Рогоногие, пещерные жители и тенны в бронзовой чешуе бросились к нему, но наперерез им устремился рыцарский клин с копьями, мечами и длинными топорами. Впереди с обнаженным двуручным мечом скакал всадник в сером меховом плаще поверх доспехов. Забрало его шлема было поднято, и одного взгляда на его вытянутое лицо, обрамленное длинными темными волосами и подстриженной бородой, хватило, чтобы рука Манса, держащая меч, опустилась сама собой. Он знал этого человека. Но даже если бы Манс никогда его не встречал, то узнал бы, так он был похож на свою сестру и племянника. И в воздухе над ним реял белый стяг с серым лютоволком Старков.

С каждым мгновением всадник приближался все ближе. Манс почувствовал странное оцепенение. Он устал, раненое плечо болело, но он еще был в состоянии дать бой любому — только не Неду Старку. Он не мог поднять меч на брата Лианны. Она его за это не простит. А путь к отступлению был отрезан.

Серые глаза Старка были как два осколка льда. Глядя в них, Манс вспомнил, как блестели слезами восхищения глаза Лианны, когда она слушала его песни, обращенные к ней.

Проклятье на того падет,

Кто скажет, что любовь должна

Со мною быть погребена, —

Она и смерть переживет! *

Воспоминания окружили его, как снежный вихрь, и он застыл в неподвижности, внимая им, когда Старк осадил коня рядом с ним, и темный меч в его руках обрушился с высоты.

4.

Холод и боль заставили Манса очнуться. Вокруг было темно и тихо, шел снег, укрывая его мягким, мокрым и зябким одеялом. Гудела голова, по которой вскользь пришелся удар меча, а плечо и грудь болели так, будто были разрублены напополам. Правая рука не слушалась, он провел по телу левой и вяло подивился тому, что рана оказалась не столь глубокой, как должна бы. Значит, в руках Неда Старка был не его знаменитый Лед: меч из валирийской стали рассек бы и доспех, и кости, как масло. Впрочем, это все равно не отменяло того, что Манс едва мог шевелиться и был не в состоянии встать. Получалось только лежать — и думать. Все его воспоминания о битве заканчивались моментом, когда оба войска были обезглавлены. Интересно, кто победил?.. Ему хотелось верить, что силы были практически равны, но даже затуманенным болью разумом он понимал, что у поклонщиков оставался еще Нед Старк, благородный лорд Винтерфелла, а у вольного народа не было даже Тормунда. Если магнар и остался в живых, за ним вряд ли кто-то пошел, кроме его теннов.

Решив, что раз он еще не умер, то неплохо хотя бы оглядеться, Манс с трудом приподнял голову, вперяясь взглядом в ночную темень. Рядом лежал труп лошади. Манс не мог разобрать, была ли это его лошадь, убитая Баратеоном, или конь самого Баратеона. Всюду, куда хватало глаз, лежали тела. Невозможно было понять, кто где, хотя Мансу показалось, что на одном трупе он приметил рыцарские доспехи. Если они не забрали своих, чтобы похоронить, значит ли, что вольный народ все же победил?..

Где-то недалеко раздался скрип шагов по свежему снегу. Темные фигуры двигались среди мертвецов. Что-то с ними было не так, но на молчаливых сестер, которые занимались похоронами у южан, они были не похожи. Один наклонился к телу, лежащему у его ног. Что он с ним делал — добивал или снимал доспехи — Манс рассмотреть не мог, но люди Старка не стали бы заниматься ни тем, ни другим.

—Сюда! — то, что планировалось как крик, вышло из замерзшего горла хриплым сипом. Темный силуэт приблизился, и Манс понял, что с ним не так. У него не было головы.

— Нет! — шепот получился почти беззвучным. Это было хуже всего. Хуже поражения, хуже смерти. Манс попытался ползти, но вряд ли сдвинулся с места больше, чем на локоть. Безголовая фигура потопталась на месте и шагнула к нему. В руках она держала короткий меч. Клинок был иззубрен и покрыт ржавчиной, но это не помешало ему вонзиться между ребер прямо в сердце. Вспышка боли сменилась холодом, по сравнению с которым снежинки, падавшие на лицо, казались огненным пеплом, тело будто окатило ледяной волной. Боль стала неощутимой, почти неважной, как и желание бороться, и память. В глазах потемнело, а потом в них вспыхнула ослепительная синева.

Но внезапно боль вернулась. Манса снова кольнули в сердце, и на этот раз пронзивший его клинок был словно только что вытащен из кузнечного горна. Смертельная мука, охватившая тело, была сродни той, что испытывают, протягивая вконец обледеневшие руки к костру. Манс глухо застонал. Синяя пелена спала с его глаз.

Упырей рядом больше не было. Зато вокруг суетились маленькие фигурки, похожие на детей. Один приложил к губам Манса палец, оканчивающийся птичьим когтем, заставляя молчать, трое других принялись дергать торчащий из тела меч, пока не смогли вытащить его и отбросить в сторону. Но то, другое, лезвие, которого он не видел, но которое горело в его сердце жарко, как уголек костра, осталось внутри. Постепенно возвращалась память. И первым почему-то вспомнились старые истории, слышанные в детстве, о маленьких, давно исчезнувших обитателях леса, людях-белках, как звали их великаны.

Несмотря на боль, Манс уже не чувствовал себя умирающим. Наверное, у него бы получилось даже встать, но прежде чем он смог сказать об этом, четыре пары маленьких рук обхватили его за плечи и за ноги и куда-то понесли.

Комментарий к Часть 22. Поединок

* - и снова Бернарт де Вентадорн

========== Часть 23. Гвардеец ==========

1.

— Эх, провались оно все! — Десмонд разочарованно присвистнул. — Там битва, подвиги, а мы здесь…

Он больше ничего не прибавил, но достаточно красноречиво посмотрел на женщину, которую им велено было охранять. Леди Лианна Старк, так им сказал лорд Эддард. У Джори не было причин сомневаться в словах своего лорда, и теперь он изо всех сил пытался узнать в этой одичалой — растрепанной, с грязным лицом и одетой в потрепанные меха — ту юную девушку, которая когда-то скакала наперегонки со своими братьями по Волчьему лесу. Джори служил дому Старк почти столько же, сколько помнил себя, так же, как и его давно почившие отец, дед и прадед. Он родился и вырос в Винтерфелле, был товарищем по играм и по тренировкам маленьких Старков, пока его дядя, мастер над оружием, не счел его достаточно хорошим бойцом, чтобы отдать в домашнюю гвардию. Леди Лианной Джори всегда искренне восхищался, и, несмотря на потрясение, которое он испытал, видя ее нынешний облик, не возникло никаких сомнений в том, что она, как бы не выглядела, во что бы ни была одета, оставалась сестрой его лорда, и он должен был ее оберегать.

Поэтому слова напарника его рассердили, и Джори резко оборвал их:

— Твой долг, как и мой, повиноваться лорду Старку. Это важнее любых подвигов.

— Конечно, — закивал Десмонд, — я и не имел в виду ничего другого… Но, если нам удастся побыстрее довести ее до лагеря, то, может, мы еще успеем вернуться, пока все не закончится…

— Лорд Эддард ничего не говорил о том, что можно будет вернуться, — отрезал Джори.

Леди Лианна продолжала цепляться за умирающее чудовище. Это было опасно: даже содрогаясь в агонии, страшный зверь мог ей повредить. С обнаженным мечом в руке Джори шагнул к лютоволчице, чтобы выполнить приказ своего лорда.

— Миледи, отойдите! — крикнул он, но леди Лианна только повернулась к нему, заслонив зверя своим телом. Ее меховая одежда распахнулась, под ней была только простая рубаха, и он с некоторым смущением разглядел отяжелевший от беременности живот. Бедная, подумал он, чего ей только не пришлось вынести в лапах этих скотов. И только потом заметил, что она тоже держит меч. Направленный на него.

— Джори, не смей.

Лицо ее было испачкано грязью, на которой белели дорожки слез, но темно-серые глаза горели таким же огнем, как пятнадцать лет назад. Клинок в ее руках был маленьким, вдвое меньше, чем у него, но Джори и помыслить не мог скрестить с ней оружие. Теперь он точно ее узнал.

— Миледи, — попытался объяснить Джори, опуская меч, — лютоволк — жуткий зверь! Ради вашей безопасности, отойдите от него…