– Арестовал милиционер с чекистом, должен запомнить их в лицо. Рассказывай, каков с виду? – Так ведь сами к стенке поставили.

– Я не про милиционера, а про чекиста. Опиши внешние данные – рост, особые приметы. Только не ври, будто память отшибло.

– С радостью описал бы да только в глаза не видел. Не со мной куковал, а по соседству за стеной. – Снова врешь без зазрения совести, которую давно потерял. Отлупим как сидорову козу, чтоб вспомнил все.

Голоса смолкли. Магура собрался покинуть купе, но в коридоре послышались шаги, пришлось вернуться на лавку, закрыть глаза. Мимо купе прошли полковник Селищев с офицером.

– Промедление в любом серьезном деле, а в нашем особенно, равносильно смерти. Не позднее вечера паровоз необходимо починить.

– Если даже и удастся уложиться в назначенный вами срок, состав некому вести.

– Если не отыщем машиниста, затребуйте у Ростова, пришлют на дрезине.

– К сожалению, нет связи.

– Это почему?

– Разрушен местный телеграф.

– Кем?

– Не могу знать.

Возникла пауза, видимо, командир бронепоезда на какое-то время лишился дара речи.

– Ко всему прочему, пропал телеграфист, – виновато добавил офицер.

– Этого только не хватало! Мало что застряли из-за преступного разгильдяйства, потери бдительности, так еще лишились возможности связаться с командованием, доложить о случившемся на разъезде, попросить помощи! – полковник выругался.

В купе заглянул Сабашников, успевший более-менее привести себя в порядок, прийти в себя после испуга, который испытал при попадании снаряда в домик милиции.

– Безмерно рад видеть вас на пути к полному выздоровлению. Надеюсь, вскоре окончательно оклемаетесь. Радуйтесь, что спасло провидение, добрый ангел на небесах, молитесь ему и Всевышнему. Как угораздило заработать контузию? Лично меня с генералом снаряд не затронул, не получили, к счастью, ни единой царапины.

Член Думы распинался бы долго, но вернулся недоучившийся ветеринар, принесший таблетки, порошки. Магура без слов поблагодарил за заботу – закивал, приложил руку к сердцу.

– Лечитесь, – пожелал офицер и ушел вместе с Сабашниковым, оставив Магуру вновь одного.

Чекисту не лежалось, не сиделось. Бездеятельность угнетала, в голове роились вопросы: «Дошла ли депеша? Если по пути в Царицын нарушена линия связи, депеша застряла».

Хотелось верить, что опасения напрасны, в городе приготовятся встретить красновцев подобающим образом.

За окном вновь заканючил Пашка:

– Долго еще будете мучать? Поимейте жалость. Вначале милиционер пытал, кто я, как посмел зариться на чужое добро, ехать без билета, теперь вы пристаете с расспросами. Уже говорил и могу повторить, что чекиста в глаза не видел, от вас о нем узнал. Чем пытать, дали бы попить, не то в горле пересохло.

– Врешь, что не видел чекиста! – перебил офицер. – Сидел с ним по соседству.

– Верно, я под запором в одной комнате, он в другой. Как начали из пушки палить и снаряд сокрушил кутузку, дал деру. Сосед не дурак и тоже припустился, тут-то его и оглушило. Хорошо, что не насмерть, иначе прощай житуха, здравствуй холодная могила.

– Чекист прибыл из Царицына, фамилия Магура, – не отставал офицер. – Заходил в твою камеру, допрашивал?

– Сколько можно талдычить одно и то же? Со мной двое сидело, вы их в вагоне поселили…

Магура порадовался, что не успел допросить генерала с его спутником: «Иначе выдали бы меня с потрохами и сейчас лежал рядом с Ляховым».

Послышался звонкий хлопок – офицер влепил мальчишке пощечину.

– За что? – захныкал Пашка. – Я к вам со всей душой, а вы руки распускаете! Все, что знал, рассказал, ничего не утаил!

– Катись подальше, больше не попадайся!

Магура выглянул в окно – офицер потерял интерес к беспризорнику, присоединился к занятым откаткой вставшего на пути бронепоезда вагона.

– Давай ко мне! – приказал чекист Пашке, когда тот очутился рядом, повел в тамбур, оттуда в бронированный вагон, где у бойниц ощетинились пушки, пулеметы. Магура снял с орудий замки, сложил в мешок, захватил карабин, набил карманы патронами, не забыл и парочку гранат.

– Смываемся!

Открыл в полу люк, помог Пашке спуститься под вагон, спрыгнул следом сам.

Они проползли до конца состава, вылезли и залегли за горой шлака. Было трудно дышать – нагретый солнцем, выгребенный из паровозных топок шлак источал горячий угарный газ. Было негде спрятаться – за серой горой начиналась бескрайняя солончаковая без оврагов и балок степь.

Магура не вытирал обильно струившийся по лицу пот – руки были заняты карабином и гранатой, понимал, что враги рано или поздно схватятся, примутся искать «контуженного», обнаружат пропажу орудийных замков.

«Нет ничего хуже, чем ждать у моря погоды… Сколько еще пройдет времени, пока прибудут наши? Если депеша застряла на линии, беляки быстро справятся с ремонтом, заменят паровоз, покатят к Волге?»

Магура покосился на Пашку и не сдержал улыбки – лицо парня стало серым, такими же были рубашка, руки. Зарядил карабин, передернул затвор. Положил рядом с собой гранаты.

– Вроде рельсы гудят, – заметил Пашка.

Магура напряг слух, но ничего не услышал.

– Это не рельсы, а ветер в твоей голове шумит.

Пашка обиделся.

– Не вру, точно рельсы заговорили. Могу на что угодно спорить и останусь в выигрыше. Раньше провода пели, теперь рельсы подают голос.

Чекист не стал спорить. Прошла минута, другая, и явственней стал слышен приближающийся перестук колес. Еще пара минут, и из марева, дробно стуча на стыках рельсов, к разъезду подкатила теплушка.

Солдаты прекратили ремонт. Паника не возникла по причине того, что вагон мчался пустой.

– Перевести стрелку! – приказал полковник – опасение, что теплушка может врезаться в платформу бронепоезда, казалось реальным.

Солдаты бросились к стрелке, поднатужились и выполнили приказ.

Теплушка достигла разъезда. С дырявыми стенами, проломленной крышей, она походила на бороздящий морские просторы «Летучий голландец», наводящий панику на встречные суда. Она промчалась мимо станционного здания, водокачки, бронепоезда и укатила к горизонту.

Все у бронепоезда загомонили, обсуждая увиденное. Одни принялись обсмеивать красных, упустивших теплушку, другие решали, как долго будет катить, где, когда остановится. Разговоры смолкли при появлении новой теплушки, которая уже никого не удивила.

– Таким манером краснопузые весь свой транспорт растеряют!

– Трофеи сами к нам в руки идут.

– На черта нам пустая? Была бы с провиантом, другое дело.

Командир приказал прекратить разговоры, продолжить работу.

– Еще катит. Третья, – Пашка подтолкнул в бок Магуру. – Тяжелее прежних. Не порожняя и идет не своим ходом.

Пашка снова оказался прав. Новая теплушка шла не самостоятельно, ее толкал паровоз, который перед разъездом стал тормозить и замер рядом с бронепоездом.

Тотчас из теплушки на щебенку высыпали красноармейцы. Одни залегли вдоль путей, другие взяли в кольцо бронепоезд, третьи заняли позицию на крыше теплушки. Для устрашения белогвардейцев пророкотала пулеметная очередь, выбившая в стене пакгауза фонтанчики кирпичной пыли.

– Всем лечь! За неподчинение открываем огонь по живой силе!

Командир летучего отряда не успел приказать сдать оружие, как хлопнул выстрел – Магура опередил одного из офицеров, собравшегося вырвать из кобуры револьвер.

– Ты депешу послал? – спросил командир. Магура утвердительно кивнул и попросил:

– Прикажи найти убитого милиционера. В город отвезем, чтоб захоронить на главной площади со всеми положенными герою воинскими почестями. На могиле установим памятник, этот разъезд наречем «Ляховским».

Чекист отдал мешок с орудийными замками, карабин с гранатами и повел Пашку к водокачке смывать с себя шлак.