Не знаю, как это получается, но огромный участок в Сибири за четверо суток стал безжизненным. Оттуда ушли все олени, все хищные звери и зверьки, даже муравьи унесли куколок и увели королеву.

…А на пятые сутки в центр того места ударил огромный метеорит. Пусть и поменьше Тунгусского, однако достаточно крупный, чтобы разрушить целый город, если бы, конечно, там оказался город.

Я рассматривал съемки места падения метеорита еще за сутки до того, как он приблизился к Земле. Куда рухнет, вычислили заранее, предупредили, чтобы туристы не совались в тот район до особого распоряжения, а я смотрел снимки, и не мог отделаться от тягостного впечатления, что даже деревья пытались вытащить из земли корни и уйти, но из-за своей медлительности просто не успели.

Возможно, деревья в самом деле тоже знали. Или чувствовали. Вселенная – единый организм, мы только-только начинаем догадываться о такой невероятной возможности и все не можем в нее поверить.

Мануйленко, безмерно счастливый, его сфера работы в нашем Центре глобальных рисков выглядит для всех глуповато-бесполезной, тут же послал мне сигнал особой срочности, я последние дни не покидаю Центр Мацанюка, точнее, ту его часть, что называется Центром биотехнологий, что, в свою очередь, распадается на ряд центров помельче: нейрохирургии, биохакинга, нейротехнологий и прочих отделов, что уже не отделы, а отрасли прикладной науки.

На экране, повинуясь взмаху руки, появилось помещение комнатки Мануйленко. Он радостно заулыбался, собрал со стола листки с распечаткой траекторий всех астероидов, что могут угрожать Земле в ближайшие сто тысяч лет.

– Погоди, – остановил я его с экрана, – про сингулярность, что наступит раньше, уже не говорю, но ты забыл, что и так вижу кто чем занимается?.. И эти все твои расчеты уже просмотрел… Второй метеорит с такой или большей массой упадет не раньше, чем через триста лет! А к тому времени будем готовы. Сбегай лучше за кофе. Там Данко морщится, будто зуб заболел, Ивар вообще лоб трет… А Оксана поможет с бутербродами.

И, не ожидая, что ответит, я обрубил связь, лишь успел увидеть его счастливое лицо. Оксана совсем недавно вошла в наш мужской коллектив тихим зайчиком, даже мышкой, но уже перестала горбиться и сдвигать плечи, пряча пышную грудь, и теперь уже не она всем разносит кофе, а ей стараются принести и сделать хоть что-то приятное, а заодно обратить на себя внимание.

Почти сразу пикнул сигнал вызова, на боковом экране появилось лицо Мещерского, почти такого же размера, как увеличенный на полстены цитоскелет нейрона с красиво вспученными дендритами. Я сказал мысленно «связь», лицо Мещерского сразу ожило, взглянул на меня и на стены моей лаборатории с живейшим интересом.

– О, у вас такое окружение…

– Это у вас такое, – пояснил я любезно. – Вы прям политик! А у меня справа аффарентники, а прямо перед вами безаксонники. Правда, восхитительные создания? Будь я Богом, и то бы лучше не сделал!

– Да, – согласился он, – конечно. Владимир Алексеевич, с вами очень хочет связаться Уваров, он начальник Генштаба.

Я отмахнулся.

– Пусть через вас.

Он спросил благожелательно:

– У вас к ним недоверие?

– Мне доверия к вам достаточно, – ответил я со всевозможной любезностью. – Зачем плодить лишние звенья?

Он сказал с улыбкой:

– Изволят переговорить именно с вами. Отказать не могу, там по должности выше.

Я ответил с неохотой:

– Ну если только вас не устраивает что-то в наших отношениях…

– Нас устраивает вполне, – заверил он, – но не устраивает их.

– Мы плохо работаем?

– Напротив, – ответил он. – Там оценивают ваш потенциал очень высоко, потому стараются подгрести весь отдел глобальных рисков под себя.

– Не получится, – отрезал я. – Мне их подковерные игры неинтересны.

Он посмотрел на меня внимательно.

– Вы сразу хватаете на лету. Действительно, пошло перетягивание одеяла. Но я не могу вот так взять и отказать, если вы против. Потому свяжу вас с ним, а вы проясните ему свою позицию. Только помягче, помягче, Владимир Алексеевич.

– Я ученый, – напомнил я, – а не дипломат. Я называю кошку кошкой.

Он вздохнул, шевельнул пальцами, переключая каналы на расстоянии. Вместо него на экране появилось крупное мужское лицо с квадратной челюстью и маленькими злыми глазами. Волосы подстрижены армейским ежиком, на петлицах знаки различия генерала армии, что должно производить впечатление на служивших там, но у любого служителя науки вызовет автоматическое отторжение.

– Уваров, – представился он, – начальник Генерального штаба, до этого заведовал отделом стратегического мониторинга, так что в вашей теме не новичок. Владимир Алексеевич, я в курсе, что у вас с генералом Дубарским произошло некое недопонимание. Он заслуженный человек, умелый военачальник, но я понимаю, что в вопросах общения с представителями науки…

– Генерал, – прервал я, – я представитель науки, как вы сказали верно, потому ценю свое время. Не знаю, как вы, в погонах не разбираюсь, но я занят. Говорите короче.

Он поморщился, привык к выказываемому уважению, сказал уже более деловым голосом:

– Владимир Алексеевич, в Генеральном штабе придают колоссальное значение проблеме глобальных рисков. Мы полагаем, работа с ним должна выйти на более высокий уровень. Потому намерены включить ваш отдел в наиболее важную структуру…

Я вскинул ладонь, прерывая на полуслове.

– Генерал, вы что-то не поняли. Или вас неверно проинформировали. Я не служу ни в Генштабе, ни вообще в армии. Я даже не контрактник.

Он запнулся, наконец выговорил с усилием:

– Но ваш отдел так хорошо работает в ГРУ…

– Мы не работаем в ГРУ, – напомнил я.

– Но вы же…

– Мы сотрудничаем с Управлением, – пояснил я, – снабжая некоторой информацией.

Он сказал, понизив голос:

– Мы в курсе, что случилось в Тунисе…

– За это взяло на себя ответственность ГРУ, – напомнил я. – Операцией вообще-то руководил один из лучших офицеров ГРУ капитан спецназа Ингрид Волкова. А я так… консультировал.

– Но ГРУ, – напомнил он, в свою очередь, – лишь один из отделов Генерального штаба. ГРУ – это мы сами, Владимир Алексеевич.

Я развел руками.

– Еще раз напоминаю, в ГРУ не работаю и не работал. Потому забрать нас или перевести в другой отдел вы не можете. Генерал, если у вас нет ко мне больше других вопросов…

Он сказал чуточку нервно:

– Сейчас вопрос стоит в другой плоскости. Как я понял, вы вообще отказываетесь вернуться под руку силовых структур?

Я вскинул одну бровь и посмотрел на него свысока.

– Что-то вас не понимаю… Ах да, это вы не понимаете ситуацию. Когда кого-то из своих агентов выгоняете или он сам уходит, то разве что таксистом устроится, а то и просто грузчиком. Я же доктор наук, у меня самая лучшая в мире работа!.. Вы это не поняли, вижу…

Он посмотрел с экрана по сторонам, оглядывая мой кабинет, весь заставленный сложнейшей аппаратурой.

– Да я почти понимаю, но все-таки…

– Вам стоило бы посмотреть на людей здесь, – посоветовал я. – Это чистые и умнейшие люди!.. Таких на всю планету наберется не так уж и много. Жить и работать среди них – счастье. Общаться с ними, жить в их обществе… да, счастье! Это уже прекрасный дивный мир будущего, хоть пока только на этом этаже корпорации Мацанюка. Ну ладно, пусть и на других, но в этом отдельном здании. Не поняли? Когда я принял предложение работать… нет, сотрудничать с Управлением, это я делал вам одолжение, а не вы мне!.. И сейчас с великим удовольствием, даже наслаждением вернулся к себе домой.

Он посмотрел на меня исподлобья.

– А как же патриотизм? Хотя да, патриот из вас никакой, но как же интересы человечества?

Я развел руками.

– Принимаю к сердцу. Но сделать ничего не могу. Когда мною собирается руководить нечто предельно тупое и косное, какой от меня будет толк? Возьмите любого рядового солдата, отдача будет такая же нулевая, но обойдется дешевле, и спорить не будет.