«Жаль, меня ты не полюбила…» Жаль, меня ты не полюбила Даже летом, когда жара. Ты терялась в своих глубинах, Пропадала в них до утра. Я хотел бы с тобой, но время Торопило за шагом шаг. Я не слышал твоей свирели, Только топот стоял в ушах. Всё затоптано. Дни и ночи. Мандаринная кожура. Жаль, любила меня не очень Даже летом, когда жара. Одеяло твой запах держит, Даже волос ещё найдёшь, Но спокойно, как самодержец, За окном разместился дождь. Будет воронам повод каркать, Свечка дёрнулась на ветру. Ты гуляешь по Монте-Карло, Ты играешь свою игру, Не болельщик я и не зритель, Я не прежний и не другой. Я лишь памяти укротитель, Ставший преданным ей слугой. «К тебе стремятся до утра…» К тебе стремятся до утра Слова мои несчастные. Их гонят гулкие ветра, Дожди секут нещадные. Но их не замечаешь ты, В них мало знаменитого. Они боятся темноты И окрика сердитого. Но если вдруг удастся им Разворошить, что копится, – Ты смутно вспомнишь Первый Рим И все междоусобицы. Нырнёт к ногам святая дрожь, Польются мысли лавою. Но ничего ты не поймёшь, Решив, что нервы слабые. Постель чужая, дом не наш, Ночь покрывало вышила, Да, у меня такая блажь, Чтоб ты меня услышала, Чтоб проступило сквозь гранит То, что вдвоём читали мы… Ведь Юлий Цезарь не убит И ждёт тебя в Италии. «Сонная артерия не спит…» Сонная артерия не спит, Гонит кровь с немыслимым упрямством. В небо поднимается пиит По бумажной лестнице и с ранцем. Что ему бояться высоты? Лишь она одна и непреложна. Если упадёт, то прям в цветы, Что толпа ему на гроб положит. Вниз смотреть, пожалуй, смысла нет, Что там? Книги, женщины, теракты И не пригодившийся билет На спектакль, в котором нет антракта. Вдох за вдохом и за шагом шаг, Туча – прохудившаяся кровля, Сонную артерию в кулак Можно взять, не выпачкавшись кровью. Благодарность – Богу, и жилью, И любви спасительному зелью. Страшно только встретить тень свою, Что с небес спускается на землю. «Я привыкаю праздновать без тебя…» Я привыкаю праздновать без тебя Праздники, полные лиц навсегда счастливых. Я привыкаю праздновать не любя, Я привыкаю праздновать торопливо. Лишь бы скорей закончился красный день, Красный от крови памяти и разлуки. Я привыкаю праздновать чью-то тень, Что появляется в доме моём от скуки. Где-то салют рассыпается не для нас, Горе торчит, как неправильный гвоздь, наружу. И фонаря неприлично огромный глаз Смотрит внимательно и вынимает душу. Что ты уставился? Всё как обычно! Хлоп! Это шампанское просится прочь из тары. Старая жизнь умещается в гардероб, Новая жизнь не приходит на место старой. Я привыкаю праздновать невпопад В комнате, что повернулась ко мне спиною, А календарь прошлогодний чему-то рад, Он ведь не знает, что станет потом со мною, Он ведь не знает, что край для того и край, Чтоб за него зайти, чтоб сказать: не струшу. Если меня ты помнишь, не разрешай Мне тебя помнить. И я всё равно нарушу… «Петербург наступает, как интеллигентное войско…» Петербург наступает, как интеллигентное войско, Чтобы пленные знали, что их отпускают обратно. Я иду по Фонтанке, а ты понимаешь превратно Каждый шаг мой усталый. Ну что? Невтерпёж, так завой же, Чтоб смешаться с гудками заводов, которых не слышно, Чтобы слиться с трамвайным безумием прошлого века, Может, даже получится снова найти человека, Но я спрячусь в четвёртом дворе. Извини. Так уж вышло. Если смерть не заметна, то мы её не замечаем, Говорим о покинувших нас, как о тех, кто остались, Словно вот они только что с нами о чём-то шептались, А теперь пробавляются где-то ватрушкой и чаем. Петербург наступает на пятки тому, кто не хочет Навсегда уходить, но бредёт по привычке куда-то. Кто гордится бессмыслицей рифм, тот запутает даты. Петербург – это память моя, что отныне короче. А Нева, как одна поэтесса, опять подражает Неизвестно кому, в зеркалах небосвода красуясь. Мы не встретили Бога, зачем поминать его всуе, Нам осталось увидеть одно: чья карета въезжает На Дворцовую площадь и кто ею правит проворно. Петербург отступает, как интеллигентное войско. «На Литейном голуби подобрели…» На Литейном голуби подобрели, К воробьям немножечко подостыли. А в цирюльнях морщатся брадобреи, Так чужие волосы им постыли. Жизнь моя всё крутится, как монетка, Не всегда здесь ровные мостовые, Дунешь – и покатится прямо в Невский, А на Невском дяденьки ходят злые. Как пластинка молодость заедает, Слишком тонким выдалось то свеченье, Водку кислой горечью заедает Друг мой, не поверивший в воскресенье. На Литейном голуби те ли, те ли? Что с руки кормила ты так беспечно. Улетели, милые, улетели, Счастье, как поэзия, быстротечно. Дедушки и бабушки на скамеечках Ждут, чтоб наше прошлое им вернули. Безнадёжность спуталась с бесконечностью… На Литейном голуби… гули-гули… |
