Тошнота. Это было нечто новое, с Джейком ее так не тошнило. Приступы начались рано и хотя должны были пройти, лишь усиливались. Она лежала в больнице. Дважды. Во второй раз почти на полмесяца. Ей было так плохо, что Нил предложил все прервать. Да нет, не так, конечно. Он не предлагал. Намекал, вкрадчиво. Пытался подольститься к ней, чтобы решение – ответственность – легли на Сюзанну. Теперь, часто предаваясь воспоминаниям, Сюзанна сказала бы, что тогда их отношения развалились. Они и так трещали по швам. Но к тому времени, как Эмили была зачата, они остались не более чем воспоминанием о чем-то осязаемом: здание, готовое обрушиться от малейшего дуновения ветерка.

Покончить с этим. Одно предположение… для Сюзанны это было началом конца. Как в тот раз, когда Нил признался в своих страхах относительно сексуальной ориентации Джейка, только еще хуже, еще чувствительнее. Предрассудки Сюзанна хотя бы могла объяснить. Нил сказал, что думает только о том, чтобы ей было хорошо. Это никак не было связано с тем, что он изначально не хотел второго ребенка, месяцами убеждал ее, что этого делать нельзя. Может и так, но Сюзанна все равно отчаянно хотела родить этого ребенка. Малышку, как оказалось. Девочку.

Сюзанна не категорична. Она за свободный выбор, насколько мать вообще способна выбирать. Но после всего пережитого она не ожидала, что такая мысль появится у Нила в голове. Убить ее, он ведь этого хотел. Убить ее ребенка.

Она переубедила Нила, естественно, и радость от рождения Эмили почти смыла боль. Боль беременности. Родов. Но после, пока Сюзанна и Нил не разошлись каждый своей дорогой (своей? Наоборот. Диаметрально противоположными дорогами), Сюзанна ночами лежала без сна от страха. Она наконец поняла, что жила с чужим. Мужем, отцом, самозванцем.

Ползание на попе. Ха! Оба так делали. Наверное, все же были общие черты. Только Джейк ползал, извиваясь, будто прихрамывая, а Эмили всегда была элегантнее. Почти грациозно она скользила по полу, изящно перемещала свою пятую точку по линолеуму. В этом и дело. Она почти парила. Как постигшая дзен. Розовокожая, присыпанная тальком Будда.

Эмили с фотокарточкой Джейка. Теперь она старше. Шесть? Семь? Джейк на фотографии примерно того же возраста.

– Кто это, мамочка?

Сюзанна оборачивается посмотреть. На нее накатывает осознание.

– Где ты это взяла?

– Эй, отдай!

– Я спрашиваю, где ты это взяла? Ты что, копалась в моих ящиках, Эмили? Я же запретила тебе трогать мои вещи!

– Я не копалась, я просто нашла ее.

Даже если бы Эмили не была для Сюзанны как раскрытая книга, она бы поняла, что дочь лжет. В доме не было фотографий Джейка, спрятанных ближе, чем за двумя печатями. Сюзанна точно знала – как библиотекарь знает место каждой книги, а куратор выставки историю каждого предмета экспозиции, – что именно эта была в конверте в обувной коробке в ящике со всяким хламом. Хлам – это эвфемизм для ценнейших сокровищ, она так обозвала коробку, чтобы отпугнуть Эмили.

– Мамочка! Она моя, это я нашла. Дай посмотреть!

– Она не ваша, юная леди. – Сюзанна разозлилась вопреки собственному желанию. Внезапная злость без малейшего повода.

Она попыталась еще раз.

– Она не твоя, Эмили. Это мамино. И она очень дорога мне, – добавила она, жалея, что не может подобрать слова получше.

– Но я хочу посмотреть. Покажи, мамочка, пожалуйста.

Она задумалась на мгновение, но сдалась. Что плохого могло произойти, думала она.

Эмили уставилась на нее, пытаясь понять, что так разозлило мать.

– Кто это? – спросила она.

Сюзанна перевела взгляд с Эмили на фотографию. Коснулась кончиком большого пальца щеки сына. Наконец ответила:

– Просто мальчик. Ты его не знаешь.

И она отвлекла дочь тарелкой с печеньем.

Идеальный день. Самый счастливый за то время, которое Сюзанна привыкла называть «Жизнь. Часть вторая».

Только она и Эмили. Наедине. Ни единого прохожего, кто бы взглядом выдал, что знает, кто они такие. И никаких воображаемых осуждающих взглядов, которые уже давно ее тревожили не меньше. Даже больше, сказала бы ее консультант. Патти Муркок. Их познакомила кризисный психолог, консультировавшая Сюзанну, она-то и привела женщину в сегодняшнюю деятельность. Два, уже три года Патти была для Сюзанны наставником, поверенным, другом. Наверное, единственная подруга Сюзанны за всю жизнь. Есть еще Рут, конечно, но как бы Сюзанна ни обожала Рут, между ними навсегда останется тайна, которая по оплошности превратилась в ложь и, по мнению Сюзанны, свела их отношения к иллюзии. Световому шоу. Красивому, но бесплотному. И она уверена, что рано или поздно этому наступит конец.

Тот день. Идеальный день для нее и Эмили. Прогулка по пляжу, пончики с сахарной посыпкой на пирсе. Они болтали. Просто болтали. Эмили десять, и скоро, Сюзанна точно знала (до боли остро осознавала), она будет стесняться разговоров с матерью. Но в тот день она была словоохотлива, весела и открыта. Отвечала на все вопросы, смеялась и улыбалась.

Это был настоящий диалог. Эмили тоже спрашивала, ей, казалось, искренне интересно, что может рассказать Сюзанна. Глупости, но Сюзанне разговор доставлял огромное удовольствие. Тогда она не чувствовала себя глупо. Наоборот, кульминация всего, что может сделать родитель. Говорить с ребенком. Слушать. Любить и уделять безраздельное внимание.

– Ты знаешь Бога? – внезапно спросила Эмили, меняя тему после беседы об американских горках – так только десятилетки умеют.

Сюзанна в этот момент отхлебывала у дочки колу, которую они купили к пончикам. И вопрос (или утверждение?) дочки застал ее врасплох, так что она едва не поперхнулась.

– Да, – ответила она наконец, сглатывая и проводя пальцем по подбородку. – Но не лично.

Шутка так себе, типичная шутка мамы, но Эмили, о чудо, засмеялась.

– Ну маам, – с упреком сказала она.

– Так что там с Богом? – спросила Сюзанна, слегка хмурясь, чтобы скрыть огонек в глазах, опасаясь, что Эмили неправильно его поймет.

– Ты веришь, что Она существует?

Сюзанне снова пришлось сдерживать улыбку.

– Она?

– Конечно. Ну, или Он.

– Ну… – Честно было бы ответить нет. Она очень хотела верить и после рождения Эмили даже подумывала об этом, но в конечном счете не смогла позволить себе этот самообман. – Возможно. Многие в этом не сомневаются.

– Но ты не согласна. Ты не веришь, что Она существует.

Принцип Сюзанны всегда оставаться честной не дал ей увильнуть, да Эмили уже и сама разгадала ответ.

– Нет, не верю. Но если Бог существует, я готова поставить на то, что Он мужчина.

Они неторопливо шли, и Эмили искоса взглянула на нее.

– Что это значит?

Сюзанна покачала головой.

– Ничего, родная. Просто шутка, вот и все. Не очень хорошая.

Обычно Эмили заставила бы маму объяснить, разобрать по полочкам, чтобы во всем досконально разобраться. Видимо, сейчас Эмили думала о высших материях.

– А если Она действительно существует?

Что-то в голосе Эмили заставило ее нахмуриться. Страх? Не совсем. Но точно волнение.

– О чем ты? – спросила Сюзанна.

Эмили не сразу ответила.

– Эмили? Тебя что-то беспокоит?

Дочь покачала головой.

– Не беспокоит, не совсем.

– Что же тогда?

– Мне будет жаль, только и всего. Если Бог существует и в Нее никто не верит. Ну, не совсем никто. Но очень многие. Понимаешь?

Сюзанна остановилась и повернулась к дочке. Легкий ветерок пролетел по пирсу, и ей пришлось собрать волосы, чтобы они не попадали в глаза.

– Тебе жаль? Бога?

Эмили тоже остановилась. Она не то неодобрительно сдвинула брови, не то прищурилась на солнце.

– Ну да. И мне немного грустно. Ей, должно быть, одиноко. Не правда ли? Если ты Бог, а в тебя никто не верит?

Как же Сюзанна ее любила. Ха! Чем не текст для молитвы, утверждение, в которое Сюзанна верила. Я люблю тебя, Эмили. В тебя я верю.