Литмир - Электронная Библиотека

Она сказала раздельно:

– За это время принято важное решение, Мещерский отныне будет отчитываться только перед президентом. Напрямую. Даже минуя Генеральный штаб. Доволен?

– Разумно, – ответил я как можно более равнодушно.

– Когда возвращаешься?

– А кто сказал, – поинтересовался я, – что возвращаюсь?.. Скажу тебе без ложной скромности, что я не просто доктор наук, но у меня в лаборатории зреет важное открытие… Да-да, буду не просто научным светилом, но и нобелевку получу, вообще подниму всю нейрофизиологию на ступеньку выше! Всю мировую нейрофизиологию, понимаешь!.. Меня в учебники введут, а во всех университетах мира в коридорах портреты будут рядом с Менделеевым, Ньютоном, Эйнштейном и даже Лобачевским.

Она слушала, лицо медленно мрачнело. Молчание затянулось, я уже думал, что окончательно раздавил ее такой перспективой, с какой стати звезде мировой величины идти руководить каким-то отделом, о котором так никогда никому и не станет известно, но она вздохнула и сказала тихо:

– А ты помнишь, что сказал Стельмах насчет своей одаренности музыканта?

Я сдвинул плечами.

– Пример некорректен.

– Чего вдруг?

– Тогда шли войны, – напомнил я, – а сейчас Россия уже поднялась и снова на буржуев смотрит свысока.

– Сейчас весь мир Россия, – сказала она.

Я посмотрел на нее искоса, не упуская из виду ни очень серьезного лица, ни собранности всей фигуры.

– Фашистка, – сказал я.

Она поморщилась.

– Не ерничай, дело серьезное. Стельмах отказался от карьеры музыканта, где мог быть первым в мире, и стал одним из многих директоров военных заводов, потому что стране позарез нужны были танки, без которых война была бы проиграна. А сейчас во всем мире разрабатывается оружие, что может погубить всех людей на свете. Ты сам это утверждал, я только возвращаю тебе твои же слова!

– Это не только оружие, – уточнил я, – на самом деле оружия разрабатывается как раз мало, но и то, что не оружие, тоже погубить может.

Она посмотрела в упор.

– Так чего ты тогда? Гордость свою хочешь показать? Фанаберию? Скажи, чего ты хочешь?

Я проговорил медленно:

– Естественности…

– Чего-чего?

– Было бы естественнее, – сказал я, – если бы в мире правили умные люди. Не так ли? Но мы этого не видим. Природа еще не поняла, что доминировать должны теперь не самые нахрапистые, что было важно раньше, а уже умные.

Она сказала резко:

– В мире это будет, хоть и нескоро, а в твоем Центре тебе уже дают карт-бланш! И никакие генералы не смогут лезть в твои дела!.. Руководство будет осуществляться в теневом режиме, а в своем отделе будешь полным хозяином. С правом принимать любые решения!.. Ну?

Я подумал для виду, хотя все идет точно так, как и рассчитал, однако эти двуногие непредсказуемы, все-таки человеческого в них мало, все еще на девяносто девять питекантропы, только шерсть потеряли.

– Хорошо, – сказал я с тяжелым вздохом. – Уговорила. Ну-ка сиськи покажи… Ну вот, а говоришь, будешь подчиняться.

– Зараза, – сказала она с сердцем. – На, смотри!.. Ну?

Я осмотрел, кивнул.

– Да, мощный аргумент. Уговорила, когда вот такие, тогда да, возвращаюсь. Надеюсь, имплантаты?.. Что, естественные?.. Ну, это неинтересно. Как дикарка какая-то допещерная. Весь интеллектуальный народ готовится имплантировать всякое-разное даже в череп, а ты в сиськи не можешь!..

– А что, – спросила она язвительно, – надо?

– Можно на размер больше, – сказал я рассудительно, – хотя бы для того, чтобы приобщиться к миру людей будущего. Это же здорово, не понимаешь?

– Что размер сисек?

– Чем больше имплантатов, – сообщил я, ловко уклоняясь от прямого ответа, – тем ближе к сингулярной сингулярности!.. Имплантаты – единственное, в чем женщины бесспорно опередили мужчин, и, более того, мужчины это признают, хоть и сквозь зубы… Ладно, только нужно зафиксировать на бумаге. Я имею в виду свои полномочия, а не размер имплантатов.

– Машина у подъезда твоего дома, – сказала она. – Пойдем, убедишься.

– А гарантии?

Она покачала головой.

– Мы разведка, забыл? Тем более военная. Никаких записей! Но слово у нас держат твердо. Потому что с теми, кто не держит…

– Знаю, – прервал я. – Не рассказывай, я нежный и трепетный, ночь спать не буду… хотя все равно спать не дашь, чувствую.

– Чего-чего?

– Можешь сделать себе еще чашку кофе, – сообщил я со вздохом, – я сегодня не жадный. Наверное, к перемене погоды. Или потепление климата сказывается… Что там МАГАТЭ прогнозирует, не знаешь?.. В холодильнике парочка пирожных, ты еще не видела, я хорошо спрятал. Можешь оприходовать, а я пока отдам кое-какие распоряжения в свою лабораторию, раз уж могу завтра не появиться с утра.

– Ах да, – сказала она язвительно, – у тебя и там мышки!.. Ты весь какой омышенный…

– Вот-вот, – сказал я, – распоряжусь насчет мышек и всего научного потенциала… Ладно, для тебя опасно знать секреты науки.

– Почему? – спросила она быстро, предсказуемо среагировав на слово «секреты».

– Мозг не выдержит, – ответил я с ехидцей. – Для такой нагрузки его нужно тренировать годами в лабораториях, а не в тренажерных залах.

Она проводила меня взглядом, я вышел в другую комнату, откуда в самом деле заглянул как в лабораторию, так и с помощью видеокамер в кабинеты Мещерского, Бондаренко, генерала Кремнева и прочих, на чью поддержку рассчитываю.

У всех настроение приподнятое, удалось отстоять от поползновений Генерального штаба захапать этот отдел и объявить своим. Уже знают, что там сдались, а вот насчет моего согласия вернуться и продолжить работу вообще не сомневаются…

Когда я появился на кухне, Ингрид пирожные уже долопала, а сейчас, присев, заглядывает на нижние полки в холодильнике. Когда бросила на меня взгляд искоса, лицо вроде бы не изменилось, но я уловил, как с облегчением перевела дух.

Все верно, побаивается, что передумаю и останусь в своем мире ученых, где все умные, вежливые, понимающие, все занимаются благороднейшим делом на свете, а не возжелаю заниматься дерьмом, с каким приходится сталкиваться в составе силовых структур.

– Утром идем в отдел Глобальных рисков, – сказал я. – А сейчас топай в койку. Ты где ляжешь, с краю или к стенке?

Она округлила глаза в несказанном изумлении.

– Ты такой добрый?.. У меня в самом деле есть выбор?

– Вообще-то нет, – ответил я по-мужски прямо. – Только погоны не снимай.

– Где ты видишь погоны?

– У меня хорошее воображение.

Глава 9

Утром, когда мы быстро завтракали, над столом мелодично звякнуло, прозвучал милый голосок Сири:

– На связи первый канал.

– Давай, – сказал я.

На экране появилось лицо Мещерского, он мягко улыбнулся при виде Ингрид, его доверенное лицо на месте, все-таки я не их работник, а всего лишь сотрудничающий с силовыми службами в некоторых мало понятных военным вопросах, потому за мной нужен глаз да глаз.

– Владимир Алексеевич, – произнес он, – вы сможете прибыть на совещание нашего высшего эшелона? Для самого узкого круга? О, я вижу капитана Волкову…

– Драсьте, Аркадий Валентинович, – сказала Ингрид.

– Доброе утро, – ответил он, не меняя выражения лица. – Думаю, вы сможете доставить доктора Лавронова в Управление…

– С удовольствием, – ответила она кровожадно. – Можно, в наручниках? И побить в дороге ногами?

– Только если он сам тоже пожелает, – предупредил Мещерский. – Хотя нет, не стоит бросать тень на Управление. И так нами пугают детей.

– Только либералы, – возразила она с пренебрежением. – А кто их слушает теперь? Их царствование кончилось.

Я послушал, распоряжаются мною хоть и в шуточной форме, но ученые тоже попадаются с самолюбием, ответил мирно:

– Жаль, но, увы, как бы нет. У меня, в смысле, работа в самом процессе. Работа – это когда работа, а не, ну вы поняли. Увы, как-нибудь в другой раз. Когда работы не будет.

12
{"b":"674350","o":1}