– Скоро у тебя день рождения, что тебе подарить, дорогая? – не хотел он, чтобы Лидушка ушла, не попрощавшись. – Хочешь цветы?

– Только не цветы.

– Ты меня удивляешь. От шампанского отказываешься…

– Да! Я – такая!

– Когда мы встретимся?

– Не знаю.

– Опять это – «не знаю»!

Никто на хлебокомбинате не верил, что Лидушка больна: цирроз печени. Но это было так! Лидушка прошла повторное обследование, и страшный диагноз подтвердился. Как он ни просил, Лидушка и слышать не хотела ни о каком ужине. Она была не против встреч, но, если здоровье будет, а так – больные не ходят, был ее ответ.

Лидушка скоро рассчиталась. Прошло полгода, как Лидушка не работала. Говорили, что она на группе, проходила курс лечения.

Он все хотел проведать больную, но – как? Взять вот так и прийти, как снег на голову – не совсем прилично; и Лидушка не одобрит. Он позвонил, что в субботу будет ждать в парке. Лидушка отказалась от встречи.

Прошло еще полгода. Он раза два еще звонил, но Лидушка не отвечала, упорно хранила молчание; он и писал.

      Странные люди

                                                                              В электричке было душно. Пол был сырой еще после уборки. Пахло хлоркой… Отправление электрички через восемь минут. В вагоне еще оставались свободные места. Напротив меня место, справа от меня – три. Дальше по вагону были свободные места. Посадка только началась. К отправлению электрички обычно все занято. Женщина лет сорока, а может, и меньше, села напротив меня. Среднего роста, не худая и не полная; не красавица, но и не дурнушка. Тонкий удлиненный нос, маленькие смеющиеся глазки – улыбка не сходила с ее лица. На женщине коричневая куртка из искусственной кожи, черные брюки. Она была не одна. С нею мужчина лет пятидесяти, в потертом сером клетчатом костюме, и женщина – тоже уже в годах, хрупкого телосложения. Женщина в тонкой болоньевой куртке и толстой шерстяной юбке. Мужчина инвалид – правая рука без кисти, на левой руке только два пальца. Мужчина, кажется, к тому же плохо видел: ходил, запрокинув голову. Они сидели справа от меня. Женщина в толстой юбке сидела тихо, ничем не выдавала себя…

«Двери закрываются», – прохрипело радио. Электричка дернулась, и за окном все пришло в движение, поплыло. Сидевшая напротив меня женщина достала из стоявшей в ногах черной хозяйственной сумки книгу, положила себе на колени. «Машина любви», – прочитал я. Жаклин Сьюзанн. Роман.

– Вот интересно было бы, если бы мы не на тот поезд сели, – вдруг обратилась сидевшая напротив меня женщина к своим спутникам. – Сейчас уехали бы куда-нибудь. Что бы вы делали без меня?

– Да, – подал голос инвалид.

– Я бы вас не оставила. Интересно было бы, если бы мы не на тот поезд сели… – никак не могла успокоиться женщина, сидевшая напротив меня.

135 километр. Первая остановка и опять – «Двери закрываются». Женщина, сидевшая напротив меня, взяла с колен книгу и стала читать, быстро перелистывая страницу за страницей.

– Ты, Лиза, наверно, читаешь через строчку, – заметил инвалид.

– Нет, Саша, я все читаю, – голос Лизы звучал ровно, словно она разговаривала с ребенком; была снисходительна,не обижалась.

Читать ей скоро наскучило.

– Все леса, леса… – заговорила она вполголоса, глядя в окно. – Во Франции мало лесов… Елисейские поля. Там все аккуратно, чисто. Не то что в России. Хочу во Францию.

– Лиза, хочешь конфетку? – тихо спросила женщина, сидевшая с инвалидом.

– Как называется? – спросила Лиза.

– «Сластена».

– А… «Сластена». Нет, не хочу. Фантик дай мне.

– Зачем? – спросил инвалид.

– Закладку хочу сделать. Да, интересно было бы, если бы мы не на тот поезд сели…

Лиза свернула фантик, сделала закладку, закрыла книгу. Инвалид встал около Лизы.

– А ты что не читаешь? – деловито спросил он, заложив руки-культяпки за спину. – Книга интересная? Про что?

– Про любовь, – слащаво улыбнулась Лиза.

– «Про любовь»… – задумчиво повторил инвалид. – А что там про любовь?

Лиза открыла книгу.

– Сейчас тебе прочитаю. Слушай. «В ту ночь он был особенно нежен. Проводя пальцами по волосам Аманды, он ласково посмотрел на нее. “Ты просто чудо, моя Аманда”. Он обнял девушку, коснулся рукой ее шеи. Они начали заниматься любовью. Потом обессилевший и счастливый Робин поднялся с кровати и увлек за собой Аманду. “Дорогая, примем душ”. Они встали под теплый душ», – Лиза кончила читать, закрыла книгу.

– Дальше, – потребовал инвалид.

Он стоял, заложив культяпки за спину, и терпеливо ждал продолжения. Лиза открыла книгу, стала читать:

– «Аманда не думала о намокших волосах, о том, что в десять ее ждала работа. Она обняла его мокрое тело – сейчас для нее был важен лишь настоящий момент. Когда Робин протянул руку и пустил холодную воду, Аманда завизжала, но он засмеялся и прижал ее к себе еще сильнее», – Лиза кончила читать, закрыла книгу. – …это все, Саша, любовь. Большая любовь, – объяснила Лиза.

Инвалид ничего не ответил, прошел на свое место, сел.

– Катю раздавишь, – рассмеялась Лиза.

Инвалид не смотрел, куда садился. Катя как сидела, так и осталась сидеть, даже не подвинулась. Лиза положила книгу в сумку.

– Интересно было бы, если бы мы не на тот поезд сели. Уехали бы сейчас куда-нибудь.

Было не понять: то ли Лиза жалела, что не уехала с другим поездом, то ли дразнила, пугала своих спутников.

Станция Беговая. Уже четвертая остановка. Справа от меня освободилось место, вышла женщина. Лиза заняла его. Теперь вся компания была вместе.

– Саша, ты не знаешь, в черной или красной сумке у нас бананы? – засуетилась Лиза.

Инвалид снял с верхней полки сначала черную, потом красную сумки. Катя достала из черной пирожки, конфеты. Инвалид выложил из красной на столик перед окном бананы.

– Саша всю ночь не спал, слушал, как мы спали, – рассказывала Лиза.

– А я спала местами. Каждый раз слушала будильник, – призналась Катя.

Инвалид, осторожно ступая, с высоко поднятой головой направился в тамбур, вероятно, в туалет. Скоро он вернулся, встал перед женщинами в демонстративной позе, заложив культяпки за спину.

– Что ты, Саша, заправился по-русски, – с укоризной в голосе заметила Лиза.

– Как «по-русски»? – не понял инвалид.

– Вот так и по-русски. Посмотри на себя.

Инвалид культяпкой ловко заправил трико в брюки и сел рядом с Катей.

– Мне конфеты не очень нравятся, а пирожки ничего, домашние, – широко улыбнулась Лиза. – Ты, Катя, шкурку от банана не ешь. Что бы вы без меня делали.

– Да, – горестно отозвалась Катя.

– А я еще молодая. Мне замуж надо, – продолжала Лиза. – Вы меня не отпускаете. Отпустите меня жениха найти?

– И не отпустим! – был категоричен инвалид. – Ты, Лиза, молодая, тебя могут обидеть. Молодежь сейчас плохая.

Скоро мне выходить, а я никак не мог вспомнить, где видел эту троицу. Мне хорошо знакомы были их лица. Где же я их мог видеть?.. Эта тихая Катя, улыбающаяся Лиза, инвалид с руками-культяпками… Где я их видел?

– А кошкам не нравятся бананы, – сказала вполголоса Катя.

Никто ей не ответил.

– Будем отдыхать. Ехать долго, – закрыла Лиза глаза.

– Какие-то домишки, – смотрела Катя в окно.

Им еще ехать. Я уже стал собирать вещи.

      Чудовище

                                                                        Вечер. Он сидел на кровати, низко опустив голову: сердился. Она, жена, совсем еще девчонка, двадцать пять лет, на пятнадцать лет его моложе, сидела рядом.

– Ну что ты, дорогой, не будь букой, – говорила она, заглядывая в глаза. – Ну что ты… как ребенок.

Ее маленькая розовая ручка покоилась у него не колене. Он сидел в синей в полоску с короткими рукавами рубашке, вельветовые брюки. Она была, в мелкие яркие цветы, платье; она только что пришла.

– …ну что ты…

Он отворачивался.

– Повернись ко мне! – вдруг потребовала она, обняла.