— Геральт! Геральт! ГЕРАААЛЬТ! — ныл Лютик, хватаясь за виски. Голова адски болела, и бард пришёл в комнату к ведьмаку, чтобы выклянчить у него какое-нибудь зелье.
— Что? — раздражённо спросил ведьмак, не поднимая головы от меча, рукоятку которого начищал.
— Ты не видишь, как я страдаю?! Так сложно предложить лучшему на свете другу руку помощи и лекарство? — страдальчески закатил глаза музыкант. — В твоих запасах полно эликсиров. Есть хоть что-нибудь от головной боли?
Геральт тяжело вздохнул. Как бы он ни был раздражён, как ни старался быть бесчувственным бревном, эта заноза в заднице с лютней наперевес была ему отнюдь не безразлична.
— Возьми в сумке. Жёлтый флакон. Зелёный трогать не смей.
Лютик собрался выдать поток искренней благодарности, но не успел, потому что в дверь постучали.
На пороге стоял хозяин гостиницы, говоривший что-то про завтрашний вечер и ну очень необходимое выступление барда на нём.
Юлиан стиснул зубы от боли, но терпеливо выслушал просьбу: как-никак, это неплохой заработок, а раз уж они всё равно остаются здесь ещё на пару дней из-за работы ведьмака, то почему бы и не выступить перед честной публикой.
Геральт уже собирал вещи сегодня утром, но к нему подскочил рыбак, умоляя убить кикимору, которая наводила панику на местных жителей, и он, недолго думая, согласился, заплатив за комнаты вперёд за двое суток.
Тем временем хозяин благодарно кивнул, договорившись с музыкантом, и вскоре покинул комнату.
А Лютика одолел новый приступ мигрени.
Морщась, он подошёл к сумке ведьмака, висевшей на крючке.
Что он там говорил? Жёлтый не трогать, а зелёный выпить? Или наоборот?
Лютик открыл было рот, чтобы уточнить этот момент, но наткнулся на суровый взгляд, а затем ведьмак просто повернулся к нему спиной, оставив наедине с двумя чудодейственными пузырьками.
В висках пульсировала нестерпимая боль. Спрашивать Геральта было страшно: того и гляди, даст по башке так, что болеть уже будет нечему. Когда он готовится к охоте, лучше его не трогать.
Мигрень доканала барда и лишила здравого рассудка.
Жёлтый… зелёный… Лютик, хоть убей, не помнил, какой из эликсиров нужно было выпить.
И поступил как последний идиот - выпил оба. Какой-то из них ведь должен сработать.
По телу мгновенно разлилось приятное тепло.
— Как ты? — неожиданно спросил Геральт.
Музыкант опешил от такой заботы.
— Мне не послышалось? Тебя это волнует? — с удивлением поинтересовался он, и его щёки порозовели.
— Не хочу, чтобы я ушёл на охоту, а ты здесь сдох от головной боли, — пробурчал ведьмак, пряча улыбку.
***
Охотника на чудовищ не было уже около часа, и Юлиан, борясь со сном, сидел на его кровати, подтянув колени к груди, сжимая в руках одеяло, уткнувшись в него носом и вдыхая запах Геральта.
В такие моменты он мог быть самим собой и не прятать своих чувств к ведьмаку за весёлостью и вечными шутками.
На небольшой подушке остался длинный белый волос. Лютик осторожно коснулся его кончиками пальцев и горько улыбнулся.
Он отчаянно пытался не уснуть и дождаться, когда ведьмак вернётся, чтобы быть уверенным, что с ним всё в порядке, однако действие эликсиров оказалось сильнее, запах Геральта обволакивал, погружая в странное оцепенение.
Голова давно не болела, но веки с каждой секундой становились всё тяжелее, барда невыносимо клонило в тягучий сон, руки безвольно опустились вдоль тела, он беспомощно рухнул на подушку и провалился в темноту.
Ведьмак был крайне удивлён, вернувшись с успешно выполненного заказа и найдя музыканта спящим в его, Геральтовой, постели: если он и оставался в гостинице, а не тащился следом, что происходило крайне редко, то всегда дожидался его, и затем уходил к себе. Впрочем, вероятно, всё из-за головной боли.
Умывшись, Геральт присел на край кровати.
Лютик на редкость крепко спал, и ведьмак решился провести ладонью по его бедру, а затем, когда реакции не последовало, осмелел, и его рука скользнула по ягодицам, слегка сжимая.
Бард, конечно, та ещё зараза. Иногда хочется его задушить. А иногда - выебать, жёстко вдавливая в кровать.
Геральт почувствовал нарастающее напряжение в штанах и решил, что пора заканчивать с этим.
Он встал с кровати, накрыл музыканта одеялом, и, не оборачиваясь, направился в его комнату.
Быстрые и привычные движения рукой по члену, всплывающие фантазии об обнажённом Лютике, его запах на простынях и долгожданная разрядка.
***
Геральт проснулся ближе к полудню,
но не услышал обыкновенного бренчания струн и суетливой возни барда, хотя тот всегда был на ногах с самого утра.
Почувствовав странную тревогу, он толкнул дверь в свою комнату, и…
не поверил своим глазам.
Юлиан всё так же крепко спал в его постели, видя, наверное, уже тридцатый сон, а на его голове, помимо растрёпанных каштановых волос, торчали два серых кошачьих уха. Они шевелились во сне.
Они были живыми.
Картину дополнял кончик хвоста, выглядывающий из-под одеяла.
Тоже серый и тоже живой.
— Твою мать… — вырвалось у ведьмака.
Он подскочил к спящему созданию и с силой потряс его за плечо.
— Лютик, блядь! ЛЮТИК!
Мягко и совсем по-кошачьи потянувшись, бард с довольной улыбкой открыл затуманенные глаза и уставился на ведьмака расфокусированным взглядом. Зрачки были вертикальными, но радужки остались голубыми.
— Что ты вчера выпил? Отвечай, мать твою! — Геральт потерял остатки самообладания, и в безмятежное лицо музыканта впечаталась несильная пощёчина, призванная привести его в чувство.
Лютик растерянно похлопал глазами, открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого сдавленно мяукнул, обнажив острые кошачьи клыки.
— Блядь… — сквозь зубы процедил ведьмак.
***
Юлиан смотрел в мутное зеркало и не мог прийти в себя от шока. Пара живых и тёплых ушей, длинный хвост, клыки, кошачьи вертикальные зрачки.
И мяуканье вместо человеческой речи впридачу.
Какой чёрт дёрнул его выпить оба грёбанных пузырька?
Дурман от зелий сошёл на нет. Он прекрасно осознавал, кто он такой, и соображал абсолютно всё: рассудок колдовство не затронуло, в отличие от возможности говорить.
Бард вспомнил о вечернем выступлении и застонал, осев на кровать и уронив голову на руки.
Серые уши печально поникли.
— Собирайся, — голосом, не терпящим возражений, скомандовал ведьмак, войдя в комнату.
На вопросительный взгляд кошачьих глаз и тоскливое «мрр?» пояснил:
— Мне сказали, что в городе есть чародейка.
***
Городской «чародейкой» оказалась обычная бабка-ворожея, с которой уже давно сыпался песок.
Она посмотрела на Лютика и покачала головой:
— Действие зелья можно только ослабить. Постараюсь вернуть ему речь, но не обещаю. Возможно, начнёт говорить, но и мурлыкать не перестанет. А уж со всем остальным - не ко мне. Я не настолько сильна.
Лютик жалобно и протяжно мяукнул, глядя на Геральта, и, несмотря на далеко не радужную ситуацию, ведьмаку стало весело.
Невыносимо болтливая заноза в заднице сейчас взирала на него с видом оленя под дулом ружья, и не могла издать ни единого звука, кроме «мяу» и «мур».
Давясь смешком, ведьмак обратился к бабке:
— Верните ему голос. С остальным разберёмся.
Ворожея согласно закивала и удалилась в кладовую за каким-то зельем.
Существо с кошачьими ушами с надеждой и преданностью посмотрело на ведьмака, и тот едва удержался, чтобы не потрепать его по этим самым ушам.
Старуха вернулась с тремя склянками, в одной из которых был порошок, подозрительно похожий на растолчённую плесень.
Колдунья поймала настороженный взгляд барда, и сочла нужным предупредить:
— После зелья может стать плохо. И может пойти кровь. Но иначе голос не вернуть.
Лютик недовольно заворчал, шерсть на ушах и хвосте встала дыбом, но, когда Геральт властно положил руку на его плечо, издал что-то похожее на мурчание и покорно прикрыл глаза, ожидая, когда бабка приготовит снадобье.
