Он знал, какую ошибку совершил, как беспомощен и бесполезен оказался в решающий момент, что его любимой самой пришлось спасать его жалкую жизнь. Заврагин чувствовал, что навсегда запомнит этот роковой день и никогда не простит себе то, что практически стал причиной смерти собственной любимой.

— Я так виноват. Ты всегда была для меня самым дорогим человеком. Ты даже не представляешь насколько. Лучше бы этот урод, этот ублюдок, этот мерзкий бесчеловечный монстр, убил меня вместо тебя, Лилиана, — продолжал говорить Климент.

Слова военного эхом разносились по всей комнате так, что каждая его фраза была слышна даже на коридоре. Краем уха уловив то, что произнёс Климент, Лёша невольно так сильно сжал здоровое запястье Розы, что та вскрикнула от боли и удивлённо посмотрела на полицейского.

— Не надо, Климент… — попыталась успокоить его Наумова, — Всё хорошо, всем будет лучше без меня, — девушка искренне была уверенна в том, что её слова являлись истиной.

Лилиана через многое прошла. Её ненавидели, боялись, избегали. Люди придумывали всякие истории про Наумову и её родителей. Для всех она была лишь дочерью врагов народа, человеком, которому следовало показать, как сильно выжившие ненавидели её родителей. Отчего впечатление, что все поголовно рады несчастьям Лилианы, не покидало её. И девушка постоянно жила с мыслью, что окружающие в любой момент счастливы были избавиться от дочери одного из учёных, погубившего планету и женщины убившей царскую семью, как от горького напоминания прошлого. От чего в собственном спасении Наумова никак не могла разглядеть пользу для кого-то ещё, кроме неё самой. А потому думала, что от её гибели всем станет только легче.

— Нет, не лучше! — мгновенно возразил ей Заврагин, — Мне наплевать на то, что сделали твои родители, мне наплевать на то, что говорят и думают окружающие, мне наплевать на всё. Лилиана, я люблю тебя, всегда любил и буду любить. Ты всё для меня, — пусть девушка не верила в то, что хоть кто-то на этой планете ценил её по настоящему, но в данный момент Климент говорил от чистого сердца.

Военному было всё равно, что натворили Влад и Беатриса, его не волновало общественное мнение, потому что он и только он знал Наумову настоящую. Видел Лилиану не через призму грехов её родителей, а саму по себе. Добрую и милую, любящую Клоникс и желающую спасти жителей. Только он знал, как отчаянно она старалась на каждой зачистке загладить вину отца и матери, как по-доброму относилась к спасённым людям, о чём мечтала и к чему стремилась. Только Климент понимал Наумову до конца, хоть она сама и не осознавала этого. И только для него девушка не была «монстром», потомком ещё больших «монстров», коей стала в глазах всех прочих жителей планеты. Только он любил Наумову по-настоящему. И только для него, смерть Лилианы не была безразлична. Отчего, невзирая на весь мужественный характер Климента, по его щекам сейчас невольно лились слёзы, капая на ладонь девушки, которую он всё ещё прижимал к лицу. Внимательно выслушав то, что говорил ей напарник, Наумова легко улыбнулась. Края её губ чуть приподнялись вверх от умиления всем услышанным, и умирающая попыталась ответить.

— Я… Я тоже всегда любила тебя, — запинаясь от боли, которая мешала ей свободно дышать, наконец-то призналась Наумова.

Стараясь изо всех сил, девушка аккуратно убрала слезу с лица Заврагина той самой рукой, которой касалась его, а затем, насколько это вообще было возможно, крепко сжала ладонь Климента. Проделав ту же манипуляция со своими пальцами, Заврагин быстро наклонился и поцеловал Лилиану в губы. Он всегда мечтал о том, что когда-нибудь этот момент наступит, но никогда не думал, что случиться это при таких печальных обстоятельствах. Прошло ещё пару минут, прежде чем соприкосновение их губ было разорвано, и парень заговорил вновь.

— Как жаль, что я так поздно сказал тебе об этом, — в его голосе читались боль и досада, разочарование на самого себя и сожаление.

— Ни о чём не жалей, я вполне счастлива, — говоря эти слова, девушка старалась искренне улыбаться, превозмогая боль, — К тому же, я всегда буду жить в твоём сердце и оберегать тебя.

Произнеся эту фразу, Наумова повернулась в сторону выхода из палаты и тихо позвала:

— Роза… — с её губ слетело лишь это единственное слово.

Впервые Лилиана назвала Малиновскую не принцесса, или как-то ещё, при этом ярко выражающее свою неприязнь, а просто по имени.

— Подойди, я хочу спросить… — с каждой минутой жизненные силы покидали девушку, и она говорила всё тише и тише.

Высвободив свою руку из цепкого захвата Лёши, Кобра поспешно приблизилась к Наумовой, ощутив как её сдавленные до этого пальцы вновь обретают чувствительность.

— Зачем… — всё так же запинаясь, продолжила говорить Лилиана, — Зачем ты позволила мне выжить после того, как я напала на тебя?

Роза не подозревала, о чём хотела спросить её умирающая, но ответ на эту фразу пришёл ей в голову быстро и сам собой.

— Мы обе не виноваты в том, что совершили наши родители, — достаточно серьёзно произнесла Кобра и легко коснулась рукой плеча Лилианы, жестом выразив одобрение её прошлых слов.

Не ожидав подобного, Наумова с улыбкой охарактеризовала наследницу:

— Ты, всё же, не нормальная, — тяжело откашлявшись, девушка протянула руку к конечности Малиновской и, взяв её кисть своими пальцами, аккуратно убрала с собственного плеча.

Она готовилась, готовилась к тому, чтобы сказать слова, что никогда не собиралась произносить.

— Вы будите достойной царицей своего народа, ваше высочество, — Лилиана не лукавила, она, пожалуй, впервые столкнулась с ещё одним человеком, который судил её не за то, кем были её родители, а за то, кем являлась девушка сама по себе.

Тем более, что человек этот был из царской семьи, из-за которой собственно и разрушилась вся жизнь Наумовой. Что-что, а понимания от дочери погибших по вине её матери правителей она никак не ожидала. Военная всегда думала, что новая принцесса окажется под стать своим подданным, злая, мстительная, безжалостная, но Роза вовсе не была такой. Она проявляла понимание даже к своим врагам, от чего значительно выросла в глазах Лилианы за время прошедшее после их последнего боя. И теперь она уже готова была верить в то, что эта хрупкая девушка могла спасти Клоникс и по-настоящему стать будущим для всей планеты. Как бы в подтверждение собственным словам, Наумова слегка опустила голову, изобразив уважительный поклон. Её слова и действия означали то, что только сейчас она действительно признала Малиновскую своей царицей и была готова служить ей до самого конца. Покончив с признаниями относящимися к правительнице, Лилиана вновь развернула голову в сторону Климента и изрекла последнюю фразу, на которую всё ещё хватало её сил:

— Я всегда буду с тобой.

Прощальные слава адресованные любимому прозвучали красиво, и несчастная девушка с достоинством покинула этот мир. Навсегда закрыв глаза, тело Наумовой ослабло и, поддавшись силе притяжения, откинулось на твёрдую поверхность операционного стола. Пальцы Наумовой, которые до сих пор сжимали кисти Климента и Розы, разжались. Лишь спустя мгновение сообразив, что Лилиана точно умерла, Заврагин в истерике разрыдался полностью склонившись к любимой. А Роза, всё ещё находящаяся рядом с парой, аккуратно положила руку Наумовой ей на живот и отошла от операционного стола, оставив военного наедине с его горем, понимая, что парню в данный момент это было просто необходимо. Слёзы лились по щекам воровки, она тоже сожалела о гибели Наумовой, пусть не так явно и сильно, как Заврагин, но всё же. Быстро преодолев расстояние разделявшее её со входом в палату, Кобра подошла к полицейскому. Миновав Лёшу у двери, при этом ничего не произнеся, девушка проследовала дальше. Удивлённый тем, что Роза проигнорировала его, полицейский попытался остановить её.

— Ты куда? — тут же задал интересовавший его вопрос он.

— На следующую зачистку, с другой командой. У меня нет времени прохлаждаться здесь, — остановившись и на половину обернувшись, пояснила Малиновская, будто и вовсе позабыв о том, что она всё ещё была ранена.