Эта летопись увлекательно рассказывает о завоевании Сибири русскими, о подвигах Ермака и его товарищей. И, составляя эту летопись о бедах и радостях русских людей за Уралом, быть может надеялся многогрешный и непотребный дукс Иван, что будет когда-нибудь и кем-нибудь описана и его жизнь, бурная и беспокойная жизнь сына великой смуты.

Скончался дукс Иван в 1640 году.

V

СЫН БОЯРСКИЙ

вор Ремезовых ничем не выделялся среди других деревянных построек Тобольска. Дерево, как и всюду. Он находился в слободе близ стен острога. Казенная изба, переходя к Ремезовым от поколенья к поколенью, стала ремезовской наследственной собственностью. Здесь жил дед Моисей по прозванью Меньшой, простой воин, участник походов на остяков, вогуличей и татар в старое тревожное время, когда азиатские князьки, пытаясь вернуть себе былое величие, шли походами на Тобольск, чтоб стереть с лица земли стольный город Сибири. В этой избе родился Ульян Ремезов, который впоследствии получил звание сына боярского. В Сибири получить сословные преимущества было легче, чем за Уралом, многие казаки и стрельцы бывали тут жалованы в дети боярские и в дворяне — кто за доблесть, кто за усердье и грамотность. Ульян же Ремезов в начале пятидесятых годов XVII века выполнил важное порученье правительства. Случилось это так: весной 1650 года явились в Тобольск с верховьев Иртыша послы от грозного, но дружелюбного восточного государя — Аблая, тайши калмыцкого. Сообщили, что готовится Аблай в поход на казахов. И, для обеспечения победы, требуется ему волшебный талисман. А талисман этот надеется получить Аблай именно через посредство тоболян. Наследники татарского мурзы Кайдаула и кодского князя Алача тем талисманом незаконно владеют. Так пусть его величество молодой царь Алексей Михайлович повелит храбрым тоболянам, чтоб отобрали они у наследников Кайдаула и Алача и передали тайше Аблаю волшебный талисман — доспехи славного Ермака Тимофеевича.

Москва решила удовлетворить просьбу калмыцкого властителя. Но для того, чтоб послать доспехи Ермака в подарок Аблаю, необходимо было их прежде отобрать от наследников Кайдаула и Алача. Отобрать не насильно, а мирно. И выполнить это должен был тобольский воевода Хилков с помощью своих служилых людей. Однако, владетели доспехов Ермака и слышать не хотели о том, чтоб отдать. Ни ласки не действовали, ни угрозы. Но, в конце концов, привез все же Ульян Моисеевич Ремезов в Тобольск ермаковскую кольчугу. Уговорил-таки наследника мурзы Кайдаула!

Кольчуга Ермака! Состоящая из искусно сплетенных между собой железных колец, эта кольчуга имела два аршина длины и аршин с четвертью ширины в плечах. Спереди и сзади она была украшена золотыми двуглавыми орлами — мишенями царскими. На подоле и на рукавах зеленела окислившаяся медь. Семьдесят пять лет прошло с тех пор, как погиб облаченный в эту кольчугу Ермак. И вот сотник стрелецкий Ульян Ремезов повез ее в подарок калмыцкому тайше Аблаю!

Аблай торжественно принял гостей тобольских. С великими почестями взял калмык кольчугу в свои руки, поднял ее высоко над головой и затем поцеловал. И вспомнил Ермака Тимофеевича, как пришел тот в Сибирь с войском, как воевал, как погиб и что произошло с его мертвым телом. «Когда оно было найдено, — сказал Аблай, — в него пускали стрелы и — чудо! — из него текла кровь!» Аблай вспоминал о том, где и как похоронили Ермака, как над могилой показывался огненный столб и пламя, подобное пламени свечи, — знамения, которые были невидимы для русских, — как были поделены панцыри и одежда, какие про них рассказывали чудеса, как татарам было под страхом смерти запрещено показывать могилу и о чудесах говорить Аблай удостоверил, что сам испытал силу чудес — в юности, заболев, ел землю с могилы Ермака и выздоровел. И имеет он, Аблай, обыкновение, идя на войну, «брать с собой немного этой земли, и когда берет, то поход бывает успешен. Вот почему он, Аблай, и просил у даря России в дар доспехи Ермака Тимофеевича. Он принимает этот дар с глубоким уважением в знак величайшей милости царской. И отныне он друг русским навсегда. Он будет бережно хранить эту драгоценность, которой, конечно, недостойны владеть ничтожные потомки Алача и Кайдаула. А он, Аблай, теперь хочет идти войной против соседей и надеется на полную победу, имея кольчугу Ермака.

Ульян Ремезов с товарищами испытывали великую гордость за то, как славен Ермак у азиатцев. Тоболяне знали наверное — теперь-то уж калмыки Аблая не будут замышлять поход на Тобольск, как это делали они несколько лет назад. Заполучив волшебный талисман, пойдут в большие южные походы, куда приходилось ходить и тоболянам, — на немирных кочевников, которые грабят караваны туркестанских купцов, направляющиеся к Тобольску. Что же касается чудес, так Ульян Ремезов записал дивный рассказ Аблая и попросил тайшу скрепить этот документ своей калмыцкой печатью. И, доставив грамоту в Тобольск, передал ее воеводе Хилкову. А копию оставил у себя дома. И хорошо сделал, ибо очередной пожар, уничтоживший вскоре почти весь Тобольск, не пощадил и архива съезжей избы. А изба Ремезовых уцелела. И многие ценности сохранились в этой скромной избе. Записи Ульяна о своих походах, трофеи этих походов, луки, стрелы: и копья северных воинов, узорчатое оружье южных кожевников, изделья из мамонтовой кости и пышные меха стран полунощных, ковры, шелка и цыновки восточных стран — чего только не было тут! Хранился тут чай — растенье, настой из которого пьют китайцы. Первый ввез чай в Россию посол к Алтын-хану монгольскому Василий Старков. Возвращаясь Сибирью, он останавливался в 1638 году в Тобольске и подарил кой-кому чаю. Был здесь и табак, за употребление которого жестоко преследовали в России. Но этот табак был привезен не из-за Камня, а с востока из того же Китая; спокон веков поступал табак из этой страны сюда, в Сибирь, под названьем травы Думбагу.

Много редкостей и ценностей хранила старая ремезовская изба. Сын стрелецкого сотника Ульяна Ремезова внучек деда Моисея Семен имел чем позабавиться в родительском доме.

Семен родился в начале шестидесятых годов, — году в 1662, — словом, в те неспокойные годы, когда за Камнем разразилось огромное восстанье башкир и перекинулось не только на юг к ногайцам, но и сюда, в Сибирь. Внучата кучумовы под предводительством. Девлет-Гирея, объединившись с башкирами, тревожили сибирские рубежи. Тобольский полк пошел на войну с башкирами и татарами. С этим полком уходил из дому и Ульян Моисеевич, сын сотника, отец Семена. А затем Ульян Моисеевич уходил на север, ибо остяки и самоеды пытались снова, как полвека назад, разгромить город Березов. В доме стрелецкого сотника Ремезова лучше чем где-нибудь знали обо всех этих страшных событиях, и старики, как подобает, вздыхая, вспоминали „о добром старом времени“, когда и все-то было не так, как теперь. По рассказам стариков выходило, что промежуток времени между концом „смуты“ и пятидесятыми годами, словом — их молодость, — был самой счастливейшей порой. И азиатцы, мол, убедившись в мощи нового царствующего дома Романовых, оставили свои бунтовские замыслы, — Алей сын кучумов сдался русским и поехал жить в Ярославль, калмыки перестали грабить порубежные села, Алтын-хан монгольский попросился под высокую царскую руку, а северные князцы Алачевы, так те всем семейством явились в Тобольск и крестились здесь зимой 1633 года прямо в проруби на Иртыше! Так вспоминали старики — дед Моисей и его соратники. Конечно, они, отдавшись воспоминаниям молодости и припоминая приятное, забывали про неприятное, забывали, что в то время, как одни восточные владетели просились под высокую царскую руку, другие затевали войну на порубежных линиях, в то время, как Алей поехал жить в Ярославль, внук Кучума Аблай грабил вместе с калмыками русские селенья… Но, во всяком случае, было в разговорах стариков и немало верного — если годах в тридцатых после окончательного разгрома иноземных захватчиков, поляков и шведов, жизнь на Руси, казалось, начала налаживаться как надо, так теперь снова все изменилось к худшему. Особенно после смерти Михаила Федоровича, когда взошел на престол Алексей. Неспокойно стало в Сибири, а уж о России и говорить нечего. Соляной бунт, медный бунт, мятежи в Поволжье. Восстания башкир, татар, ногайцев. А Степан Разин, донской атаман казацкий, на бояр да князей повел бедноту православную, русскую!