– Нет.

– Вы не находите Кити красивой? – продолжала цыганка.

Её собеседник отрицательно покачал головой:

– Она довольно красива, как и большинство присутствующих здесь дам. Но я выделил её из толпы лишь потому, что она не танцевала.

– Я тоже не танцевала, но вы не обратили своего внимания на меня…

Женщина взглянула на него с загадочной улыбкой:

– Простите, что отвлекла вас. Когда будете танцевать с Кити, передавайте ей от меня привет. И… Ещё, Щербатский, тут насчёт Соловья баронесса затеяла пари… Лучше бы вам нарядиться кем-то другим…

Мари ещё раз широко улыбнулась собеседнику и, повернувшись, двинулась от него прочь.

– Чёрт! Чёрт! – это было произнесено князем уже в свете услышанного им. Он вдруг на секунду забылся. Но тут он обратил внимание, что добрая половина присутствующих с неподдельным интересом рассматривает его. Щербатский, нахмурившись, поспешил покинуть зал.

***

Как и предполагал Влад, практически все присутствующие мужчины, не выделяясь полётом и оригинальностью мыслей, все как один в этот вечер примерили на себя образ «Титулованного Соловья». Бальный зал был заполнен тёмными фигурами, облачёнными в чёрные плащи и полумаски, подобные костюму Соловья. Это было довольно банально, просто и в то же время узнаваемо – лучший вариант мужского костюма придумать было невозможно. Влад всегда подозревал, что его друг – гений. Теперь он в этом убедился, оставалось только найти нужного ему Соловья и попытаться спасти его шкуру.

Договорившись встретиться в парке на территории поместья, Влад, добравшись до условленного места и опасаясь быть неузнанным другом, одним движением сорвал маску и стал прислушиваться к ночной тишине, пытаясь уловить шорохи или звуки приближающихся шагов. Князю было на руку то, что Кити и Мари задержала баронесса, не позволив женщинам увязаться за ним. Это, можно сказать, был подарок судьбы.

Вскоре князь услышал, что к нему кто-то неспешно приближался, осторожно ступая в ночной темноте. Князь коротко и приглушённо свистнул. В ответ раздался точно такой же свист, а затем в тишине ночного парка зазвучала тихая трель соловья. Влад тут же направился на голос друга, искусно имитирующего песнь птицы.

Пробравшись сквозь тернистые заросли, Влад громко чертыхнулся, зацепившись своим плащом за торчащий острый сук.

– Твою ругань слышно за километр, Влад, – донёсся до князя голос из темноты, прежде чем он смог увидеть выступившую ему навстречу высокую фигуру, укутанную в чёрный плащ.

– Это ты Вольф? Твою ж… Я, кажется, изорвал свой плащ в клочья, – не дождавшись ответа на поставленный вопрос, продолжил князь.

– Я одолжу тебе свой, – не в силах сдерживать широкую улыбку, обнял старого приятеля Щербатский.

– Я тоже рад, Вольф, но готов поклясться, у тебя неприятности. Так?

– Всё верно, всё верно, Влад. Но я не уверен, что хочу втягивать тебя в это.

– Ты мне по порядку всё объясни, а я сам решу, ввязываться мне в это или нет. Когда ты вернулся?

– Две недели назад.

– Ты две недели в городе и не сообщил? – удивился Влад.

– Я не мог тогда решить, как безопасно это сделать…

– За тобой давно следят?

– С того самого момента, как я, преодолев границы Турции, оказался в России.

– Кто следит, турки? – догадался Влад.

– Ты мыслишь в верном направлении, но не только они.

– Так тебя, значит, обложили со всех сторон?

– Вернее не скажешь… – с какой-то потаённой злобой ответил Вольф и, откинув плащ, опустился на скамью.

– Не тяни… – волевым голосом поторопил его Влад и присел рядом.

Щербатский, стянув с лица маску, долгим и пристальным взглядом посмотрел на друга. Он знал, что может доверять Владу. Он тысячу раз доверял ему свою жизнь и никогда бы сам не позволил подставить под удар жизнь и благополучие человека, который сейчас сидел напротив. Тем более благополучие его семьи.

– Пообещай мне, что твоя дочь ни о чём не узнает и…

– Обещаю, – прервал Щербатского Влад, прежде чем тот успел договорить.

Щербатский быстро и чётко начал излагать суть дела:

– Как ты знаешь, в Гурии давно стало нарастать недовольство русским правлением. Введение новых налогов, реформы, а в последнее время стали распространяться слухи о том, что гурийских крестьян будут призывать на службу в русскую армию. А Гурия – это земля людей особо храбрых и вспыльчивых…

– Гурийцы умны и образованны, они и вправду народ храбрый и верный данному слову… – подхватил князь.

– Но крайне горячие и раздражительные, – продолжил Щербатский, – вспыхнуло народное восстание, в котором участвовали не только крестьяне, но и дворяне, и даже князья. Несмотря на то что серьёзных восстаний в регионе не происходило, в Гурии продолжали кое-где действовать пирали9.

– Беглые. Мы так называли местных разбойников, и так же называли дезертиров из османской армии, прятавшихся в гурийских горах. Но пирали всегда соблюдали своеобразный кодекс чести – они не грабили бедных, не убивали беззащитных.… Да, они были, мягко выражаясь, не сторонниками империалистической России, но…

– Так было… Но теперь, как ты выражаешься, империалистическая Россия для всех кавказских народов – это «тюрьма», чьи обширные просторы полны крестьянскими восстаниями и виселицами! – со злостью и нескрываемой ненавистью прошипел Щербатский.

Князь задумчиво глядел на друга:

– Не хочешь же ты сказать…– начал было князь, но слово «предатель» по отношению к другу он не посмел произнести.

Влад выразился по-иному:

– …Ты пополнил ряды горцев? – тяжело произнёс он.

Вольф, поднявшись со своего места и выпрямившись во весь свой внушительный рост, тихо и спокойно произнёс:

– Я никогда не предавал свою Родину и своего царя. И не буду предателем, что бы ни произошло, Влад. Именно поэтому я здесь.

В свою очередь князь тоже поднялся и, не скрывая облегчения и даже радости, обнял старого приятеля.

Щербатский удивлённо спросил:

– Что тебя так обрадовало, пару минут назад ты был подобен грозовой туче? Ты рад, что я не предатель?

– Чертовски! Мне ужасно не хотелось бы придушить тебя и закопать в этом парке.

– И ты туда же? За моей головой охотятся турецкие наёмники и гурийские пирали. Ты решил к ним присоединиться?

– Я рад, что ты жив… – уже совершенно серьёзно сказал Влад. – И рад, что мой друг не предатель. Что же ты такого знаешь, что мешаешь всем и сразу?.. – поинтересовался князь.

– Нет, не скажу, Влад, – отрицательно покачал головой Щербатский, – я не рискну и твоей головой.

– Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я уже не понял, в чём тут дело… Собираешься в одиночку предотвратить покушение, Вольф?

– Чёрт, Влад! – выругался Щербатский.

– Для чего ты объявился Соловьём? – продолжил свои расспросы князь.

– Мне нужно выяснить, кто с нашей стороны оказывает им поддержку.

– Логично. Но…

Влад прервался на полуслове. Оба мужчины резко обернулись на звук хрустнувшей ветки.

– Пора расходиться, – почти беззвучно произнёс Влад, – сейчас же направляйся в Ольденбургское. Встретимся в гостевом домике завтра. Ты помнишь, где ключ?

Вольф кивнул и скрылся в ночной темноте.

Влад тоже поспешил покинуть парк, стараясь держаться в обход той стороны, откуда донёсся звук.

***

Кити шла по тёмному, заросшему парку, не ведая куда. Совершенно сбитая с толку и расстроенная, девушка, даже не чувствуя ночного холода, не замечала ничего вокруг.

«Как же это было возможно?!» – только и повторяла в своём уме растерянная Кити. Ноги у неё подкашивались, а сердце колотилось, как у испуганной птицы. Она хотела покинуть этот несправедливый мир, так ей стало тяжело на душе и обидно. Обидно за Анну после разговора с Анри… Обидно и за себя.

Анри Эварси, жених Анны, заметил Кити, когда та пробиралась за холодным шампанским для Мари и его будущей свекрови. Он тут же поспешил к ней, без труда узнав Кити по её манере держаться и дурной привычке постоянно озираться, будто выглядывая или ожидая кого-то.