– То есть, все дома будут похожи друг на друга? Как эти многоэтажки?
– Все верно. Большая часть зданий здесь потеряет свою индивидуальность, – ответил проводник, и замолчал.
Я поспешил заполнить ненадолго установившуюся тишину.
– А что на счет дома, в котором я живу… жил, – поправил я себя, и, посмотрел на профессора. – Если я точно помню, как он выглядит, значит, он не изменится, верно?
– Боюсь, не все так просто, – ответил проводник, и, сделав несколько шагов, продолжил. – Здания, в которых прошла ваша жизнь, здесь наиболее подвержены изменениям. Происходит это из-за эмоций, пережитых когда-то в их стенах. Все негативное медленно разрушало эти здания, в то время как, положительные эмоции наоборот, меняли их в лучшую сторону. Поэтому, как вы понимаете, велика вероятность того, что вам будет проблематично узнать собственный дом, или скажем, офис.
– Но, все равно это будет Питер?
– В большей степени, это будут воспоминания о нем, переплетенные с вашими эмоциями. Но, да, это будет Санкт-Петербург. Однако что бы этот город появился, вам предстоит многое вспомнить.
– А, что будет потом? Когда, я все вспомню.
– Потом? – задумчиво повторил проводник. – Потом, мы с вами окажемся в месте абсолютно уникальном. Вокруг нас будет город, в котором и прошла ваша жизнь. Глядя на него, вы поймете, какой она была. К тому же город перестанет быть просто переплетением воспоминаний и эмоций. В какой-то степени, город станет отражением вашей души, и, вы сможете увидеть, чем она заполнена на самом деле.
– Значит, для этого мы здесь? Посмотреть на мою душу?
– Роман Сергеевич, каждый сам решает, для чего он здесь. Это место соткана из тончайших нитей, и каждая из них меняла этот город. Вы меняли его. И все, что вы пережили на протяжении двадцати семи лет, нашло здесь свое отражение. Поэтому, все то, что вы здесь увидите, будете вы сами, просто в иной форме, в той, что бережно хранили вдалеке от посторонних глаз.
– И, где оно хранилось? – спросил я, не отрывая взгляд от профессора.
Михаил Федорович плавным движением поднес правую руку к своей голове.
– Здесь, – ответил он, как только кончики его пальцев, задели седые волосы, затем таким же плавным движением профессор дотронулся до груди. – И, здесь, – добавил он, после чего снова убрал руки за спину.
Я посмотрел вперед.
– А, что на счет тех, кто оказывается не в городе? – спросил я, окинув взглядом улицу. – Как у них меняется это место?
– У каждого это происходит по-разному, но, в любом случает это место, найдет способ стать отражением души, – пояснил профессор, и, замолчал, а, вскоре, не дождавшись от меня других вопросов, поинтересовался сам. – Роман Сергеевич, означают ли ваши вопросы то, что теперь вы мне верите, и больше не считаете меня сумасшедшим?
– Я вовсе так и не думал, – потерянно ответил я.
– Неужели? Мне, кажется, мы оба знаем, что это не правда.
– Да. Простите. Просто, в ваши слова было сложно поверить.
– Все же теперь вы в них, кажется, верите?
– Не знаю, – я пожал плечами. – Но, некоторым вещам я действительно не могу найти разумное объяснение.
– Роман Сергеевич, поверьте, вам еще многое предстоит увидеть, – произнес профессор.
После слов Михаила Федоровича я сделал несколько шагов, и бросил взгляд на противоположенную сторону улицы. Мне показалось, что в одном из окон мелькнула чья-то фигура. Я жадно начал разглядывать окна многоэтажки, но никого в них не вижу. Однако этого обмана зрения оказалась достаточно, что бы вновь пробудить во мне переживания, касающиеся отсутствия людей вокруг. Теперь, я уже не могу не спросить об этом…
– А, почему здесь никого нет? – продолжил я наступление, рассматривая то самое, пустое окно многоэтажки. – Ведь если, как вы говорите, вокруг нас только воспоминания, то, здесь должны быть и люди, о которых я помню.
– Роман Сергеевич, людям здесь не место. Тем более, вы всегда чувствовали себя одиноким среди них, не так ли?
– Конечно, нет! – взволнованно произнес я, но тут же попытался себя успокоить. – Вообще-то у меня много друзей.
– Тогда на ваших похоронах будет и много скорбящих, – парировал Михаил Федорович. Его голос в отличие от моего, как всегда спокоен.
И, есть в этом спокойствии что-то заразительное потому как, пройдя несколько метров, я все же смог взять себя в руки, хотя это продлилось недолго, и уже следующие слова Михаила Федоровича заставили меня испуганно посмотреть на него.
– Роман Сергеевич, если вы хотите, то мы можем поприсутствовать на ваших похоронах, – произнес мой собеседник. – Или, вы об этом еще не думали?
– Нет, – ответил я, стараясь в этот момент как можно дальше прогнать все те мысли, что вот-вот на меня налетят.
Быть может, мне бы это и удалось, но все же перед моими глазами успели промелькнуть картинки, которые я запомнил на удивление подробно. Они словно кадры документального кино, следующие друг за другом в хронологическом порядке.
Сначала глубокая могильная яма. Затем мое тело мирно покоящееся в открытом гробу. Уже через секунду я вижу, как черный гроб медленно опускается в сырую землю. Вот его начинают закидывать землей. Я даже слышу глухие удары о крышку гроба. Жуткая мелодия, под которую люди прощаются со своими близкими. Еще картинки. Я вижу темную могильную ограду. Мраморный памятник. Он почему-то утопает в синих цветах, приковывая к себе взгляды незнакомых мне людей, которые по воли случая проходят мимо моей могилы.
Я уверен, что эти картинки не более чем плод моего воображения, но, есть в них, что-то пророческое. Или, мне это только кажется? Ведь я так и не увидел, сколько людей пришло со мной проститься. Скорее всего, только друзья и близкие. Они удивятся, как только узнают о моей смерти, некоторые даже сразу и не поверят в то, что я умер. Умер. Вот, я и произнес это слово.
Да, смерть всегда приходит неожиданно. И, когда тебе двадцать семь, она кажется, чем-то далеким, чем-то, что может случиться с кем угодно, только не с тобой. Я вообще-то никогда не думал о смерти но, наверное, был уверен, что это произойдет в глубокой старости. Однако все оказалось иначе. Да, и все то, что происходит после смерти, я представлял совсем по-другому. Я больше готов был увидеть старушку с косой, ангелов или демонов, но не этого странного человека, не этот странный город. Я всегда думал…
– Я всегда думал, – неожиданно, продолжил я вслух. – Что люди, после смерти, оказываются в другом месте, совсем не похожее на это.
Михаил Федорович с интересом посмотрел на меня.
– И, что это должно было быть за место? – спросил он.
– Не знаю, – я пожал плечами. – То, есть я хочу сказать, разве праведники не должны попасть в рай, а, грешники в ад?
– И, кто-то, сидящий на золотом троне, должен ответить на все ваши вопросы? А, после, он на волшебных весах взвесит все ваши хорошие и плохие поступки? – с иронией в голосе, произнес профессор, и, потянувшись к внутреннему карману пиджака, продолжил. – Роман Сергеевич, не все, что написано в книгах соответствует действительности, но, истина в ваших словах есть.
– Значит, рай и ад существуют?
– Да. Можно сказать и так. Только, находятся они не здесь, да, и выглядят немного по-другому, нежели люди себе их представляют, – в этот момент черный блокнот вновь мелькнул в руках моего собеседника. – Но, поверьте, Роман Сергеевич, если и существует тот, кто сможет дать ответы на все ваши вопросы то, это вы, – добавил проводник.
Затем Михаил Федорович плавным движением открыл блокнот, и, неспешно перелистнул пару страниц. Должно быть, его глаза тут же нашли нужные строки, потому как, прежде чем я успел, что-либо разглядеть в блокноте профессор закрыл его. Он поднял голову, и некоторое время шел, задумчиво смотря вперед, словно его мысли были где-то в другом месте. Затем проводник спрятал блокнот в карман пиджака, и, убрав руки за спину, продолжил разговор:
– Роман Сергеевич, позвольте узнать, вы верите в Бога? – спросил профессор.
