Алекс так выделил «ее» и так топорно изображал безумие, что Ринату, видимо, пришлось переспросить – безо всякого, впрочем, интереса:
– Кого «ее»?
– Ее! И сына! Или у них дочка? Писали же, что вроде сын?
– Алексей Михайлович…
– Да вы идиота-то не изображайте, хотя у вас хорошо получается, конечно… Ну? Ну Валерия Иглинская! Его новая жена! Даже у нас в газетах были фотки с их свадьбы… О! Сейчас я вам покажу!
Теперь Алекс уронил телефон. Не безумный принц, а позорище.
– Спокойной ночи, Алексей Михайлович.
– Стойте, стойте… стойте! А скажите, у них правда есть сын?
– Спокойной ночи!
– Ну скажите, скажите, мне правда это нужно знать! Я брат, я что, не имею права знать?..
Это было уже перебором даже для цирка.
Ринат вышел.
Алекс остался.
Help yourself.
– Ты не найдешь, чего ищешь.
– Fuck, что?!
– Выражаться будешь в другом месте.
– Ах, папочка, ах, прости, пожалуйста! Вырвалось!
– Перестань паясничать.
– Тогда ты, может, мне объяснишь то, что сейчас сказал?
– Ты не найдешь эти фотографии.
– Ты охренел? Между прочим, это очень важные для меня… Ты не имеешь никакого права…
– Ты ошибаешься.
– Я не ребенок!!! Когда ты поймешь, что люди рядом с тобой имеют право на свою жизнь?!
– У тебя есть своя жизнь.
– Ты реально думаешь, что просто послать меня на хрен, без фоток, без памяти – это прямо самый крутой подарок в мире, да?!
Но все законы погасила
Для самого благая ночь.
И не ответчик он за сына,
Ах, ни за сына, ни за дочь.
– …А вообще, конечно, да. Ты прав. Папа. Это очень крутой подарок. Потому что мама такого не получила. Она не смогла сбежать… И мне плевать, что там говорили врачи, но я знаю, что это из-за тебя!..
Там, у немой стены кремлевской,
По счастью, знать не знает он,
Какой лихой бедой отцовской
Покрыт его загробный сон.
– …И я не знаю, что потом эти гребаные психологи тебе наплели, что я этим манипулирую, что я этим чего-то добиваюсь… Господи, папа, как можно было им верить?! Как можно всерьез думать, что ребенок…
О, годы юности немилой,
Ее жестоких передряг.
То был отец, то вдруг он – враг.
А мать?
Но сказано: два мира,
И ничего о матерях.
– Короче. Мне надоела вся эта хрень, и я валю обратно в Лондон, как только ты отдашь мне эти фотки. Хотя бы одну. Нет, fuck, не прошу!!! Если ты не отдашь эти фотки, то я вскроюсь прямо здесь. И мне похеру, как ты будешь объяснять всему миру, что твой сын сдох, запертый в какой-то кагэбэшной квартире, прямо во время этого вашего…
– Я убрал эти снимки для твоего блага. Тебе нельзя их давать.
– Серьезно?! А что случится?
– Я понимаю, что ты не сам ищешь эти снимки, тебя попросили друзья, за которыми, возможно, стоит английская разведка или по крайней мере пресса, но это почти одно и то же.
– Ты параноик. Ты все такой же гребаный параноик!.. Кому, вот скажи, какой еще, на хрен, разведке могут быть интересны старые семейные фотки?!
– Они не семейные. Хотя это снято у нас дома.
– Что – это?
– То, как ты сидишь на коленях у [Mr. P.]а.
– Что?!
– Тебе было пять лет.
– Погоди. Я ничего не догоняю. Ты серьезно думаешь, что мы говорим об этом?! Во-первых, на черта… Я даже забыл, что такие фотки есть…
– Ты о них знал. И о них знают те, кто стоит за твоими английскими друзьями.
– То есть ты думаешь, что какие-то древние фотки, на которых [Mr. P.] сидит с каким-то чужим ребенком, это какая-то сенсация? И это кому-то нужно?
– Они готовы разыграть любую карту.
– Прости, но ты реально сошел с ума. Господи. Ты сумасшедший!
– Они могут выдать это в печати за фотографию [Mr. P.]а с дочерью, за что угодно.
– За что?! Ха. Ха-ха. И кто-то типа решит, что я – дочь [Mr. P.]а? Сменившая пол, что ли?
– Кстати, я не исключаю, что даже в это могут поверить. Особенно если всплывут некоторые факты твоей биографии.
– Так. Ладно. Я правда старался. Я правда не скажу никому, что ты сумасшедший. Я прошу только об одном. Мне нужны фото с мамой. С МАМОЙ, fuck, ты вообще слышишь меня?!
– …Могут иллюстрировать в британской печати и еще одну клевету на [Mr. P.]а, которая становится популярной в маргинальных кругах Запада.
– Люди, нам всем пизда. Сумасшедший захватил власть.
Объект просыпается ночью
Адски хотелось пить.
ALEX: я похоже вырубился
ALEX: ты спишь?
Спит, конечно. Даже в Лондоне уже ночь.
Комната отвратительная. Алекс рассматривал ее, лежа навзничь, как впервые: горел свет, обои отливали многообразным перламутром. Здесь – картина из жатой кожи, там – репродукция Бориса Вальехо.
ALEX: здесь такая обстановка как будто я в приемной нотариуса из зажопинска а не в правительственной резиденции
ALEX: ах да ты вряд ли поймешь что такое zazhopinsk
Страшно затекла нога. Возможно, еще и в этом дело. Алекс еле поднялся и поковылял туда, где, ему казалось, была кухня; теперь-то у него было полное ощущение, что он действует во сне.
ALEX: все таки спишь да сукин сын?
ALEX: может меня тут убили а ты спишь
Всюду горел свет. Алекс хотел было налить воды из чайника, но тот оказался горячим, и это первое, что насторожило; в холодильнике никаких бутылок с водой не нашлось, а в кухне – кулеров. При мойке был маленький кранчик, вероятно, фильтр, но Алекс не решился.
В туалете кто-то смыл воду, и Алекс дернулся.
ALEX: fuck похоже отец здесь похоже что он в сортире неловко как то вышло да
Алекс метнулся к кофемашине, принялся копошиться, сначала вставив капсулу не так, а потом так. Он неожиданно нервничал. Ну да, все когда-нибудь заканчивается. Даже Совбез. Что сказать отцу? Почему-то Алекс, полностью готовый и почти что отрепетировавший все варианты еще в Кембридже, сейчас проснулся беззащитным, будто без кожи. Она вся ушла на зажопинские картины. Перелеты, переходы; стрессы, сны. Он паниковал. Почему эта встреча случится именно сейчас, когда он совсем не в форме? Может, еще не поздно вернуться в комнату и прикинуться спящим, потушить свет? Это был бы отличный вариант, но, дебил, зачем ты шумел кофемашиной?.. В туалете обстоятельно мыли руки. Да, отец.
Да и потом, утром ведь опять улетит – в Сочи, не в Сочи; в Питер, в Нюрнберг. Надо быть мужиком и закончить все сейчас. Брать быка за рога, жестко, без церемоний; начинать сразу с… Нет, «что происходит» даже не надо, это не его, Алекса, дело – и всё: на свободу с чистой совестью. Мысли уехали уже далеко: на какой лондонский рейс он успеет, если через полчаса оформит на сайте билет.
Из туалета вышел парень-охранник, как там его, да господи; Алекс еще и стоял чуть ли не вплотную к двери, и это уже не выглядело так, будто они здесь случайно столкнулись. В ночи. Юрий даже не вздрогнул. Выучка ФСО. Да, его зовут вроде Юрий.
От растерянности Алекс протянул ему руку.
Epic fail.
– Доброе утро, Алексей Михайлович! – чуть ли не крикнул Юрий.
– До утра еще, кажется, далеко. – Алекс кисло улыбнулся.
– Вы в туалет хотите? Так возле вашей комнаты есть еще один.
– Я хочу кофе. – Алекс вернулся к кофемашине, взял кружку и стал смотреть на улицу. Удивительное дело. Одно окно в этой квартире все-таки выходило на улицу, неоживленную, тем более ночью; по ней медленно-нудно ехала какая-то подметалка, побивая окрестности отсветами желтых мигалок.
