У него за спиной негромко переговаривались, а он отсчитывал минуты до нового сообщения. Когда экран мгновенно заполнился символами, он на секунду возликовал, а потом раздраженно зашипел.

– Это какая-то тарабарщина. Просто сплошная чушь. С чего он?..

– Погоди, погоди! – оборвала его Лейн. – Это просто другой сигнал, вот и все. «Гильгамеш» сопоставил код с чем-то у тебя в архивах, старина. Это… Ха! Это аудио. Это речь.

Все снова замолчали. Холстен обвел взглядом тесное помещение, заполненное лысыми мужчинами и женщинами: все они выглядели далеко не здоровыми, их всех еще трясло от постэффектов невероятно долгого стазиса, им всем не удавалось справиться с новостями и эмоциональной травмой, вызванной текущей ситуацией. «Честно, даже не знаю, кто из них хотя бы продолжает следить за происходящим».

– Возможно, это по-прежнему автоматизированный… – начал было он, но замолчал, не находя в себе сил даже продолжить дискуссию.

– Так. «Гильгамеш» сделал все возможное для дешифровки на основе фрагментов из архива, – доложила Лейн. – Все хотят это услышать?

– Да, – принял решение Гюин.

То, что донеслось до них из корабельных динамиков, было отвратительно: искаженная, полная помех мешанина, в которой еле угадывался женский голос. Из шумов вырывались только отдельные слова – слова на языке, который мог понять один только Холстен. Холстен наблюдал за лицом командира, потому что он-то прекрасно знал, что они получали, – и поймал мимолетную гримасу ярости, с которой Гюин быстро справился. «Ох, это нехорошо».

– Мейсон, переводи.

– Дай мне время. И если это можно немного почистить, Лейн?..

– Уже пытаюсь, – проворчала она.

У них за спиной осторожно начали строить предположения остальные. Что именно говорило? Было ли это просто автоматизированное послание, или… Вайтес размышляла насчет якобы существовавших в Старой Империи разумных машин: не просто сложных автономных устройств вроде «Гильгамеша», а таких, которые способны были думать и взаимодействовать, словно люди. Или даже лучше, чем люди.

Холстен сгорбился над своим пультом, надев наушники, слушая постепенно улучшающиеся варианты, которые вычищала для него Лейн. Сначала ему удавалось разобрать только отдельные слова, замедляя передачу так, чтобы можно было сосредоточиться на маленьких отрывках, и при этом стараясь привыкнуть к совершенно неожиданной интонации и строю речи. К тому же тут было немало помех: странное, непоследовательное усиление и затухание шумов, которое вмешивалось в само послание.

– Я ввел дрон в атмосферу, – неожиданно объявил Карст. О нем уже почти забыли, а он тем временем управлял своим единственным уцелевшим дистанционником, не зная, пройдет ли очередное исправление траектории вовремя, не допустив его разрушения. Убедившись, что добился внимания большинства присутствующих, он добавил: – Кто хочет посмотреть на наш новый дом?

Изображения с дрона были зернистыми и искаженными: сделанные с огромной высоты съемки мира настолько зеленого, что один из ученых даже спросил, не подкрашена ли картинка.

– Вы видите именно то, что видит дрон, – заверил их Карст.

– Какая красота! – сказал кто-то.

Большинство просто молча смотрели. Это было за пределами их опыта и их ожиданий. Земля, которую они помнили, выглядела совсем не так. Подобные растительные взрывы были подавлены еще в доледниковые годы и после токсичного таяния не возобновились. Они прилетели с планеты, которая была неизмеримо беднее этой.

– Хорошо. – Разговоры у Холстена за спиной сначала были шумным обсуждением, но успели утомленно стихнуть к тому моменту, когда он справился с новой передачей. – Перевод готов.

Он отправил его им на экраны:

«Сторожевое обиталище Брин Два получило ваш запрос о помощи. В настоящий момент вы находитесь на курсе, который приведет вас к карантинной планете, и любое вмешательство в экологию планеты не будет допущено. Просьба предоставить все детали вашей чрезвычайной ситуации, чтобы системы обиталища могли провести анализ и дать рекомендации. Любое вмешательство в мир Керн встретит мгновенный ответ. Вам запрещены все контакты с данной планетой».

– Ну, это мы посмотрим! – заявил Карст. – Значит, про последний дрон он не знает. Я разместил его так, чтобы между ним и этой штукой всегда находилась планета.

Мейсон продолжал прокручивать послание, пытаясь понять, что за помехи в него вплетаются. Как и в случае сигнала бедствия, создавалось впечатление, что к сигналу спутника прицепилось еще одно сообщение.

– А он продолжает посылать сигнал к планете? – спросил он у Лейн.

– Да, но я ввела на это поправку. Тебе не должен был…

– Мир Керн? – заметила Вайтес. – Это название?

– «Керн» и «Брин» это сочетания звуков, – признался Холстен. – Если это слова, то их в моих словарных файлах нет. Что отвечать?

– Он поймет, если мы к нему обратимся? – настойчиво спросил Гюин.

– Я отправлю зашифрованное сообщение, как и раньше, – ответил ему Холстен. – Я… Что бы это ни было, оно не говорит на Имперском С именно так, как считалось в учебниках. Другой акцент, возможно – другая культура. Не думаю, что я смогу говорить достаточно хорошо, чтобы меня должным образом поняли.

– Отправляй вот это.

Гюин передал Холстену текст для перевода и шифровки.

«Мы – корабль-ковчег «Гильгамеш» с пятьюстами тысячами человек в стазисе. Нам крайне необходимо установить свое присутствие на твоей планете. Это – вопрос выживания человечества как вида. Нам необходима твоя помощь в сохранении нашего груза».

– Это не сработает.

Холстену показалось, что Гюин получил от спутника какое-то другое послание, потому что, на его взгляд, это не было должным ответом. Тем не менее он его отправил и вернулся к прослушиванию предыдущей трансляции, поручив Лейн попытаться выделить дополнительный сигнал, найти в нем нечто, поддающееся пониманию. И тут внезапно он начал его слышать, ловя между словами, – и неподвижно застыл, вцепившись в свой пульт, когда до него дошел смысл.

«Сторожевое обиталище Брин Два получило ваш запрос о помощи. В настоящий момент вы находитесь на курсе, который приведет вас к карантинной планете, и любое вмешательство в эту планету не будет допущено. Просьба предоставить все детали вашей чрезвычайной ситуации, чтобы системы обиталища могли провести анализ и дать рекомендации. Любое вмешательство в мир Керн встретит мгновенный ответ. Вам запрещены все контакты с данной планетой».

«Холодно как холодно как долго жду почему они не прилетают неужели их всех действительно не стало от дома ничего не осталось такой холодный гроб холодный гроб ничего не помогает ничего не помогает ничего не осталось Элиза Элиза Элиза почему ты мне не отвечаешь поговори со мной прекрати мои муки скажи что они прилетят и разбудят меня согреют от этого холода так холодно так холодно так холодно так холодно так холодно холодно холодно холодно».

– Э… – Мейсон резко отодвинул свое кресло назад, но тот голос продолжал нудеть и хрипеть у него в наушниках: совершенно тот же голос, что и в официально-деловитом главном сообщении, но искаженный жутким отчаянием. – Кажется, у нас проблема…

– Пришло новое сообщение, – объявила Лейн остальным, вопрошающим, что хотел сказать Холстен.

– Что мне делать с дроном? – вмешался Карст.

– Пока ничего. Скажи, чтобы он закрылся от связи с обиталищем, – проинструктировал его Гюин. – Мейсон…

Но Холстен уже занимался новым сообщением. Оно оказалось гораздо более коротким и резким, но одно слово застряло у него в голове. «Обиталище» – я так это перевел. Неужели древние имели в виду именно это? Не могли же они предназначить его для того, чтобы кто-то в нем жил! Двадцать метров в диаметре, неизвестно сколько тысячелетий? Нет, не может такого…»

– Он спрашивает, хотим ли мы говорить с Элизой, – выдавил он.

Естественно, кто-то не мог не спросить:

– А кто это – Элиза? – хотя никто из присутствующих на этот вопрос ответить не мог.