Гарри выдохнул и продолжил:

— Слушай, медиа-тренинги — это нормальная вещь, помнишь? Это необходимо. Со всеми нами иногда проводят разговоры, так как всем нам есть над чем работать. Ну, Найл должен работать над тем, чтобы быть понятным любому, кто не родился в Ирландии. Зейн работает над тем, чтобы выглядеть более доступным, — Гарри пожал плечами. — Я работаю над тем, чтобы не есть бананы на публике, — он пожал плечами и посмотрел на Лиама, который все еще сидел рядом с ним, положив руку на плечо. Гарри слегка улыбнулся ему. — А Лиам работает над прикрытием остальных, когда мы все облажаемся.

На это никто ничего не сказал.

— Над чем… — наконец сказал Луи грубым голосом. — Над чем я работаю?

— Кроме всего прочего? — спросил Стайлс. — В основном о том, как время от времени воздерживаться от саркастического ответа.

Он смотрел на свои колени, играя с пальцами.

— Ты и я, — продолжил он. — У нас было несколько совместных занятий, начиная со второго года. Ну, независимо от того, насколько натурально или нет каждый из нас выглядел бы, когда мы были одни, каждый раз, когда мы были в комнате вместе, мы выглядели бы довольно по-гейски. Ну, после года совместной жизни и почти каждого дня, проведенного вместе, мы были очень близки, и это было очевидно.

Луи наклонил голову.

— Подожди, — перебил Зейн. — Ты хочешь сказать… Луи? Он говорит, что его парнем был ты? Какого черта, приятель?

Гарри просто проигнорировал его и продолжил:

— Послушай, мы же не пытались выглядеть просто друзьями. Особенно когда дела с группой стали еще серьезнее. Но мы все равно делали вещи, даже не осознавая этого, что было так очевидно для других людей. И это плохо для бизнеса, да? Они начали помогать нам работать над этим.

— Помогать, — решительно сказал Луи.

— Да. Но мы все еще были ужасны в этом, — сказал Стайлс. — В конце концов, они сделали это, чтобы мы не стояли рядом на публике. Или не говорили друг с другом. Или вообще не взаимодействовали.

— Что? — Лиам выглядел озадаченным. — Звучит довольно экстремально.

— Ну, — горько улыбнулся Гарри. — На кону куча денег, когда вы собираетесь стать больше The Beatles. И если мы не хотели, ну, мы подписали некоторые довольно ограничительные пункты в наших контрактах. Так что…

Он оглянулся на Луи.

— Сначала было ужасно, абсолютно. Ты бы потянулся ко мне и в последнюю секунду отдернул руку, или я бы отвлекся и уставился на тебя. И, типа, пытаться избежать прикосновения или столкновения с кем-то, когда ты также пытаешься не смотреть на него, довольно сложно, — он пожал плечами. — Но потом мы смотрели видеозапись и видели, где мы облажались, а потом пытались снова, — он криво улыбнулся Луи. — Это заняло много времени, но в конце концов у нас получилось, правда.

— Черт, так вот почему… — начал Найл.

Но Гарри продолжил, чтобы не отвлекаться. Он не отводил взгляда от ярко-голубых глаз Луи, когда говорил:

— Послушай, мне также не было больно, когда они отправили твиты с твоего аккаунта, говоря, что мысль о том, что мы с тобой вместе, была дерьмовой. И когда в газетах появились статьи о том, что мы больше не друзья, потому что люди подумают, что мы геи. Так что в конце концов мы убедили полмира, что ненавидим друг друга, и большинство из них также убедили, что ты гомофобная задница. — Гарри печально покачал головой. — И, в конце концов, да, мы были больше, чем The Beatles, мы могли продавать стадионы по всему миру просто так, и мы были чертовски богаты. Итак, успех, я полагаю?

— Господи Иисусе, — сказал Лиам.

— Лу, я думаю, что сеансы, которые они проводили с тобой наедине, были похожи. Но вместо этого, работая над, типа, манерами, языком тела и тем, как ты говорил… я даже не знаю. Я даже не знал, что ты ходишь туда, пока не прошло много времени.

Он снова поднял взгляд, встречаясь с грустными глазами Томлинсона.

— Так вот, был одна ночь. Прошло много времени, и к тому времени мы редко бывали дома в Лондоне в одно и то же время. Но в тот вечер мы были. И мы возвращались домой… я даже не помню откуда. Но мы вместе вошли в дверь, а потом ты сел на середину дивана. Потом, не глядя на тебя, я сел на край, как можно дальше от тебя. И, не глядя на меня, ты подвинулся к противоположному концу.

— И? — сказал Луи, между бровями залегла смущенная складка.

— И мы сидели на противоположных концах нашего дивана, в нашей собственной гостиной, в нашем собственном доме, одни, только мы вдвоем, — сказал Гарри. — А потом мы оба повернулись и посмотрели друг на друга. И я заметил момент, когда ты понял, что мы только что сделали.

Луи смотрел на него.

— Это было примерно через месяц после того, как в Англии поженилась первая гей-пара. Так что та ночь на диване была всего через несколько недель после того, как я купил тебе кольцо, Лу, — сказал Стайлс. — Мы были так чертовски влюблены друг в друга. Мы не сердились, не спорили, не отдалялись друг от друга и даже не нуждались в месте на ночь. Это был не выбор, который заставил нас сидеть на противоположных концах дивана. Это не было решением. Это была тренировка.

Луи не прерывал зрительный контакт, но Гарри видел влажный блеск его глаз, то, как он слишком быстро моргал.

— Все было так хреново, — сказал Стайлс. — Так хреново.

Он услышал прерывистое дыхание рядом с собой и нашел Найла с влажными, покрасневшими глазами. Зейн и Лиам выглядели абсолютно потерянными.

Гарри сделал глубокий вдох.

— Но, да. Знаешь, что я сделал? Я начал размахивать радужными флагами на сцене. Я надел на сцену джерси первого гей-игрока в американский футбол. Лу, я даже убедил тебя однажды надеть футболку с радугой. — Он покачал головой. — А потом я дал интервью, только я и Лиам. И они спросили нас, что мы ищем в девушке. И он сказал: «Женщину», а я сказал: «Не так важно». — Он оглянулся на других парней. — Вы помните? Кажется, я говорил вам об этом.

— Да, говорил, — тихо сказал Лиам.

Луи протянул руку и положил ее Гарри на колено.

— Помнишь, я говорил, что потом о нас писали в газетах? — сказал Гарри. — Не очень-то приятные истории, верно?

Томлинсон кивнул.

— Но писали не только об этом, — сказал он. — Кто-то написал статью, чтобы похвалить тебя и меня за поддержку прав геев.

— Это хорошо, не так ли? — сказал Пейн.

— Да нет, — сказал Гарри с несчастным смешком. — Может быть, если бы наша команда не приложила столько усилий, чтобы иметь в группе пять продаваемых гетеросексуалов. Возможно, если бы их — наша — империя не была построена на этом. Может быть, если бы мы не бронировали стадионы в странах, где просто быть геем все еще буквально незаконно.

— Какого хрена? — сказал Зейн.

— Так что да, наш менеджмент был недоволен. Со всем, что я делал, чтобы вести себя как гей, насколько это возможно, они хотели, чтобы Луи написал твит, давая понять, что он натурал. Так что же он сделал?

— Сказал им, чтобы шли к черту, — ответил Луи напряженным голосом.

Гарри вытер глаза от жгучих слез.

— Нет. На этот раз ты не сказал им отвалить, — сказал он. — Ты не сказал им, чтобы они делали это сами, потому что ты все равно не смог бы их остановить. Ты даже не спорил.

— И что же тогда?

— Ты просто написал, — тихо сказал Стайлс. — И, типа, очень по-идиотски.

— Значит, ты хочешь сказать, что я стал гребаным придурком. — Луи попытался оторвать руку от колена Гарри, но тот схватил ее и крепко сжал.

— Нет, — сказал Гарри. — Нет. Так было бы лучше. Или, по крайней мере, проще. Но ты все еще был тем самым красивым парнем, который сказал нашему менеджменту отвалить. Ты был все тем же мальчиком, который называл себя ярким перед всем миром. Ты знал, что нет ничего плохого в том, чтобы не быть честным. Ты знал, что нет ничего плохого в любви ко мне. Ты все это знал.

— Тогда почему…

— Потому что, помнишь нас, на диване той ночью?

— Да…

— Это был ты, в твоей собственной голове, каждый божий день. — У Гарри перехватило дыхание. — Ты знал, что с тобой все в порядке, но все равно научился ненавидеть себя за это.