– Надеюсь, и Вы утолите моё.
– Максим Иванович, я ужасно устал, – демонстративно глянув на часы, стоявшие в комнате, произнёс Александр Фёдорович. – Давайте продолжим разговор позже, завтра, – нервно буркнул глава Временного правительства и, видя, что Меншиков не собирается вставать и уходить, вышел сам. Просто вылетел из кабинета.
Немного помедлив, Максим встал и медленно, никуда не спеша, покинул эту комнату. Керенского нигде не было видно. Он исчез. Как сквозь землю провалился. Поэтому наш герой поехал к себе на Елагин остров. Зря, что ли, ему там старый дворец ещё Николай II подарил?
Ему было очевидно из их разговора, что Керенский принимал решение: как лучше поступить. Он колебался. Он надеялся на то, что с Меншиковым, возможно, удастся договориться. Но не смог этого сделать. Поэтому решился на ожидаемый поступок. На покушение. И совершенно очевидно, что оно должно случиться в самое ближайшее время, иначе бы Керенский не обещал продолжить разговор завтра. Поэтому наш герой проложил до Елагина острова наиболее неожиданный маршрут, заехав туда с Выборгской стороны. На всякий случай. Вдруг засада? Это вряд ли что-то поменяло бы, но даже в такой малости напакостить своему супостату было приятно.
Глава 7
1916 год, 4—5 августа, Петроград
Раннее утро.
– Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… – тихо произнёс Меншиков и отхлебнул ещё вина. Ночь приближалась к концу, а Керенский ещё не сделал своего хода. Странно.
Желание покурить стало нестерпимым. Но попадаться на нарушении обета очень не хотелось. Поэтому, прихватив пачку папирос, спички и ещё одну непочатую бутылку красного брюта, Меншиков отправился в лесопарк, что раскинулся на острове. Дикий и неухоженный. Но тем лучше. Меньше глаз.
Одеваться не требовалось, так как Максим сидел в мундире после приёма. Только пуговицы расстегнул. Переодеваться было лень. Поэтому он накинул дождевик с большим, глубоким капюшоном. Погасил свет. И тихонько вышел. Так, чтобы не попасться на глаза слугам, – направившись через чёрный ход. Проскользнув мимо возможных взглядов, он вышел на свежий воздух. Такой желанный. Такой благостный. Балтийское море порадовало его приятным морским бризом, что для человека подшофе всегда в радость.
Но только Максим удалился в гущу леса, как во дворце прогремел взрыв. А потом начался пожар. Удивительно сильный. Слишком сильный для того, чтобы быть естественным. Там явно что-то крайне горючее и, вероятно, жидкое полыхнуло. Керосин, или бензин, или что-то подобное. Всё выглядело так, будто заговорщики ждали, когда Меншиков погасит свет и уснёт. Опасались что-то делать при нём бодрствующем. Он слишком часто выходил живым из, казалось бы, безнадёжных ситуаций. Так что рисковать они не решились.
Наш же герой аккуратно подошёл к опушке леса и стал наблюдать за суетой. Вот забегали люди, выжившие при взрыве. Вот приехала пожарная команда. Хотя зачем она тут при таком пожаре в одиноко стоящем здании? Потушить огонь они явно не в состоянии. Но не суть. Главное – приехала. А потом ещё одна. И ещё. Следом прибыла полиция, жандармы, журналисты. Часа не прошло, как вокруг дома была уже целая толпа людей – как состоящих на службе, так и зевак и любопытствующих.
Понимая, что скоро тут от людей станет не протолкнуться, Максим натянул пониже капюшон и тихонько покинул остров. Благо люди шныряли туда-сюда по мосту и творилась удивительная неразбериха. В том числе и в дождевиках, так как полчаса назад закончился дождик. Почему Максим так поступил? Вышел бы к людям, и вся недолга. Облом для Керенского выходил всё одно – крайне неудобный. Но ему почему-то захотелось подождать и посмотреть, как из этой ситуации станет выкручиваться его оппонент. Ну и природная любовь к глупой шутке взяла верх.
Наш герой спокойно прогулялся до небольшой конспиративной квартиры. Крохотной. На чердаке. Где и засел в ожидании. Максим её в своё время купил для оперативных нужд, потому что отсюда открывался прекрасный вид на подъезд к Елагину острову со стороны Каменного острова. И пока он не перебрался в Штормград – держал в этой точке наблюдателя круглосуточно. Теперь же это просто осталось резервом. Очень своевременным.
Тихо и спокойно дошёл пешком, держась тени. Зашёл в парадную. Поднялся по лестнице. Достал ключ из тайного места. Вошёл. Прикрыл за собой дверь. И выдохнул.
Здесь был небольшой джентльменский набор, необходимый для выполнения работы. Запас продовольствия в виде непортящихся продуктов. Вода. Поганое ведро. Мощный морской бинокль и подзорная труба. Небольшой запас денег. Пара пистолетов. Запас патронов. Большая аптечка. Запасная одежда. И прочее.
Свой брют Меншиков допил ещё в парке, пока наблюдал за пожаром в доме. Поэтому испытал немалое сожаление, что не прихватил ещё. Скучно время коротать на воде и сухом пайке. Впрочем, выпил он к тому времени уже немало. Так что, чуть поворчав, завалился спать. Вырубился. Слишком перенервничал.
Проснулся уже днём. Умылся. Открыл маленькое окошко под самой крышей, что вечно находилось в тени. Принюхался. С Елагина острова несло гарью. Звонили колокола. Слишком много. Видимо, его посчитали убитым. Это было неплохо. Очень неплохо. Прекрасное начало для интересной комбинации.
К обеду начал накрапывать дождик, постепенно усиливаясь и разгоняя людей с улицы. Питер даже после его переименования в Петроград не стал солнечным Сочи, регулярно радуя своих жителей пасмурной погодой. И этот день не стал исключением.
Подождав, пока все окончательно уберутся с улиц, Максим вышел погулять. Тут и ведро поганое нужно было вынести, и определиться с происходящим. Новости требовались как воздух. Ну и вина ещё купить не помешало бы. Без него было скучно сидеть.
Надвинув капюшон дождевика пониже, он вышел из домика и побрёл по мокрым улочкам. Подошёл к жмущимся под навес крыши мальчишкам, что торговали свежими газетами вразнос. Взял у них всё, чем они торговали, и пошёл обратно, не став закупать алкоголя. Дождь несколько освежил его мысли. Он не хотел брать ни водки, ни настоек, ни пива, ни бормотухи. А хорошее вино продавалось только в приличных заведениях, куда его в текущем виде никто не пустил бы. Без раскрытия инкогнито. Да и газеты требовалось прочесть с трезвым умом и ясным рассудком. Насколько это вообще было возможно.
Вернувшись к себе на чердак, он затопил небольшую печку-буржуйку. Очень уж продрог и промок. Благо до звона просушенные дрова тут имелись. И начал читать.
Как Максим и предполагал – его признали погибшим в результате теракта. Керенский выступил с пламенной речью, сказав, что смерть Меншикова – великая утрата для России. И так далее, и тому подобное. Не менее красочно выступали и другие сообщники главы Временного правительства. Ожидаемо. Настолько, что Максим лишь желваками поиграл от злости. Но самым интересным оказалось другое. Гражданская панихида с Меншиковым должна состояться в храме Спаса на Крови, известном также как собор Воскресения Христова на Крови. Гроб будет закрыт из-за сильно обгоревшего и изуродованного тела.
– Очень интересно… очень… – тихо проговорил Максим, откладывая газету и многозначительно улыбаясь.
Дождаться темноты оказалось очень непросто. Нервно. Максима сильно распирало от переполнявших его эмоций и жажды действий. Но он справился. Усидел.
Вышел, правда, ещё в сумерках. Ему было нужно понять: не скопилась ли перед храмом толпа. Поэтому к Екатерининскому каналу он шёл с особым волнением.
Оцепление, как и ожидалось, было развёрнуто. Поэтому пришлось искать варианты максимально анонимного проникновения на объект. Заглянув в ближайшую питейную, Максим купил водки и направился к Русскому музею Императора Александра III. К нему не прошёл, но нашёл дворницкую перед оцеплением. Зашёл туда и без лишнего стеснения предложил местному обитателю выпить с ним за упокой души славного человека.
Да не на словах, а поставив перед ним на стол штоф водки. Целый штоф! Дворник, будучи и без того навеселе, охотно принял предложенное угощение и, накатив стоя, не чокаясь, стакан, опал, как озимые, прямо на пол.