– Ты его знаешь.

Сюзанна поднимает глаза, словно ожидая увидеть в комнате кого-то другого. Алину, или Рут, или… Эмили. Но здесь только они с Адамом, сидят в креслах друг напротив друга, и на стене между ними тикают часы.

– Что? – спрашивает Сюзанна.

Адам вопросительно смотрит на нее.

Снова голос: «ты его знаешь» – и секунду спустя Сюзанна понимает, что это звучит у нее в голове. И она слышала этот голос раньше. Голос, не эти слова. Она даже что-то видела. Лица, образы – воспоминания, которые она бы рада была забыть. Голоса и видения поначалу часто приходили, и какое-то время Сюзанна думала, что сходит с ума. Но постепенно, особенно после того, как начала проходить терапию, она осознала, что переживала комплекс вины. Правда, легче от этого не стало.

– Я сказал, что хочу поговорить о Джейке, Сюзанна.

Сюзанна чувствует укол, это заставляет ее сфокусироваться.

Адам касается головы.

– Ты хоть немного переживала? За Джейка. Ты когда-нибудь его любила?

Комната, голос, нахлынувшие было воспоминания, – все исчезает в бездне. Остались только Адам и задача, которую он перед ней поставил.

– О чем ты? Да как ты смеешь? – Адам молчит, но Сюзанна обрывает фразу, словно он ее остановил. Она теряет дар речи. Все наоборот. Она так много хочет высказать, ей так много нужно объяснить, что она не знает с чего начать. – Конечно, я любила его. Я всегда его любила. Всегда.

Адам выглядит довольным. Тем, что снова взбесил ее? Что она так громко отвечает на его обвинения? Или что она вообще решила вступить в разговор?

Она трясет головой. Нет, этого она не сделает. Только не это.

– Где Эмили? Скажи, что случилось с Эмили, или клянусь, я буду…

Адам не дает ей закончить:

– Будешь что?

– Я… – Закричу? Буду вопить? Пинаться? Плакать? Выбирай, Сюзанна. Все подойдет одинаково хорошо.

– Я возьму этот нож и распорю тебе горло от уха до уха.

Сюзанна слышит, как произносит эти слова, и сама поражается. Не только самим словам, но жестокости в голосе. И это не все. Она осознает, что еще и очень довольна. Снова уверена, что сможет постоять за своих детей. Защитить их, любой ценой.

Тут Адам начинает смеяться.

И это не игра. Ему правда весело. Делает вид, что угроза отступила, это пугает.

– Продолжай.

Сюзанна просто смотрит.

– На. Бери, – внезапно всерьез предлагает Адам и протягивает ей нож рукояткой вперед.

Он ее дразнит, но Сюзанна не может не подсчитать свои шансы. Она стоит метрах в трех от Адама, нож теперь на метр ближе. И нацелен на него. Если она прыгнет за ним, преимущество все равно у него, только он может и не ожидать такого. Если действовать быстро, она может успеть схватить рукоятку или хотя бы руку Адама, а дальше вопрос, у кого больше злости. Шансы не равны, делает вывод Сюзанна, но она не сильно отстает.

Сюзанна слегка поворачивает голову.

– Я не это имела в виду.

Сюзанна не поднимает головы, но чувствует, как Адам кладет нож на ручку кресла.

– Хорошо, с этим разобрались. Вот и отлично, теперь можно продолжать.

– Пожалуйста. – Хватит уже самообладания. Хватит гнева. – Пожалуйста. Скажи мне, что она в порядке. Что она в безопасности, что ты не…

– Не что?

Сюзанна не выдерживает взгляда Адама.

– Не трогал ее, или…

Адам кривит губы.

– Нет, я ее не трогал. А в безопасности она или нет – зависит только от тебя.

– Но…

– Послушай. Все довольно просто. Чем быстрее ты все расскажешь, тем быстрее все закончится. Ясно? Или это так сложно понять?

Сюзанна испытывает омерзение. Кивает.

– Итак, начнем. Хорошо? Давай с этого и начнем?

– С чего?

– Любила ли ты своего сына?

Все не так однозначно, как она рассказывала. Она сказала Адаму, что никогда не переставала любить Джейка, конечно, она его любила, как же иначе. Сюзанна уверена в этом так же, как и в том, что любит Эмили. Эта любовь бывает всепоглощающей. Такой сильной, что она не может спать, удушающей, так что она иногда не может вдохнуть. Но с Джейком… хотя Сюзанна знает, что любила его, она мучительно старается вспомнить эту любовь. Это как стараться вспомнить закат, когда помнишь только ночь.

Сюзанна на протяжении многих лет изучала, как другие родители справлялись с эмоциями, которые она испытала: читала воспоминания, слушала записи, копалась в архивах в поисках интервью. Родителей исламистов, например, или террористов, детей, устроивших пальбу в школе. Сюзанна находила что-то общее, но в то же время остро ощущала, что ее опыт стоит обособленно, по меньшей мере, в том, как все закончилось. Это больше всего сбивало Сюзанну с толку. Могло ли быть иначе?

– Ты не ответила.

– Я пытаюсь, – ответила Сюзанна, – и вообще-то, я уже ответила. Я все сказала.

– Что сказала?

– Что я любила его. Всегда. Несмотря ни на что!

Ей надо успокоиться. Надо мыслить ясно, суметь сконцентрироваться на Адаме. Она больше всего надеется, что ей удастся вычислить, чего он хочет и как она может ему это предоставить. Он знает – или подозревает – что произошло на самом деле. Очевидно, он сочувствует Джейку, а значит, и вправду может оказаться «фанатом». В этом случае, возможно, Адам никак напрямую с Сюзанной или ее дочерью не связан, и тогда лучшая стратегия – взывать к чувству собственного достоинства Адама. Освободить его от иллюзий, от заблуждений, какие могли в нем укорениться.

Только вот ты его знаешь. Голос на этот раз беззвучно нашептывает ей прямо в ухо.

Адам замечает, как она подскакивает.

– Все в порядке, Сюзанна?

Она сжимает стол, чтобы удержать равновесие.

– Может, сядешь обратно?

– Нет, я…

– Садись.

Это не предложение. Сюзанна позволяет ногам донести себя до стула, где обычно ей так удобно. Обычно там безопасно, каким бы напряженным ни бывал иногда процесс консультации. Это хорошее напряжение, а жестокость направлена на демонов в чужих головах.

Она садится, но не может не заметить, что начинает чувствовать клаустрофобию в собственном кабинете. Коврик под ногами, уютно обитые кресла, растения и книги, воздействующие обычно успокаивающе, даже солнечные лучи, пробивающиеся сквозь задернутые шторы, – ничто не могло отвлечь ее от осознания близости Адама. Их колени сейчас на расстоянии двух чертежных линеек. Собственно, на расстоянии в два ножа. Сюзанна не может отвести глаз. И при виде краев лезвия она думает только об Эмили.

– Что ты говорила? – возвращается к беседе Адам.

Сюзанна выдыхает и чувствует, как силы покидают ее вместе с воздухом. Она закрывает лицо руками.

– Послушай, ты знаешь, что случилось. Это ясно. Или думаешь, что знаешь, иначе зачем ты здесь. И если знаешь, то также понимаешь, что это не такой простой вопрос. В любви никогда не бывает все просто.

Адам отвечает не задумываясь:

– Должно быть. Для матери ребенка, для его отца все должно быть просто.

Сюзанна поднимает взгляд. Еще одна подсказка? Снова намек на причину, зачем Адам здесь? Сюзанна рискует.

– Ты говоришь так, но что это значит? «Должно быть просто», – повторяет она, – Ты считаешь, что я не могу расстроиться? Не могу запутаться?

– Запутаться, – усмехается Адам, – Да, Сюзанна. Я именно так и считаю. Ни один родитель не имеет права запутаться, когда речь о любви к своему ребенку.

– Почему?

– Потому что родители нужны не для этого! Они должны защищать детей. Любить их. Без условий.

Сюзанне приходит на ум песенка, которую она пела Джейку в детстве. Мелодия какой-то детской песенки, слова – бессвязная чепуха, но Джейк всегда смеялся. Она пела ему и в более взрослом возрасте, в десять лет, в одиннадцать, и хотя он корчился от смущения, ни разу не просил ее прекратить.

– И твои родители были именно такими? – спрашивает Сюзанна Адама.

– Если бы, – отвечает Адам. Он с отвращением откидывается на спинку и принимается ковырять ножом обивку. – Я уже сказал, мои родители – пустое место. Они были еще худшими родителями, чем ты.