- Будь по-твоему, - Яков присел на край стола, строго глядя на брата, - приказчик хитёр, поймать его никак не получается, придётся рискнуть.

- А я о чём, - просиял Платон, - ты сам говорил, что он непременно проверял, как яд действует, приходил посмотреть на дело рук своих, значит, и к нам заявится. И в этот раз отвертеться не получится, пригляд в лавке строгий, муха не пролетит.

- Главное, чтобы на мух отвлекаясь, ничего серьёзного не просмотрели, - буркнул Штольман.

Платон Платонович плечами пожал, мол, сие уже не моя печаль, и бодро заявил, не тая широкой улыбки:

- Пойду к свадьбе готовиться.

- Обидишь Аглаю, придушу, - ровным будничным тоном предупредил Яков Платонович.

Платон круто повернулся на каблуках, отчеканил звонко, словно присягу давал:

- Даже не надейся, не обижу.

***

Если бы кто-то сказал Аглае, что она будет невестой, дама расхохоталась бы провидцу в лицо, назвав его безумцем. Не для неё наряд подвенечный, не для неё слова венчальные, скреплённые веками повторений и освящённые строгими ликами икон. А меж тем вот, пожалуйте, стоит в подвенечном уборе в церкви, слушает чистый голос священника, и в руке у неё трепещет то ли от сквозняка, то ли от душевного смятения, свеча венчальная. Рядом стоит Платон Платонович и глядя на его одухотворённое лицо никому и в голову не придёт, что вся церемония не более, чем обман, лицедейство, ловушка для отравителя, не более. Аглая прикусила губу, хрипло выдохнула: «Да» на вопрос священника и протянула ледяную от волнения руку Платону. Блеснуло в неровном свете свечей обручальное кольцо, водружаемое на тонкий девичий пальчик.

«Зачем всё это?! – хотелось крикнуть агентессе в голос. – Нельзя же так, это кощунство!»

Аглая Николаевна скользнула взглядом в сторону, встретила сияющую незамутнённым счастием улыбку Анны Викторовны и немного приободрилась. Самое главное – отравитель приказчик, изводящий новобрачных, будет пойман, а всё остальное неважно. Она сильная, справится со всем, ведь она даже ни капельки не верит происходящему.

- Можете поцеловаться, - провозгласил священник, и губ Аглаи коснулись горячие губы Платона. Мир подёрнулся туманом, пропало всё, остались лишь мерцающие загадочным светом серо-голубые глаза и полный скрытого торжества шёпот:

- Моя.

Всё дальнейшее смешалось, закрутилось, понеслось галопом, оставив в памяти лишь отдельные самые яркие эпизоды. Вот Прокофьев легко и словно бы даже без малейших усилий скрутил приказчика, который визжит, брызгая слюной, что единственный способ сохранить верность венчальным клятвам – это умереть сразу после венца. Иначе, мол, девки маяться начнут и всенепременно мужьям рога наставят, али мужья жёнок постылых колотить начнут, а их детишки несчастные свихнуться, на скандалы родительские глядючи. Вот блестит тускло фужер с игристым вином, приказчике отказался пить из него, тем самым признав, что знал о яде, более того, сам же его и наносил.

Аглая передёрнула плечами, дрожащей рукой потёрла лоб.

- Устала? – Платон Платонович приобнял агентессу, с тревогой заглядывая ей в лицо.

Дама растянула губы в улыбке, чуть встрепенулась, пытаясь высвободиться:

- Я домой поеду. Моя помощь больше не требуется.

- Я отвезу.

Аглая Николаевна посмотрела строго и печально:

- Пора заканчивать игру, Платон Платонович. Спектакль закончен, преступник пойман. Боже мой, подумать только, он убивал, чтобы спасти новобрачных от разочарования семейной жизни!

- Лучше бы он спасал от собственной дурости, - фыркнул Штольман. – И кстати, венчание не было спектаклем. Вы моя жена перед богом и людьми.

Чёрные глаза Аглаи заволокло слезами, горло стиснул спазм рыдания, даже дышать тяжко стало.

- Зачем Вам это? – хрипло выдохнула агентесса.

Платон Платонович нежно стёр со щеки жены одинокую слезинку и ответил тихо и просто, от всего сердца:

- Разве Вы ещё не поняли, сударыня? Я люблю Вас. И готов потратить всю жизнь, чтобы услышать ответное признание.

На губах Аглаи Николаевны появилась робкая несмелая улыбка:

- Возможно, для этого потребуется не столь много времени.

Время подобно птице, оно летит, не зная преград, засыпая пеплом забвения руины когда-то великих творений, создавая из небытия целые империи и так же легко, шутя, не поморщившись и не всплакнув, обрушивая их в небытие. Но всегда и во все времена будет кружить над людьми маленький упитанный мальчуган, перекинув через плечо колчан со стрелами и зажав в пухлом кулачке лук. И будут звучать вечно короткие, словно выстрел, таящие в себе всю мудрость жизни слова: «Ты мой. Ты моя. Я люблю тебя». И от этих слов упитанный мальчуган будет звонко смеяться, трепеща короткими блестящими крыльями.

КОНЕЦ