Прямо же за мостом, на острове святого Духа, готовилось представление – наказание мятежных прелатов. Там вывели их на площадь. Туда их доставили из Норвегии. И даже отсюда, издали, заметны были их бледные, осунувшиеся лица, тёмно-серые рясы, болтающиеся под порывами лёгкого ветерка, налетающего с моря… Подле них засуетились драбанты[77] из королевской охраны… С того и другого содрали рясы, напялили рваные епанчи[78]. Их опоясали ремнями, к которым привязали деревянные мечи… Затем голову одного украсили соломенным венцом, а у другого – епископской шапкой из берёзовой коры. Подведя к тощим крестьянским лошадкам, их посадили на них лицом к хвосту, привязали к седлам…

И даже сюда, до башни, доносился после очередной «обновки» бедных прелатов хохот толпы, собравшейся поглазеть на это представление.

Процессия двинулась к мосту. Впереди лошадок пошли музыканты: засвистели дудки и свирели, барабаны боем будили сонных горожан… Кривлялись там же плясуны… Мальчишки бросали в прелатов огрызками яблок, строили рожицы, показывали непристойности свои…

Холодно и расчётливо наблюдал Густав за процессией… Так надо было… Иначе!.. Только что ему сообщили, что его злейший враг, адмирал Норби, был разбит в сражении около полуострова Блекинге от соединённого датского и шведского флотов. Адмирал потерял три больших корабля и четыре яхты, сотни его солдат и матросов были взяты в плен… Сам же адмирал бежал в Нарву с небольшим остатком своих сообщников… Король Фредерик всё же откликнулся на просьбу его, Густава, когда он описал ему последствия дальнейших беззаконий строптивого адмирала, которого Фредерик поначалу пригрел было у себя… «Видимо, рассчитывал так навредить Швеции и ему, Густаву!» – пронеслись у него подозрения насчёт короля Дании… Никому не верил он… «Таков уж этот мир!» – порой говорил он ближним своим советникам, настраивая их тоже на жёсткий отпор любых поползновений соседних государей.

Эти мысли отвлекли его от процессии. Та, пройдя через мост, уже входила в Северные ворота города.

– Ну что же – пора и нам, – промолвил он, кивнул головой советникам, приглашая их за собой.

Они спустились с башни, вышли из замка и направились к ратуше, где должен был начаться суд над мятежными прелатами. Когда они подошли туда, прелатов уже ввели в ратушу, всё в таком же шутовском наряде.

Рассмотрев обвинение против прелатов, документы, изобличающие их в подстрекательстве к мятежу против законной власти, суд приговорил их к смерти. Отрешённых прелатов казнили… И это повергло в ужас всю шведскую церковную верхушку.

Эти события на некоторое время отвлекли Густава от другой опасности. Ему донесли, что в Москве, у великого московского князя Василия III, объявился адмирал Норби. Густав срочно отправил гонца к московскому князю, с требованием выдать ему мятежного адмирала, согласный за это подписать вечный мир с Московией… И в Москве посадили адмирала в тюрьму… Густав успокоился. Но следом оттуда же, из Москвы, пришло сообщение от его гонца, что за Норби заступился император Карл V, по просьбе своей сестры Изабеллы, супруги короля Кристиана II. И Карл выпросил у московского князя мятежного адмирала… Великий князь Василий III, в знак давней дружбы с Австрийским двором, выдал императору заключённого адмирала. И тот объявился в армии императора, находившейся тогда в Италии… И там он был убит при осаде Флоренции армией императора… С Россией же Густав возобновил прежний мирный договор 1510 года… Так у него, у Густава, одним врагом стало меньше. И он вздохнул свободнее: церковники притихли, внутри государства врагов не осталось, с соседними государями установились мирные добрососедские отношения.

С отрядом из двухсот конников в блестящих латах и сотни пехотинцев Густав остановился на Упсальских холмах. Внизу, под этими холмами, расстилалась зелёная низменность, покрытая крестьянскими полями.

Была весна, начало мая. Тепло, с дальних гор дул прохладный ветер, здесь смешивался с влагою, что поднималась с недалекого моря.

Сидя верхом на коне впереди своих придворных и государственных чинов, Густав окинул взглядом собравшихся здесь, на холмах, упландских жителей, в основном крестьян.

Сюда его вынудили явиться, и с немалой силой, волнения вот этих крестьян. Волнение же началось из-за лишения священников церковной десятины, закрытия монастырей, жалоб духовенства… Вот они-то, священники, догадался он, и настраивали доверчивых людей на мятежные выступления.

– Чем вы недовольны? – спросил он крестьян. – Из-за чего подняли мятеж?.. Не подчиняетесь мирскому начальству!.. Не хотите жить в любви и покорности к Богу, по божеским законам!..

– Почему наших священников лишили десятины? – послышались выкрики из толпы. – И в чём виноваты монахи?!

– Монахи? – спросил Густав крестьян. – Ленивые монахи были для государства всегда бесполезными и вредными насекомыми! И я хочу вместо них предоставить вам лучших учителей!..

Но со всех сторон закричали:

– Мы желаем удержать наших монахов, которым сами даём содержание!

– А что они, монахи, делают? – спросил он их.

– Поют! И по ночам тоже! – крикнул кто-то из толпы.

– Они что – цикады? – ехидно спросил Густав крестьян. – А кто работать будет?..

Крестьяне сообразили, что попали впросак, закричали о другом, желая вывернуться, отыграться:

– Почему нам хотят запретить латинскую литургию и переменить прежнюю нашу веру?..

Густав усмехнулся, велел одному из придворных, хорошо знающему латынь, говорить по латыни с крестьянами.

И тот обратился к толпе на латинском языке.

– Этого мы не понимаем! – раздались со всех сторон крики.

– Если не понимаете, почему уважаете латинскую литургию? Ха-ха! – засмеялся Густав.

Народ безмолвствовал…

Густав же понимал, что строгость и какие-либо разумные доказательства бесполезны вот этим наивным людям.

Понемногу крестьяне успокоились. Густав распустил их, посчитав, что инцидент исчерпан.

– Поехали! – сказал он канцлеру Ларсу Андерзону, который сидел по правую сторону от него во время переговоров с крестьянами. – И вы тоже, ваша милость! – кивнул он головой архиепископу Магнусу Иоганнесу, сидевшему на коне слева от него.

В город он возвращался в хорошем настроении, шутил с архиепископом. Тот же, заметив расположение к себе короля, пригласил его к себе в замок.

Дворецкий архиепископа, предупреждённый гонцом, встретил короля и его людей у въезда в замок. В большой палате, куда они вступили, посередине, вокруг огромного стола суетились слуги, куда-то спешили, несли и несли к столу вереницей блюда, вина, заморские пряности…

Дворецкий пригласил всех к столу. Архиепископ занял своё место, сел в кресло прямо напротив короля.

Густав промолчал на это…

Начали пить за здоровье.

Архиепископ взял свою чашу, встал с кресла, слегка поклонился королю, достоинство своё и в этом проявляя.

– Наша милость пьёт за здоровье вашей милости! – поднял он золотую чашу.

Густав улыбнулся, снисходительно.

– Твоей милости и моей милости нет места под одной крышей!..

За столом засмеялись над архиепископом.

Густав подождал, пока стихнет смех, затем стал выговаривать архиепископу.

– Должность ваша не состоит в великолепии и земном величии! Но чтобы по примеру Христа учить народ! И о Церкви иметь неусыпное попечение!.. Это было бы для вас, как архиепископа, приличнее, чем непомерный придворный штат и расточительность! – повел он рукой, показывая на слуг, роскошную обстановку замка, дорогую посуду, изысканные блюда. – Ваши епископы, каноники, церковные служители и монахи составляют толпу бесполезных тунеядцев, изнуряющих государство!.. А проповедуют?! Только в дни церковных праздников и жертвоприношений! В остальное время – пьют, бездельничают! Их-то вы должны вместо этих пустышек! – презрительно показал он на прислугу. – Понуждать к наукам и нести слово Божье в народ!..