Неожиданные сожительницы являлись коллегами-сокурсницами, рядом с которыми все могло получиться легко.

Учиться не по-честному, а на коммерческой основе было проще в компании, чем в одиночку. Ведь та же Ольга, насколько я понял, сама решала дела за всех и групповой вариант обходился дешевле.

А женщины как женщины, которых я оставил дома, от меня никуда не убегали, месяц я мог обойтись без них.

И ни я, ни кто иной, не предполагал, к чему все приведет.

Время сессии устанавливалось строго, но приезжали все в разное время.

Кого-то задерживала «производственная необходимость», у кого-то возникали проблемы в семье: внезапно болели дети или загружали родители. А еще чаще до последнего момента отъезду препятствовали супруги.

Ведь все знали, с какой целью некоторые студенты уезжают из дома на целый месяц, когда можно явиться в «академию» на два дня в конце курса и купить все результаты разом.

Многих парней не отпускали девушки, потом внезапно появлялись, чтобы уличить избранников в неверности, словно это могло помочь.

Я не имел ни семьи, ни постоянной подруги, на родителей не обращал внимания.

За нынешний год я понял, до какой степени надоели мне мать с отцом своими садами-огородами, картошкой и яблоками, мечтал ограбить банк, чтобы купить себе квартиру и видеть их не чаще раза в год.

Но банки слишком надежно охранялись, имело смысл получить диплом и найти работу в областном центре.

Во всяком случае, меня ничто не держало, я намеревался прибыть к началу сессии.

Но так получилось, что я отбыл даже раньше.

Примерно за неделю до срока на складе неожиданно появилась Ольга, дождалась перерыва в моей погрузке, подошла и объявила:

– Все люди – говно, даже если кажутся шоколадом.

С утверждением я был согласен, жизнь давно убедила, что шоколада нет.

Но все-таки спросил, в каком контексте оно звучит именно сейчас.

Улыбнувшись ласково, староста пояснила свою мысль.

В столице области обосновалась тьма контор типа нашей шарашки, съемные квартиры повышенной дешевизны пользовались большим спросом. Несмотря на договоренность, хозяйка запросто могла сдать ее кому-то другому, предложившему на пару тысяч больше. Поэтому стоило появиться в городе до начала массового приезда на сессию и «застолбить» жилье за собой.

Не вдаваясь в глубокие причины, Ольга добавила, что занимать квартиру лучше вдвоем, и предложила ехать вместе.

Я подумал чуть-чуть и согласился.

Мне предстояло обустроить спальное место, этим лучше было заняться в тишине и покое.

Вопрос я обдумал заранее: штору, толстую леску, забивные дюбеля и даже молоток решил прихватить из дома, а раскладушку купить на месте. В нашем городе наверняка можно было найти дешевле, чем в столице, но мне не хотелось везти ее на автобусе через пол-области, а потом еще на трамвае.

Но в любом случае процесс требовал времени и не терпел суеты.

На складе меня не пинали ногами, но и не считали незаменимым, без проблем отпустили на один день раньше обозначенного в «учебном» отпуске..

В академию мы с Ольгой ехали почти весело – как, вероятно, едут все современные студенты, знающие, что предстоит оторваться в большом городе без особых забот.

Наше веселье время от времени прерывалось прогнозами насчет нынешних расценок.

Я знал, что они поднялись в сравнении с моим первым курсом. Староста полагала, что весной они могут подняться и над осенними: после нового года повысилась коммуналка, а преподаватели были людьми, им приходилось платить за воду и за тепло без повышения зарплаты.

Но все-таки это нас не слишком омрачало, мы были молоды.

Правда, реально молодым из нас был только я.

Про Ольгу я знал, что она старше лет на десять, слышал краем уха, что у нее есть муж где-то на стороне и несколько любовников на комбинате. Один из них был главным технологом и сильно ей покровительствовал. Но это меня не интересовало.

Внешне Ольга была средней. Я не мог сказать, что она мне нравится, но и сказать, что не нравится, тоже не мог.

Впрочем, «нравится – не нравится» в отношении нас со старостой было неприменимо.

В обычной жизни я бы абстрактно хотел ее, как любое существо, обладающее нужными признаками.

А в учебной различия между полами стирались, нами двигала общая цель.

И не как мужчина и женщина, а как боевые товарищи три часа дороги мы провели в полном согласии. На самой большой станции, где автобус стоял двадцать минут, я даже угостил Ольгу пирожками с вишней.

Прибыв в областной центр и выгрузившись на автовокзале, мы не пошли на остановку муниципального транспорта, а взяли такси.

Это получилось само собой: мы были нагружены, как ослы, сумками с припасами, экономить несколько сот рублей на своих руках и ногах не хотелось.

Сессионное бытие в отрыве от привычного быта охмелило с первых минут, мы не сговариваясь решили чуть-чуть пошиковать.

Не мелочась, по пути на точку мы заехали в гипермаркет «Чудодом» и купили раскладушку. Выбирала ее Ольга – с таким видом, словно ищет нам двуспальную кровать.

Я смотрел на нее, мне было смешно, но мыслей не возникало.

Квартира, которую никто не успел занять, оказалась страшнее страха.

Та, которую я снимал на первой сессии, была чистенькой, с только что сделанным евроремонтом, располагала к размягчению души.

А глядя на эту обитель, я не представлял, как в такой грязи, в закопченной тесноте на облупленных половицах среди отваливающихся обоев, восемь человек смогут прожить целый месяц.

Ольга оставалась безмятежной. Вероятно, она живала и не в таких условиях.

Правда, квартира имела одно достоинство: в ней было тепло. То ли из-за того, что весна, придя по календарю, не успела прийти по-настоящему, март трещал морозами и ТЭЦ держала высокую температуру на подаче, то ли здесь недавно поменяли батареи – но войдя, я испытал желание раздеться.

Приняв у Ольги почти новую дубленку и определив на проволочную вешалку в передней, я осмотрел место, предназначенное мне.

Закуток налево от входной двери напомнил строчки из русской классики про комнату для слуги.

Узкую, темную, душную, заваленную какими-то картонными коробками.

– С этим что делать? – спросил я, без радости глядя на кучу хлама. – Это чье вообще? Хозяйское, или как?

– А черт его знает, – ответила староста, оказавшаяся довольно привлекательной в черном брючном костюме. – Не думаю, что хозяйкино, тут ее вообще ничего нет, кроме мебели и посуды. Наверно, жильцы накидали. В прошлый раз тоже лежало, мы собирались вынести на помойку. Хотели освободить место и перетащить платяной шкаф из комнаты, а то там воздуха мало. Только тронули – он развалился на куски. Сложили обратно кое-как, больше не двигали, до мусора дело не дошло.

– Тогда я все это выброшу, – сказал я. – А то сюда раскладушка не войдет.

– Выбрось, я пока тут приберусь, разложусь. Потом вымою пол, повесим занавеску, будет у тебя личная комната.

Вынос мусора занял гораздо больше времени, чем ожидалось.

Коробки разваливались точно так же, как шкаф, куда Ольга раскладывала свой сессионный гардероб. Из них что-то падало на ходу, сыпалась какая-то дрянь. Мне пришлось сходить на помойку три раза, потом еще прибрать на площадке: в самом подъезде, в отличие от вонючей берлоги, было довольно чисто.

Когда я совсем вернулся, Ольга уже переоделась из брючного в домашнее.

Теперь на ней красовался наряд «Кавказской пленницы».

Сам фильм я помнил плохо: он казался слишком наивным – но был солидарен с людьми из поколения родителей. А они – если верить россказням – ходили в кино по пять раз лишь для того, чтобы полюбоваться ляжками Натальи Варлей в фиолетовых колготках.

Правда, Ольгины, сияющие из-под клетчатой рубашки, были черными, но части тела, на которые она их натянула, могли дать сто очков форы легендарной актрисе.