— Неплохо, — широко улыбаясь, сообщил он, продолжая пристально наблюдать за каждым движением врага, — для толстяка, привыкшего сражаться с вином и мясом, сидя на железном стуле. Скажи, когда последний раз ты бился с вооруженным противником лицом к лицу, это было на Трезубце с Рейгаром Таргариеном?

— Шелудивый пес! — голос из-под шлема прозвучал глухо и гулко. — Ты сдохнешь, как он!

— Не в этот раз.

Они обменялись еще парой ударов, не причинив друг другу серьезного вреда. Манс снова успел увернуться, так что шипастый молот лишь вскользь задел оплечье, но сам так и не смог добраться до уязвимого места в королевском панцире, оставив взамен зазубрину на черном с золотом щите. Наверное, со стороны их поединок выглядел, как изящный танец верхом на лошадях, но Манс знал, что вечно так продолжаться не может. Они неминуемо устанут. И проиграет тот, кто устанет первым. Проиграет и умрет.

Сделав обманный маневр, Манс попытался уколоть в сочленение доспехов, но тут совсем рядом просвистела стрела, лошадь дернулась в сторону, и момент был упущен.

Манс выровнял лошадь, похлопал ее по шее. Плечо болело, удар, даже пришедшийся вскользь, был сильным. Баратеон же не выказывал ни малейших признаков усталости, хотя двигался медленнее, по причине огромного роста и внушительной толщины. Но, может быть, если его достаточно разозлить, то он откроется сам. И у Манса было, чем его разозлить.

— У меня с Рейгаром больше общего, чем ты думаешь. Нас обоих любила одна женщина. Та самая, что не любила тебя. — Из-под забрала на него был устремлен взгляд налитых кровью глаз, по тяжести готовый соперничать с ударом шипастого молота. — Хочешь знать ее имя?

По угрожающему пыхтению, доносившемуся из-под забрала, и по тому, что Баратеон не спешил нанести следующий удар, Манс понял, что завладел его вниманием.

— Лианна Старк. И она моя жена.

Роберт оглушительно взревел, как смертельно раненый мамонт. От этого рева шарахнулись люди и кони, находившиеся поблизости, но Манс был наготове и удержал свою лошадь.

— Лжешь, собака! А если ты воспользовался ее беспомощностью, пока она была у вас в плену, я отрежу тебе голову и подарю ей!

— Твоя голова ее обрадует больше.

Баратеон вновь воздел свой молот, и на этот раз, вместо того чтобы попытаться уйти из-под удара, Манс направил лошадь прямо на него, целя в незащищенную доспехом подмышку. Вложив в удар всю свою силу, он глубоко вонзил в тело клинок. И тут же понял, что меч застрял, и он не сможет вытащить его обратно, прежде чем на него неотвратимо опустится огромный шипастый молот. Он выпустил рукоять и скатился с седла.

От сильного удара о землю из него на мгновение выбило дух. В следующий миг он пришел в себя, слабо подивившись тому, что жив и, похоже, даже не ранен. Рядом слабо хрипела в агонии принявшая предназначавшийся ему удар лошадь, под которую он чудом не попал. Тут же валялся окровавленный молот. С трудом поднявшись на ноги, Манс поискал взглядом его хозяина.

Баратеон клонился вниз, но все еще умудрялся держаться в седле. Руками в латных перчатках он пытался вытащить из раны меч, раскачивался и глухо, утробно ревел. Со стороны южан раздались крики:

— Король! Король ранен! — и несколько всадников бросились на помощь, но вокруг Манса было еще достаточно своих воинов, чтобы их задержать. Лошадь первого расстреляли из луков моржовые люди, и всадник выпал из седла, на остальных набросились с топорами тенны. Дальше Манс смотреть не стал. Он подошел к Баратеону, взялся обеими руками за рукоять меча и с силой дернул на себя, высвобождая клинок. На черный с золотом панцирь хлынула кровь. Еще мгновение Баратеон прямо смотрел перед собой, а потом его тело сползло с коня и с глухим стуком свалилось вниз. Манс ногой перевернул его на спину, высоко поднял меч и ударил в щель под забралом.

3.

Когда Манс выдернул меч, руки его слегка дрожали. Но он не мог позволить себе расслабиться.

— Король поклонщиков мертв! — закричал он что было сил, и его крик подхватили голоса вольных людей вокруг.

— Король погиб! — эхом отозвались их враги. Несколько рыцарей направили коней к Мансу, и группа рогоногих кинулась им наперехват, давая ему мгновения передышки. Манс бросил взгляд по сторонам. Южанами сейчас двигала жажда мести, но если отразить их атаку мгновенно и слаженно, то надолго их воодушевления не хватит.

Над полем боя стоял страшный гул. Боевые кличи смешивались со стонами и проклятиями раненых и громким ржанием потерявших всадников лошадей. Тела, облаченные в железо, кожу и меха, устилали землю, раскисшую от подтаявшего снега и впитавшейся крови.

Черный жеребец Роберта беспокойно переступал с ноги на ногу и прядал ушами, но пока не сбежал. Сбруя его была инкрустирована драгоценными камнями, запылившимися во время битвы, но еще не полностью утратившими блеск. Прельстившись ими, к ней уже подбирался мальчишка-рогоногий, и Манс ухватил его за воротник, не дожидаясь, пока тот попытается снять седло или уздечку, получив при этом копытом в лоб.

— Беги к Тормунду, — велел он отрывисто, — скажи, чтобы переходил на эту сторону Стены со своими людьми. Если мы навалимся на них сейчас со всей нашей силой, то победим. Запомнил?

Мальчишка истово закивал.

— Тогда почему ты еще здесь? — Манс хлопнул его по спине и проследил, как тот, сверкая мозолистыми, похожими на копытца, пятками, бежит к Черному замку, лавируя среди пеших и конных, а потом шагнул к королевскому жеребцу. Тот отпрянул в сторону, беспокойно кося на него глазом.

— Тише, Черныш. — Клички жеребца Манс не знал, да это и не имело значения. Придется ему привыкать к новой. — Я тебя не обижу. Знаю, ты привык носить короля, но я ведь, знаешь, тоже король. Думаю, мы с тобой подружимся.

Он сделал еще шаг, надеясь, что звук его голоса подействовал успокаивающе, протянул руку и погладил лоб жеребца. Тот ощутимо дрожал, но с места больше не двигался. Продолжая тихо говорить, Манс приласкал шею коня, почесал за ушами и, почувствовав, что тот окончательно присмирел, забрался в седло и вытащил меч. В этот миг его дернули сзади за плащ.

Манс еле удержал руку с мечом, увидев у стремени мальчишку-рогоногого.

— Ты уже вернулся? Так быстро? Тормунд уже идет?

Мальчишка отчаянно замотал головой.

— Я его не видел. Там не пройти, — залопотал он.

Манс понимал наречия всех племен, живших за Стеной, но сейчас ему показалось, что мальчишка говорит на незнакомом языке.

— Почему?! — вскричал он. — Тебе так сложно было пройти в открытые ворота?

— Они закрыты. — На сморщенном лице мальчишки смешались горе и страх. — Там вороны… они напали сзади и с верха Стены.

Манс обернулся и выругался сквозь зубы. До Стены было далеко, но даже отсюда он заметил хаос, возникший в задних рядах его войска, там, где, в основном, были самые слабые воины, а также женщины и дети. Среди них будто из-под земли возник отряд разведчиков в черных кольчугах, полушлемах и плащах, вселяя панику. Еще один отряд — тонкая шеренга — возник на самом краю Стены, осыпая стрелами любого, кто пытался пробиться к воротам. Путь назад был отрезан. Около двух тысяч вольных людей, среди которых были Тормунд и его отряд, остались с той стороны.

Каким образом дозорным удалось пробраться им в тыл, Манс не знал, но догадывался, что в их числе могли быть выжившие разведчики из Черного замка, которые знали здесь все потайные ходы куда лучше вороны, слетевшей с Сумеречной Башни. Неужто это те мальчишки, которых он отпустил?.. «Надо было их убить». Мысль была какой-то чужой, и от нее горько кривились губы.

— Неважно, — бросил он. — Все равно мы не собирались отступать. Справимся и без Тормунда.

Паника еще не добралась до передних рядов. Вольный народ рубился с закованными в доспехи поклонщиками, пешими и конными, и теснил их к дальним холмам. Надежда еще не умерла.

— Король поклонщиков мертв! Мы побеждаем! — снова заорал Манс, привстав на стременах и высоко вздернув меч. — Вперед, вольные люди! За нашу жизнь и свободу!