И тогда Элион позволил себе умереть. Он перестал думать, сделался настолько нейтрален, насколько мог.
Что такое Принц Разрушения? Что такое Принц Неведомого? Что такое Принц и почему он непременно даэдрический?
Всё внезапно показалось Элиону просто до смешного, пока он барахтался, словно эмбрион, в пустоте. Разрушение — это слепая, своенравная энтропия природы. Принц он, потому что является воплощением Разрушения, а даэдрический, потому что в сути его имеется эго, полярность. Аэдра бесстрастны, холодны, даэдра ближе к людям из-за схожести с ними. На мой взгляд, это как различие между богами древней Греции и святыми в современных религиях. Но, так или иначе, Элион слышал даэдрического принца, как низкий, монотонный гул первородного хаоса. Когда рождался мир, появился фон, что начал делиться на типы, гравитация и время, тогда его рёв огласил пространство. Родившись, многорукий Дагон завертелся в неутомимом, трагическом танце, и всё, что материального рождалось, стиралось меж его ладоней и утекало сквозь пальцы.
Элион чувствовал на себе мощное обаяние этого танца. Он постигал силу всеобщего разрушения, и видел теперь его всюду. В насильственной смерти и рождении ребенка без любви, в некромагии, в невежестве, с которым человек относится к своей судьбе. Низкий гул. Алое пламя.
И понятно всё было настолько, что казалось родным. Хотелось к этому тянуться…
Если бы только не этот смех.
Да, сначала был смех. К иголочкам, мучающим душу Элиона, присоединилось другое чувство, абсолютно выбивающее из равновесия. Было совершенно очевидно, что здесь есть второй даэдрический принц, и он смеется. Или дьявольски взбешен. Он и сам, вероятно, не знает, да и не важно это. Личность чужака оказалась разноцветной, пылающей радугой вдохновения и отчаяния. Однотонно красная пелена смерти Дагона словно бы померкла, и смех продолжал звучать настойчивей.
“Собственно, выбор у тебя только один, дружок. Он своего добьется, а я вот не могу ждать еще одну эпоху в поисках достаточно выносливой смертной шкурки, ясно? Нихрена тебе не ясно! Читай по слогам — выбери меня. Уникальная рекламная акция — продай душу и спаси душу, только единожды в тысячу лет, беспрецедентный случай и как раз в эпоху кризиса Обливиона! Ты подумал? Или тебе нужно время? Быть может замысливаешь устроить конец света в обоих мирах?”
Элион не мог позволить себе думать, но понял, что имел в виду второй. Если душа будет отдана целиком другому даэдрическому принцу, Дагону придется попотеть, чтобы забрать ее себе. Боги между собой не любят ссориться, они достаточно мудры для ведения войн по правилам.
Он намеревался спросить хотя бы, кто этот второй принц.
“А ты у нас не слишком обременен интеллектом, да? Ну, да это только плюс… Для меня. Объясняю — мне нужна ваза. Крепкая. Достаточно крепкая, чтобы треснуть ею кое-кого промеж двух упрямых глаз. А на конец вашего этого света мне наплевать. Мне бы со своим концом разобраться. Самым конечных из всех концов. Решайся, а то я обижусь, и тебе это не понравится”.
Что-то в нём было. Свободное? Чистое и в то же время бесконечно злое?
Элион почувствовал, как Дагон проникает в самую душу его воспоминаний, и выбора не осталось.
“Да”.
“Повтори: я отдаю свою душу навеки в царствие твоё и волю твою, лорд Шеогорат. Согласен, слишком длинно, но все эти, знаешь, символы и обряды… Даже вечность от них не избавлена”.
“Я отдаю свою душу навеки в царствие твоё и волю твою, лорд Шеогорат”.
“Прекрасно! Товар возврату и обмену не принадлежит. Мы не даём никаких гарантий, и всё такое, но Дагон подавится, это сто процентов… Придётся с ним немного поболтать. А я ужасно не люблю бывать в его царстве! Там всё красное и на вкус, как пепел. Без соли…”.
На самом деле, Шеогорату плевать, и Элион это знал. Хохот объял его, мягко поселился внутри, как огромный кот, свернулся в клубок, и само наличие его там мгновенно оттолкнуло от Элиона посягательства Дагона. Он ощутил себя… не свободным, но на своём месте.
Одно только досадно. Всю жизнь он служил и поклонялся именно старому, премудрому Море, который оберегал его.
“Брось ты, с Хермой вы встретитесь потом, если выживешь. А теперь иди отседова, и чтобы я тебя пока больше не видел. Зануда ты редкостный… Зато ваза получится крепкая. Или дубинка. Возможно, это будет палка, я ещё не нафантазировал. Пока-пока, мальчик. Иди, и… забери эту штуку, я ее прихватил, пока думал, как взломать вход. Может, ты обронил?”
Так всегда бывает после того, как пообщаешься с даэдрическим принцем — ты ничего не помнишь. А я смогла назвать собственное имя только утром следующего дня, где уж тут говорить о какой-то памяти или самоконтроле.
Пахло цветами, слышался шум воды где-то подо мной, воздух чистый и свежий, но очень сумрачно. Я находилась в купальне, под самым купольным потолком, куда вела крутая лесенка. Там цвел крохотный, но живописный висячий сад. Водяные нимфы плели венки. Один из них, судя по сильному аромату, украшал мою голову.
Я поняла только, что всё обошлось каким-то чудом, но и у этого есть своя цена. Я ощутила, что меня спасли и пока не показали прейскурант.
Элион снова очнулся героем. Он пришел в себя в казармах стражи, где устроили пирушку в его честь. Никто не погиб во время закрытия врат, никто толком и в Обливионе не успел побывать. Фактически, врата открылись и закрылись уже через полтора часа, после чего на месте них появился ошалевший Элион, который рухнул в обморок.
Сигильский камень не отнимали, возможно, только потому, что никто не ведал о том, что это такое. Мало ли — может, важный артефакт. Поэтому невредимого эльфа отправили спать под присмотр лекарей, а в кабаке устроили пирушку, на которой присутствовала госпожа Скрибония. Она в своей манере, весьма страстно написала в газету статью, где безбожно преувеличила подвиг Элиона.
Нужно ли говорить, что бедняга проснулся полностью на голову знаменитым по крайней мере в Королле?
***
Письмо от Винсента пришло эльфу еще по дороге в Бруму, когда он был в таверне. Он сумел выкарабкаться из города под покровом ночи. В письме было написано следующее:
«У меня две новости, дорогой друг. Я пишу, дабы избежать недоразумений и не поссорить вас с Братством, зная вашу вспыльчивость.
Очива дала задание своему брату и Антуанетте касаемо вашей пассии. Задание заключалось лишь в слежке. Это обычная процедура — мы собираем информацию о новичках, как и было указано. Но оказалось, что Мари дала себе непозволительную роскошь следовать собственным прихотям. Она сделала попытку задержать и пленить вашу девушку для допроса. Наш общий брат собирался предостеречь ее и, если понадобится, обезвредить свою сестру, однако, не успел. Похоже, теперь ваша девушка ранена. Мне пришло письмо от Тейнавы. Он сказал, что заставил Антуанетту вернуться в убежище, и скоро она будет дома. Я доведу этот случай до Лашанса, ибо он отвечает за меры наказания для провинившихся. Полагаю, наша сестра имела неосторожность ревновать. Вы не могли не заметить, что являетесь особенной фигурой в убежище, и она решила, будто к вам от Люсьена было слишком много внимания.
Я приношу свои сердечные извинения от всего Братства и ручаюсь, что Антуанетта ответит за неосторожность.
Я так же прикрепляю к этому письму плату за первый контракт и сведения для второго. Если возьметесь за него — дайте знать».
Это послание ему передал сам Тейнава, с которым Элион столкнулся по пути в Бруму. Если бы не терпеливый аргонианин, альтмер помчался бы за Антуанеттой, чтобы ее прикончить, и едва ли Догматы остановили бы его.
Теперь эльф торопился в сторону своего замка, куда, как он понял, я и телепортировалась с помощью кольца.
Контракт, данный Винсентом, выполнять не стал. Он был на старого босмера по имени Бэнлин. Его намеревался убить собственный племянник, скорее всего, ради наследства. Требовалось инсценировать несчастный случай. Элион написал, что если кто-нибудь закажет ему именно племянника, он с удовольствием выполнит работу.