроме энергии человеку нужно было ещё многое, что заставляло его работать.

Но восемь лет назад Тао Рубинштейн создал преобразователь «Чунити».

С помощью чунити, пользуясь дармовой энергией аннигилятора, можно было получить любое вещество из любого.

В инфонте разные программисты на ЕТПЧ писали для чунити программы, обменивались ими. Программы были для различных нужд и писались тысячами. Возникла БАЗА.

Любая прихоть обладателя настольного аннигилятора и чунити могла быть выполнена почти мгновенно.

Все, кто сумел приобрести Чунити у умельцев, которые их делали, были просто счастливы.

Все, кроме федеральной власти и власти новых господ.

Вакханалия счастья продолжалась пять лет. И счастливчики были готовы многим поделиться с остальными.

Но федералы под предлогом того, что маньяки используют настольный аннигилятор для уничтожения человечества, его запретили, ввели жёсткие наказания за владение аннигиляторами и чунити. Нарушителей лишали социального статуса и отправляли на пожизненную каторгу. Аннигиляторы, чунити и компьютеры с базами конфисковывались.

Возникшее движение обладателей чунити было малочисленным, и его тут же раздавили. Еды хватало и без чунити. Люди смирились, боясь потерять то, что у них было.

Но разве за всем уследишь? Разве всех поймаешь?

Умельцы маскировали аннигиляторы и чунити.

Если гражданин работал, заказывал всё, что необходимо, за получаемую оплату, он был вне подозрений. Но как только система вычисляла пониженные требования гражданина, к нему направлялся обыск.

Но смешные эти федералы. Обыски почти никогда ничего не давали. Пониженные требования чаще были чертой характера жмотов, а не обладателей аннигиляторов и чунити.

Марк закрыл «слона» и съел изумительно пахнущее, нежнейшее черепашье мясо. Потом бросил для запаха на язык лист конопли, которая росла у него за окном, пожевал его, надел комбинезон и вышел из апартаментов.

Поднявшись на крышу, Марк вошёл в стоящий там септалёт, включил автомат и полетел на встречу с Мартой.

Можно было лететь и на ручном управлении. Так было бы на пару минут быстрее. Но Марку хотелось немного продлить предвкушение встречи с Мартой. Хотелось помечтать о ней перед встречей, представить, как он целует ей то, что скрывает рабочий комбинезон.

Марк не специально так делал, но так получалось.

У него был хороший септалёт. На нём были самые мощные двигатели и новые атомные батареи. Но кроме этого был ещё небольшой секретный ресурс.

Внутри большого центрального движка находился аннигилятор, который в течение десяти секунд мог в три раза увеличить мощность двигателя.

Марк уже пару раз испытывал этот эффект, когда был один над лесом, и небо было затянуто грозовыми тучами. Но возможности, которыми он так гордился, применять открыто было нельзя. Риск оказаться на каторге Марку не улыбался.

Подлетев к мемориалу погибших за Новороссию, около которого и находился муниципалитет, он увидел Марту.

«Никогда не опаздывает». – Подумал он.

– Привет! Как дела?

– Здравствуйте, Марк. Дела как обычно, – сказала Марта, запрыгивая в септалёт.

– Что-то ты невесёлая, – сказал Марк, набирая высоту.

– А чего веселиться? С мамой плохо, а лекарства не выдают.

– А что за лекарство?

– Фемисталин бета.

– А почему не выдают, и что такое плохо?

– Плохо – это то, что, как говорят врачи, маме осталось не больше чем полгода. Вода в лёгких. Фемисталин помог бы восстановить функцию почек. Клонировать почку ведь запрещают? Хотя маме уже не рожать.

– Проблема. Обсудим чуть позже.

Марк отключил автомат, и септалёт взмыл вверх по дуге и, достигнув высоты в километр, стал падать прямо на заданный участок.

Опустившись на поляну, Марк предложил Марте выйти и потом совершил должностное преступление. Он ввёл в память септалёта программу полёта и запустил программу сканирования. Через три часа, просканировав всю территорию, кроме двух глубоких балок и озера, септалёт должен был сесть на берегу озера.

От поляны до озера было метров шестьсот. Марк и Марта, пройдя по лесным тропинкам, через двадцать минут были на берегу.

День был солнечным, песчаный берег чистым, а вода тёплой.

– Искупаемся?

– Я без купальника.

– Ну, не будем друг на друга смотреть.

– Ладно, – сказала Марта, улыбнувшись, и прошла пару метров, якобы спрятавшись за редкие ветви ивы, склонившиеся к самой воде.

Ива была очень символической занавеской, поскольку ничего не скрывала. И Марта ничего не скрывала. Но Марк старался не подглядывать, а это было непросто. Он сумел заметить, что под комбинезоном у Марты были только трусики, которые она повесила на ветку ивы.

Он не стал никуда отходить, а, сбросив с себя одежду, состоящую из х/б комбинезона, трусов и спортивных тапочек, на песок, разбежался и нырнул.

Когда он вынырнул, увидел плывущую к нему Марту и тоже поплыл к ней.

В месте, в котором они встретились, было мелко, и он встал на ноги.

Поверхность озера едва покрывала половину груди Марты, хотя прозрачная вода открывала всё остальное.

– Как водичка?

– Сказка. Я не любительница бассейна.

– Тогда у меня к тебе серьёзный разговор. Не утонешь?

Марк старался не думать о периодически выскакивающих на поверхность сосках Марты. И его «не утонешь?» скорее относилось к нему самому, крепко стоящему на дне.

– Постараюсь, – улыбнулась Марта, не без иронии наблюдавшая за взглядом Марка и никак не мешавшая своим соскам выскакивать из-под воды.

– Я могу достать фемисталин твоей маме. Но это должно быть большим секретом. Настолько большим, что заговорить об этом я решился только здесь, в двадцати метрах от берега.