– Не рискуйте, Константин, – взмолился Этьен и кивнул. – Конечно! Простите, что задержал, спасибо большое. Не обязательно заходить, если вам это будет неудобно, – добавил он, хотя мысленно для себя уже признал, что визиты Кости – это самые светлые моменты за день, которых он начинает ждать всей душой, желая продлить их.
Ева попрощалась и ушла, возвращаясь к Михайловскому, который уже проснулся. Похоже девушка задержалась у Этьена чуть дольше, чем хотела.
– Я опоздал, Андрей Ионыч, простите, – тут же повинилась она.
– Ничего, Костя, – врач освежился, умывшись из кувшина над тазиком и, вытирая лицо и руки, повернулся к коллеге, – Где ты был, да будет мне позволено поинтересоваться?
– Осматривал француза и брил его, – ответила Ева, пожав плечами, – Сам он бы не справился.
– Опекаешь? – усмехнулся Михайловский и, вытерев лицо, надел фартук. Глаза у него блеснули хитрой усмешкой. – Ну что, продолжим?
Им предстояло сделать еще пару мазей, а потом заняться рукой майора, чтобы выяснить, в каком она состоянии.
Покраснев, Ева не ответила, но, наверное, так оно и было. Она с удовольствием взялась за работу, а потом они осматривали руку. Поправили дренаж и перешли к пациенту с ожогами.
– Надо подумать, что можно сделать с его лицом, чтобы он не выглядел совсем уж безобразно, – сказала Ева, не в силах не думать об эстетической стороне вопроса теперь, когда жизнь штабс-ротмистра была вне опасности.
– Господь с вами, Константин Евгенич, – штабс-ротмистр усмехнулся, но лежал с закрытыми глазами, как ему и было велено. – Если вы мне зрение вернете, я и тому буду рад. А лицо… с него воду не пить! Жениться мне вряд ли доведется, а матушка меня каким угодно примет.
– Зрение к вам вернется, сами в этом убедитесь, когда через три дня бинты с глаз снимем. И лицо вам соберем, не как раньше конечно, но дети шарахаться от вас не будут. А вот с руками сложнее, боюсь ногти на левой руке не вырастут, так что будет лучше, если в дальнейшем вы будете носить перчатки, – Ева осмотрела его руки, аккуратно сняв бинты.
– Будет повод остаться в армии, – снова усмехнулся штабс-ротмистр, намекая, что офицерская форма предполагает ношение перчаток, а Михайловский мысленно восхитился силой духа этого человека – он всегда находил повод взбодрить себя и других. Медсестры его очень любили, каждую он называл красавицей и не скупился на веселые истории, чтобы развлечь их во время перевязок.
Ева закончила с его руками, и они вдвоем с Андреем Ионовичем приступили к бинтам на лице. Повязка на глазах крепилась отдельно, поэтому ее тронуть не боялись.
– Я читал у Пирогова, что иссечение части свежего рубца дает возможность восстановиться коже заново, – она показала на щеку мужчины. – Смотрите, здесь можно взять лоскут кожи от шеи и приживить его к подбородку. А из части ушного хряща восстановить деформированную часть носа.
– Я тоже читал об этом, – кивнул Андрей Ионович и, дополнив свое пенсне лупой, склонился поближе к лицу пациента, попросив Еву поднести поближе керосиновую лампу. – Ну что, штабс-ротмистр, доверите нам совершить над вами подобное?
Штаба-ротмистр кивнул и разрешил.
– Уверен, хуже, чем есть, все равно не будет. Поэтому делайте все, что считаете нужным. А если получится, что на человека буду похож, а не на страшилище, то век за Ваше здоровье Богу молиться буду, – пообещал он.
– В таком случае, не вижу смысла оттягивать, – кивнул Андрей Ионович, распрямившись. – Атака может быть в любой момент, но пока все спокойно, поэтому операцию назначим на сегодня же. Костя, предупреди Катеньку и фельдшеров – на подхвате должно быть много свободных рук. А Катерина пусть двух девочек возьмет потолковее, – распорядился он и пошел в операционную, чтобы все подготовить.
Ева тоже пошла готовиться вслед за Андреем Михайловским. Вымывшись и надев халат и шапочку, они с хирургом посмотрели еще атлас челюстно-лицевой хирургии.
Пациента уже подготовили, Ева заняла свое место.
– Ну, готовы-с? – поинтересовался Андрей Ионович у штабс-ротмистра. – Тогда, Катенька, маску и эфир, – велел он, и, пока пациента погружали в сон, гремел инструментами. Когда началась операция, все происходило спокойно, но достаточно быстро, в первую очередь, чтобы не держать пациента слишком долго под наркозом, но еще из-за опасений возможной атаки. Впрочем, за стенами палатки все было тихо, что не могло не радовать.
И все же, к концу операции все равно все были здорово вымотаны. Но зато лицо штабс-ротмистра было похоже на лицо. Подбородок скроили заново, нос тоже, и Андрей Ионович был страшно доволен.
– Это не хуже, чем у Пирогова вышло, – заявил он, когда все закончилось.
Надо отдать должное Катерине – понимая, что это момент исторический, она попросила еще одну сестру вести запись в ходе операции, чтобы потом либо Андрей Ионович, либо Костя могли записать эту операцию в свой послужной список.
Штабс-ротмистра пока оставили в операционной, чтобы не тревожить, и приставили к нему сиделку, настрого приказав следить за бинтами – чтобы не сильно мокли, и поить не раньше, чем через два часа.
Ева ощущала себя не просто уставшей, а выжатой, как лимон. Василий помог им обоим раздеться и усадил в кабинете, причитая, что уж ночь-полночь на дворе, и ужин совсем простыл.
– Я пойду, проверю пациентов, а вы запишите все, пока Василий накрывает, – предложила Ева, понимая, что Андрей Ионович устал куда сильнее.
– Хорошо, Костя, спасибо, – Михайловский снял пенсне и, положив его на стол, устало потер веки, немного приводя в чувство глаза, в которых словно песка насыпали. Его тело одеревенело, что и не удивительно, в таком-то возрасте, но он был рад проделанной работе.
Ева привела себя немного в порядок и пошла обходить пациентов. С легкими справлялись сестры и фельдшера, она подкорректировала назначения, проведала своих тяжелых. Штабс-ротмистра уже перевели из операционной, но он еще спал, сиделка была при нем.
Удостоверившись, что все в порядке, напоследок она зашла к Этьену.
– Ну, как вы здесь? – спросила у него Ева, улыбнувшись устало.
Этьен дремал – в сущности, ему больше и заняться было нечем, у него даже книжки не было или хоть Библии. Но звук того, как отодвинулся полог, он услышал сразу и открыл глаза.
– Неплохо, – кивнул он, с беспокойством глядя на Константина. – А с вами что? Вы выглядите ужасно утомленным. Разве была атака?
Ева только усмехнулась, пытаясь оценить масштабы своего ужасного вида.
– Нет, атаки не было. Мы оперировали одного офицера, у него сильный ожог лица. Почти собирали заново, но теперь он скорее красавец, чем чудовище, – ответила ему девушка.
– Надо же… такое возможно? – изумленно спросил Этьен, и его уважение к этому человеку стало еще больше. – Что ж, теперь я в любом случае могу быть спокоен за свои ноги, хотя и раньше не сомневался, что все будет в порядке, – признался он.
– Конечно, лицо прежним не будет, возможно, ему придется отпустить бороду и бакенбарды, чтобы скрыть следы, но это не такая уж большая сложность, – пожала плечами Ева. – Довольно тяжелая операция. И сложная.
– Так зачем же вы пришли, идите отдыхать, – конечно, Этьен очень рад был видеть Константина и надеялся, что тот задержится, они поговорят о чем-нибудь, но сразу отказался от этих мыслей, увидев, как врач устал. – Со мной все в порядке! Фельдшер обо мне позаботится. Отдыхайте, Константин.
– Я уже отдыхаю. К тому же скоро пойду ужинать, пока Василий все накрывает. А я обещал вам прийти, пусть и с опозданием, но я пришел, – улыбнулась она. – Как ваши ноги? Сделать вам еще обезболивающее?
– Спасибо, – Этьен все же улыбнулся в ответ, благодарный за такую обязательность. – Нет, сейчас нет необходимости, – ответил он, не ощущая явной боли. – Если понадобится, думаю, сестра сделает мне укол ночью.
– Думаю, через пару дней они вам уже не понадобятся, – улыбнулась ему ободрительно девушка. – Надеюсь, что хромоты не останется, но вам придется много заниматься, чтобы разработать ноги. И это будет больно.
