– А давно вам кажется, что муж вам изменяет?

Задумалась.

– Нет… недели две… но я уже вся измучилась!

Молчу. Она меня нарочно путает! У меня болит голова, и я уже не понимаю, кто кому изменил. Сейчас скажу – извините, ничем не могу вам помочь, до свидания… И уйду домой, чтобы больше сюда не возвращаться. Педикюр буду делать в другом месте.

– Вы хотите сказать, что на воре шапка горит? Что я его подозреваю, чтобы не я была виновата, а он? – спрашивает Главбух.

Совершенно не ожидала, что она так ловко разберётся в своей проблеме, молодец.

– Может, мне ему признаться? – облегчённо вздыхает она.

Бедная, неужели она правда мучается оттого, что перестала быть безупречной женой, которой муж всем обязан?

– Вы уверены, что, если вы ему признаетесь в этой случайной связи, вам потом удастся вернуть ему покой? Сами же говорили, что он из-за каждой ерунды впадает в панику. Может, лучше будем его беречь? Он же у вас типичный меланхолик, живёт, отвернувшись носом к стенке.

– Да-да! Он просто не выживет, если мы ему признаемся!

Мы с ней быстренько решаем, что муж ей не изменял, свою ревность она придумала, чтобы не считать себя виноватой, а признаваться ей никак нельзя.

Не обменяться ли нам с ней признаниями, раз уж она мне все так откровенно рассказала? Я могла бы в ответ тоже кое-что рассказать про себя… Нет, лучше не буду, а то Главбух решит, что меня надо исключить из психологов за аморалку. Лучше сделаю ей напоследок что-нибудь приятное:

– Вы удивительно сильная женщина! Только вы можете сохранить счастье и покой вашего мужа! Всё, как всегда, в ваших руках!

Довольно кивает. Ей нравится держать всё в своих руках.

Женщина уходит из кабинета с суровым лицом, забыв, что только что мы с ней были близкими людьми, но у двери оборачивается и кидаёт сквозь зубы: «Спасибо».

– Пожалуйста, – сказала я, – приходите ещё.

По-моему, всё прошло неплохо…

Пришла домой такая уставшая, что даже почти не дружила с Мурой.

– Что было в салоне? – спросила Мурка.

– Ничего особенного, обычная работа… Косметолог уговаривала меня прийти к ней делать специальный массаж – целлюлитный массаж попы.

Мура очень оживилась и сказала, что она тоже пойдёт на массаж.

– Фига! Тебе-то зачем? У тебя ещё нет целлюлита.

– Нет, пойду. Лягу рядом и буду тебя отталкивать и подставлять свою попу.

От усталости почти совсем не могла разговаривать по телефону, только кратко рассказала Женьке про Главбуха со всеми подробностями и профессиональными комментариями.

Улеглась спать в дырявой фланелевой пижаме, в которой спала Мура с десяти до двенадцати лет. От этой пижамы проходит усталость.

Это консультирование ужасно-ужасно изматывает! Потому что принимаешь на себя чужие проблемы! А если бы у меня сегодня было пять клиентов или два? Засыпая, думала о Главбухе (так всегда бывает у профессиональных консультантов) – представляла себе её мужа: думаю, невысокий, с лысиной и в очках, добрый.

25 ноября, суббота

В половине двенадцатого утра у меня уже очень разыгрался субботний синдром никомуненужности. И всё потому, что некоторые люди (звонила Ольга, сегодня вечером идёт на фуршет с пирожными) назло мне по субботам ведут светскую жизнь на приёмах, презентациях, в буфетах и кулуарах.

Несправедливо, что возможности субботних развлечений часто зависят от места работы. Ольгина работа – написать о приёме по поводу вручения премии «Ника» или фуршете по поводу вручения премии Тэффи, а у меня по субботам часто бывают лекции.

Без четверти двенадцать позвонил Роман и спросил меня осторожно, как больную:

– Ты как, ничего?

– Сегодня прекрасно.

Небрежно сказала, что встала на учёт в консультацию и присмотрела коляску.

– Малышка…

Роман так долго молчал, что я испугалась, что он в глубоком обмороке и сейчас, не подумав, ляпнет из обморока что-нибудь такое, после чего мне придётся думать о нем нехорошо, а я не хочу думать о нем нехорошо, хочу думать, как есть, – РОМАН МИЛЫЙ И ЛЮБИТ МЕНЯ. У меня защипало в глазах.

– Я больше не беременна, не состою на учёте в консультации и не присмотрела коляску, – пробормотала я срывающимся голосом.

Что же делать… Как проф. психолог, я прекрасно отдаю себе отчёт во всем, что происходит вокруг меня, в том числе и в Романе. Когда в одном и том же человеке бушует такая сложная гамма чувств (любовь ко мне, долг перед женой, желание пойти вечером в «Тадж-Махал»), то он, этот человек, просто не решается сразу сказать правду – как он хочет иметь от меня ребёнка! Это нормально. (Я не считаю, что мужчины должны всегда, без перерыва, оставаться героями, они ведь люди и тоже имеют право на ужас.)

Но Роман-то как раз геройски повёл себя в этой сложной ситуации беременности, ведь он мог сказать мне, чтобы я сама разбиралась, и что там ещё говорят в таких случаях женатые люди, а он ничего не сказал!

– Пойдём вечером в «Тадж-Махал»? – предложил Роман, забыв, что я только что снялась с беременного учёта и мне не до развлечений. – Послушаем блюз.

Я очень-очень хочу в клуб! Хотя не люблю блюз, даже ненавижу! Но в клуб пойду-пойду-пойду!

– «Тадж-Махал»? А-а, знаю… там, кажется, восточная кухня? – протянула я.

Никогда не слышала об этом клубе (любой человек может догадаться, что в заведении с названием «Тадж-Махал» не подают борщ с пампушками и медовуху). Не понимаю, почему я делаю вид, что являюсь самым настоящим клубным завсегдатаем. Если честно, вся эта новая клубная жизнь прошла мимо меня. С Денисом мы развлекались по-студенчески – кухонные посиделки с друзьями, шашлыки на дачах и детские дни рождения.

До без четверти двенадцать у меня не было никаких возможностей светской жизни, кроме как отправиться с Алёной в ознакомительный поход по бутикам, зато теперь мне предстоит настоящий выход в свет!!! Правда, во время экскурсии по бутикам я могла бы всласть наговориться с Алёной, с которой я беседовала по телефону два раза вчера вечером и один раз сегодня утром.

В начале третьего я решила как следует подготовиться к вечеру и намазала лицо очень полезной для кожи голубой глиной.

В три часа встретились с Алёной в галерее бутиков «Новый Пассаж», и Мурка тоже увязалась с нами. (Я в своё время после школы вела дневник личных наблюдений над природой, читала по-французски и по-немецки и ещё писала стихи верлибром, а вот у Муры совершенно иная сфера увлечений: она очень сильно увлекается ходьбой по магазинам и моими подругами.)

У входа Мурка притормозила и критически оглядела меня.

– Нас оттуда выгонят, как бомжей, – уверенно заявила она. – И что у тебя с лицом? Ты какая-то серо-голубая, особенно нос.

Я очень испугалась – как обидно, что именно сегодня я так плохо выгляжу, но вовремя сообразила, что забыла смыть с лица омолаживающую голубую глину. Но мне простительно, я кандидат наук, а учёные вообще люди рассеянные. У нас в университете одна доцент пришла на лекцию без юбки. В аудитории сняла пальто, бросила его на первую парту и случайно взглянула вниз… Смотрит – а юбки нет! Ей повезло, что колготки надела не рваные, а ведь всякое бывает, потом стыда не оберёшься…

Я полюбовалась на себя в витрине. Хорошенькая, глаз не отвести, – длинное чёрное пальто, из-под него джинсы, не видно, что старые, а из-под джинсов супермодные ботинки с мысами!

Бродили по мраморному зданию, кое-что гламурно, что-то пафосно и всё конкретно дорого. По-моему, в галерее дорогих бутиков должно быть уютно и обаятельно, и ещё должно продаваться множество мелких, изящных и недорогих вещичек – шарфы, платочки, штучки всякие. А этот наш «Пассаж» похож на мраморный сортир в пятизвёздочном отеле – красиво и впечатляет, но если не хочешь писать, совершенно нечего делать.

Мурка планировала зайти в «Эскаду», но струсила. Уверяла, что все нормальные люди опасаются заходить в дорогие магазины.