Девяностые На улице давно уже зима, Замёрзли окна – ничего не видно, А за окном великая страна Почти что голая, но ей уже не стыдно. Ей встретилось обычное жульё, Польстилась на хвалу и обещанья, И оценив заморское тряпьё Уселась в карты поиграть на раздеванье. Игра идёт, ты выигрыша ждёшь, Партнёры руки трут – попалась птичка, Ты увлеклась, и вот уже несёшь Из дома всё, как мать-алкоголичка. Ты вся в игре, забыла про детей, Они хворают и давно не ели. Ты возвращайся матушка скорей, На улице холодные метели. Приди домой и печку растопи, Чтоб дом наполнился уютом и любовью, А игры грязные возьми и прекрати, Ведь ты не раз расплачивалась кровью. Детишки ждут и любят свою мать, Верни несчастным доброту и ласку, А перед тем, как уложить их спать Ты расскажи какую-нибудь сказку. Но из игры не выйти просто так, Давали форы – пробуй отыграться, Попала ты, голубушка, впросак, А в этом нелегко себе признаться. Растащили, разворовали Растащили, разворовали, Растоптали, сожрали, продали, По частям, по крупицам, по крохам. Мне плохо. Обманули друг друга, кинули, Дни морального кодекса сгинули, Стал богатым какой-то пройдоха. Мне плохо. Где любовь, где надежда, где вера? Наступила другая эра – Эра жуткого переполоха. Мне плохо. Потеряли всякую меру, Отравили всю атмосферу, Я слабею от каждого вдоха. Мне плохо. Сколько можно, мне надоело, Всё заклинило, заржавело, Я закрою глаза и уши – Мне лучше. Я уже не такой сердобольный, Вот ещё один выстрел. Контрольный. Что сочувствовать глупому лоху – Мне по……. Немного влево Немного влево – металлическая сеть Немного вправо – плетью по спине, Но так и рвётся головой под эту плеть, Тот бес, который заключён во мне. Так нелегко ужиться нам вдвоём, А оболочка стала так тонка, Мы в разные с ним стороны идём, Хотя и по одной прямой пока. Он рвётся к свету, он неумолим, Он презирает грязь и нищету, Но движемся мы рядом вместе с ним, И движемся мы прямо в темноту. Мы скованы, но рвётся эта цепь, Я здорово уже отяжелел, А он уже на старте, чтоб взлететь, И я ему желаю, чтоб взлетел. Он рвёт наш общий, на двоих мотор, Он не желает прибыть на поклон Земле, в которой с некоторых пор Не стоит уважения закон. Уже давно поблекли краски
Уже давно поблекли краски Моих мечтаний и надежд, И до сих пор всё те же маски На лицах сытеньких невежд. Так и бредём в густом тумане, Никто не ведает к чему, В грязи, в упрёках и в обмане, Не вместе, а по одному. И этикетками оттуда Прикрыв стыдливо наготу Пытаемся поверить в чудо, Что покоряем высоту. Детишкам с жаром объясняем Кого любить и уважать. Больную совесть усыпляем, Чтобы не больно было врать. Ночуем мы в шершавых стенах, Едим привычно свой паёк, Тоскуем о давнишних ценах И пьём паршивенький чаёк. Мы не поём народных песен, Ослаб наш пламенный мотор, Стекли былые интересы, Как вешняя водичка с гор. И жизнь проходит где-то рядом, День для работы, ночь для сна… А в стёкла смотрит тёплым взглядом К нам вновь пришедшая весна. Как было хорошо Как было хорошо, когда весна Погожим утром к нам в окно вливалась И комната мгновенно наполнялась Какой-то радостью, и жизнь в себе несла Особый смысл и всякие загадки, И мы решали их, и всё так было гладко. Так было хорошо, была весна. Хранит в себе всё это наша память: Деревья были выше, зеленее, И люди были вроде бы добрее, И у костра гораздо жарче пламя. Мы независимо судьбу свою творили, Мы обо всём друг другу говорили, Кому-то горькой правдой сердце раня. Тогда, весной мы чувства испытали В которых было нелегко признаться, Душа была готова разорваться, И мы тогда, как ангелы летали, И было всё под силу нам тогда, Не знали мы, что горе и беда Возможно где-то нас подстерегали. Так много дней прошло и осень наступила, Воды уже так много утекло, И свет не тот, и мутное стекло, И комната так много накопила Разгадок тайн, разбросанных по полкам, Известно всё, но мы не знаем толком, Что было, и зачем всё это было… Ах, лучше бы всегда была весна. Этапы перестройки Жизнь всё непонятней и трудней, Всё вокруг исчезло, как во сне, Ну, дождались люди светлых дней, Хорошо, что хоть штаны на мне. Дети утром просят молока, Те, что младше знали только грудь. У кого поднимется рука Предложить им продолжать наш путь. За окном кипит двадцатый век, Где-то есть конфеты – сто сортов. Как звучало гордо – человек, А сейчас лишь масса жадных ртов. Хочется, к примеру, сладкий чай, А на хлеб колбаски положить, Сахару пришлось сказать: прощай, Колбаса желала долго жить. А про хлеб не буду говорить – Смех и слёзы – не хватает всем. Попытались люди больше пить, Но и тут прибавилось проблем. Как коровы в стойле мы молчим, Челюсть так и просится жевать. Мы наверно скоро замычим, Сами молоко начнём давать. |
