– Простите! – остановил его парень. – Вы не ответили, во что Вы верите?

– Я ответил: «Какая вам разница?», – несколько раздраженно ответил Александр.

– Мне это интересно.

– У меня своя вера, своя религия, своя философия.

– Ну, у каждого человека так, каждый верит по-своему!

– Нет, Вы неправильно поняли. Я не верю в Бога, хоть и не отрицаю его. Моя вера заключается в том, что если Бог где-то и есть, то он выглядит далеко не как седовласый старец в белом балахоне с сиянием и нимбом над головой. Моя вера – это религия и наука в едином целом.

– Разве так может быть? – недоуменно произнес парень.

– Ответьте на вопрос – сколько сторон у монеты?

Парень подумал и ответил:

– Две.

– Вы, как и большинство – не угадали, – улыбаясь, ответил Александр. – В самом простом минимуме, если не углубляться в грани и детали, их три – орел, решка и ребро! Не забывайте, что мы живем в трехмерном пространстве!

– А при чем тут это? – крайне недоуменно спросил парень.

– Я верю, что в нашем мире все возможно и все относительно, главное не стремиться как Вы – к конкретной крайности, а держаться середины, чтобы видеть обе стороны и делать вывод, а не выбор.

– Хм… – задумчиво вздохнул парень. – Все равно, как-то я Вас плохо понимаю…

– Не берите в голову, – улыбаясь, произнес Александр. – Моя вера – это моя вера. Делиться ею я не очень горю желанием, а потому не пытайтесь понять. Скажу просто – я верю в Бога, но, – Александр ухмыльнулся. – В тоже время я в него и не верю.

– Но как так можно? – обалдело произнес парень. – Верить в Бога и не верить в Бога? Какая-то у вас неправильная вера…

– Вот я и говорю – не берите в голову. Само существование нашего мира, если обращаться к науке – парадоксально, но если обращаться к религии, то неправдоподобно. До тех пор, пока нет доказательств подтверждения или опровержения, любая чушь вписывается в рамки нормы. Лично я это называю суперпозицией веры.

– Простите… – неуверенно произнес парень. – А как ваша вера называется?

– Как? – задумчиво произнес Александр. – Да вообще-то ни как… Но я думал над этим. Если хотите «Инфинитизм», от английского инфинити, то есть бесконечность. Только не путайте с инфинитИЛизмом и к тем более с инфАнтИЛизмом!

– Язык сломать можно…

– Да, есть немного.

– А при чем здесь бесконечность?

– При том, что число вариантов, число путей, крайностей и так далее – бесконечное множество. В нашем мире уживаются такие крайности, что волосы дыбом встают. А раз они уживаются, то отрицать Бога или соглашаться с его существованием – выбор сугубо личный. Я же выбрал путь золотой середины и инфинитизм – это как раз путь веры и не веры в едином флаконе. Я в Бога не верю, как атеист, но верю, что он может существовать, только в иной форме, которую можно описать научно. Я верю в… – Александр задумался. – В Бога-человека. Это Бог, который творит, но слеп из-за высоты своего взгляда и потому не видит нас и следовательно – не слышит, как и мы не замечаем насекомых под ногами. Этот Бог не владыка и не хозяин, он просто некая сущность.

Александр поглядел на парня с ухмылкой, видя, как он пытается понять.

– Ладно, – заключил Александр. – Приятно было поболтать, но я, пожалуй, пойду дальше. Напоследок лишь скажу – не стоит приравнивать веру и религию. Всякая религия – это вера, но не всякая вера – это религия. Верить можно в людей, в себя, в знания и силу. Да во что хотите… Как говориться: «Каждому воздастся по вере его». Ладно, еще раз. Удачи вам.

– И вам удачи, – произнес парень нерешительно. – С вашим инф… Инфинити… – неуверенно произносил парень, припоминая слово. – Змом.

– Инфинитизмом! – поправил Александр. – А вам с вашим Богом! – произнес Александр, уходя в сторону адмиралтейства.

Парень еще какое-то время постоял, провожая взглядом Александр. Подумал над сказанным и продолжил то, чем занимался прежде.

– Простите! В вашем сердце есть вера? – произнес парень, останавливая очередного прохожего.

"Я не знаю, каким оружием будет вестись Третья мировая война,

но в Четвертой будут сражаться палками и камнями!"

А. Эйнштейн.

Ценность вещам каждый человек определяет сам.

Ценность жизни почему-то определяют другие…

Молодой парень в чине сержанта выводил немногочисленную группу таких же, как и он сам, бойцов. Все они были юны, а в глазах каждого был страх. Однако некоторые прятали страх за масками раздутой отваги или напыщенного веселья. Кто-то прятал страх и за маской бесчувственности, хладнокровно глядя в «никуда» и слепо следовал приказам. Были и другие маски, но у Святогора маски не было. Он словно один из тех, лишних бойцов, до которых очередь дошла, а вот еще одного противогаза не досталось. Так он и стоял с лицом, на котором страх был написан большой кистью.

– Разобрались, разобрались! Живей! Живей! Мясо бесполезное!

Сержантик, еще прыщавый парень, строил роту. Новобранцы, наскоро прошедшие КМБ (курс молодого бойца), нелепо и неуклюже, топчась и что-то выкрикивая, кое-как сообразили строй.

Сержант прошелся вдоль строя, оглядывая бойцов. На нем была военная форма, которая явно была не из одного комплекта и явно не была изначально его. За спиной был завернут конверт, а на ногах разношенные и отполированные до блеска берцы, в то время как у молодых были еще деревянные берцы, форма не по размеру и строго заправленная в штаны.

К строю подошел человек в офицерской форме и капитанскими погонами. Это был капитан Цымбал, командир данного недоразумения под названием «рота». Между капитаном и сержантом прошел ритуал приветствия, в котором сержант сообщил, что рота построена, а Капитан, после обоюдного отдания чести, повернулся к бойцам и произнес речь:

– Бойцы! – произнес Цымбал звучным голосом. – Вас призвали на службу, дабы вы продемонстрировали врагам свой патриотизм! Свою силу и отвагу! Не стану врать, шансов пережить у нас ВСЕХ мало. Но он есть! Но главное – это дорогие нам люди, люди которых мы защищаем. Люди, ради которых…

Капитан пичкал молодых бойцов нудной тягомотиной. Его голос был фальшив, а пафосная речь местами была нелепа и насквозь пропитана изжеванными цитатами.

После того, как капитан закончил свою пафосную речь, бойцам начали выдавать и закреплять личное оружие. Капитан параллельно с этим сообщал всем куда и для чего всех отправляют.

После получения личного оружия, у многих изменились выражения лиц. Их общая перспектива – это война и смерть, на которую их отправят уже завтра, а пока – остаток дня и последняя ночь в казарме.

Вечер прошел вяло. Кто-то, чтобы не думать, вызвался в наряд, желающих было хоть отбавляй. Кто-то уткнулся в старые книги, в которых, ввиду нехватки туалетной бумаги, недоставало страниц. А кто-то до самой ночи просиживал в курилке. Святогор тоже сидел в курилке, в нее забилось человек десять. Курилка была на улице и представляла собой деревянную ротонду, а в центре был, вкопанный в землю, бак для окурков. В центре людского круга сидел парень с гитарой, сам сержант, и распевал типичные армейские песни. В песнях говорилось о дембеле, о духах и стариках, о войне в горах, и так далее.

Солнце уходило за горизонт, сгущались сумерки и песни этого неумелого, но сейчас самого востребованного барда, были все печальнее и печальнее.

Святогор слушал, развалившись на деревянной скамье, с сигаретой во рту и разглядывая темнеющее небо, на котором уже начали проявляться первые звезды. Послышался голос дневального и сержант скомандовал всем строиться. Нехотя, но все собрались на последнее построение, на котором была лишь перекличка. Потом подготовка ко сну и долгая, мучительно-тягучая ночь перед началом.

Заснуть Святогор не смог. Всю ночь он ворочался с боку на бок и поглядывал на часы, висевшие над дневальным. Длинный освещенный коридор с несколькими дверями, баночка с документами и папками, с бессмертным тапиком, задремывающим дневальный, и часы…